Синтез (СИ) - "Токацин"

— «На место аварии прибыл Маркус Хойд, координатор сарматских территорий, представители Совета безопасности Солнечной Системы и Федеральной полиции Австралии. Хотя обстоятельства дела пока не разглашаются, уже известно, что выдвинуто три версии — взрыв, вызванный выделением рудничного газа, авария на сольвентном комбинате, вызвавшая выброс вещества с бурной реакцией и преднамеренный подрыв. Координатор сарматских территорий Маркус Хойд обещает лично проследить за спасательной операцией и ходом расследования. «Это крупнейшая диверсия, направленная против искусственнорождённых,» — заявил он, выступая на пресс-конференции. «Было бы легко списать происшедшее на естественные причины — рудничный газ, случайное обрушение кровли, грунтовые воды — но мы имеем дело со спланированной и подготовленной диверсией, проведённой так, чтобы число жертв достигло максимума. Она не должна остаться безнаказанной.» Совет безопасности Солнечной Системы не поддержал лидера сарматов — напротив, его представители считают, что рано делать выводы. «Мы стараемся всеми силами снизить напряжённость в отношениях между двумя расами,» — высказался один из них, пожелавший сохранить своё имя в тайне. «Преждевременные выводы и скоропалительные решения дадут новый повод для вражды. Сейчас мы не знаем, что случилось в Арбуде. Всё, что мы можем сделать на данный момент, — пытаться установить истину.» Это последние новости из Коцита на этот час. Мы будем держать вас в курсе всех происшествий…» На этом всё… А, нет, вот пришло обновление. Нашли мёртвого сармата во взлётном туннеле аэродрома.

— Когда они найдут последних, им даже печь не понадобится, — Линкен склонил голову. — Только пепел и вода… A-ah-hasu!

Он давно выпустил Кенена, и тот затерялся было среди сарматов, но теперь выглянул и, осмелев, вышел на видное место.

— Что скажешь ты, Джед? Выкопаются?

Гедимину захотелось дать учётчику затрещину, но, посмотрев в его потемневшие глаза, он удержался и коротко ответил:

— Нет. Не из-под этого завала.

«Восемь тысяч сарматов…» — он пытался представить себе их всех, собранных в одном месте, но воображение отказывало. «Восемь полных бараков. И если не уцелел ни один туннель, хотя бы для подачи кислорода…»

По бараку пронёсся гудок — сигнал утренней побудки прозвучал в положенное время, и филк-разносчик с тележкой заглянул в коридор и, оторопев, остановился на пороге.

— Заходи, — буркнул Линкен. — Пора на работу, тески. Будем ждать новых сообщений. Может, кому-то повезло.

Гедимин посмотрел на свёрток в своей руке — это был комбинезон — и вспомнил, что так и вышел в коридор неодетым. Досадливо сощурившись, он зашёл в комнату и едва не наступил на какие-то листки, валяющиеся под ногами. «Это ещё что?» — сармат подобрал их и удивлённо хмыкнул — это были распечатки фотографий, сделанные на плотной скирлиновой бумаге. На каждой было небольшое строение в один-два этажа — такие Гедимин изредка видел в фильмах. Ещё одна фотография была сделана внутри дома — на ней была комната с несколькими предметами мебели. Гедимин с удивлением разглядывал снимки, пока в дверь не заглянул Кенен.

— О, ты их нашёл, — пробормотал он, заметно смутившись. — Видимо, я обронил их, когда будил тебя. Отдай их, пожалуйста.

— Бери, — пожал плечами Гедимин. — Что это за строения?

— Дома свободных граждан, — усмехнулся Кенен. — Тебе какой-нибудь понравился?

— Слишком много лишних элементов, — буркнул ремонтник.

— Ах да, забыл, ты же у нас любитель ангаров и бараков, — учётчик, спрятав фотографии в карман, насмешливо хмыкнул и тут же выскользнул за дверь, хотя Гедимин не думал за ним гнаться — он до сих пор не оделся, а до утреннего глайдера оставалось совсем мало времени.

Между Хольгером, ведущим замеры, и группой сарматов, следящих за ним от входа в «красный отсек», был установлен временный защитный экран — но даже сквозь него неотрывный немигающий взгляд Гедимина, по-видимому, тревожил химика: он несколько раз передёрнул плечами и наконец, не выдержав, обернулся и жестом попросил ремонтника смотреть в другую сторону.

