Греховная погибель (ЛП) - Дженнингс Сайрита

— Пойдём с нами, — кричу я, перекрывая рёв потерянных душ. — Мы можем тебе помочь. Мы найдём другой способ.

Легион качает головой. В его остекленевших глазах меркнет ещё одна звезда.

— Другого способа нет. Я не могу изменить то, кто я. И этот мир