— Что там с датчиками? — шёпотом спросил Константин. — Ты за ними следишь?

— Ничего нового, — нехотя ответил Гедимин, стараясь не смотреть ни на Хольгера, ни на сканер в его руках. — Стержень не реагирует на сигма-излучение. Синтез идёт, но… скорее всего…

Он не успел договорить — защитное поле с тихим шелестом схлопнулось, выпустив наружу Хольгера. Сармат с надеждой взглянул на него, но химик покачал головой и показал ему экран смарта.

— Выработка — ноль целых двадцать три сотых. Ничем не могу помочь.

Гедимин качнул головой.

— Я не говорил, что можешь. Двадцать три сотых… Такая же, как в прошлый раз.

— И не такая уж низкая, — продолжил за него Константин. — При том, что сама конструкция не выглядит опасной. Не понимаю, почему бы тебе не прекратить эти нелепые поиски «качественного скачка» и не заменить все сферы и слойки именно такими стержнями? Ирренция стало бы больше, а мучений — меньше.

Гедимин ничего не ответил, но командир «научников», посмотрев ему в глаза, сам осёкся и жестом выгнал всех из «красного отсека». Хольгер, проходя мимо, тронул ремонтника за плечо, но тот никак не отозвался на прикосновение. Когда за Хольгером закрылась дверь, Гедимин подошёл к установке.

«Ничего не выходит. Так же, как и в прошлый раз,» — он провёл ладонью по кожуху. Сквозь пять слоёв защитного поля нельзя было ни обжечься, ни облучиться, и Гедимин слегка жалел об этом — возможно, боль прояснила бы мысли. «Что не так? Нужно время для разогрева? За два месяца выработка увеличилась. Возможно, если подождать ещё два…»

Он досадливо сощурился и дотронулся до сигма-излучателя. Пучок излучения должен был накрывать всю установку и, судя по данным на мониторе, именно это он и делал. Сигма-кванты проходили сквозь ирренций, обсидиан и плутоний, нигде не оставляя следов, не вызывая никакой реакции, — только красные волнистые разводы на защитном поле, и больше ничего. «Наверное, я никогда не узнаю, зачем они,» — думал Гедимин. «Даже в Лос-Аламосе ещё не докопались. А у меня нет и сотой части их оборудования. Не знаю, зачем я вообще в это полез…»

…В вестибюле «Новы», напротив входа в душевую, стоял Кенен и перехватывал всех сарматов, проходящих мимо с недостаточной скоростью. Некоторые шарахались от него или сердито фыркали, но из тех, кто остановился и подошёл, уже сформировалась небольшая группа. Гедимин, прячась за чужими спинами, хотел проскочить мимо, но Кенен будто его и дожидался.

— Эй, Джед! Подойди на пару секунд, — попросил он. — Отвлекись от реакторов. Я написал петицию…

Гедимин мигнул.

— Опять про выборы?

Сарматы, собравшиеся вокруг учётчика, переглянулись, кто-то хмыкнул. Кенен недовольно сощурился.

— Выборы — очень серьёзный вопрос, парни. Куда более серьёзный, чем эти ваши подводные гонки или споры о температуре в душевой. Но сегодня речь не о них. Двадцать шестого июля в Коците погибло восемь тысяч сарматов, и это списали на утечку сольвента и выбросы метана из угольных шахт. Если ты сегодня заглядывал в новости, ты мог увидеть, что больше об этом не пишут. Как будто погибло восемь тысяч подвальных крыс. Ты думаешь, это правильно?

Гедимин озадаченно посмотрел на него.

— Эти сарматы мертвы. Их не удалось спасти, — медленно проговорил он. — Уже всё равно, что пишут в мартышечьих новостях.

— Да нет, не всё равно, — покачал головой Кенен. — О своих сородичах мартышки не забыли бы так быстро. Ещё хуже, что мы о них уже забыли. А ведь это сарматы. С кем-то из них вы могли выйти из одного клонария или служить в одном дивизионе.

«Я не знаю, кто со мной служил,» — подумал Гедимин. «Хольгер и Домициан здесь. Остальные… Хорошо, если они живы.»

— Я написал обращение к Маркусу Хойду, — продолжал учётчик. — Пусть двадцать шестое июля объявят всесарматским днём траура. Если мы сами ни во что не ставим свои жизни — с чего ждать, что люди будут ценить их?!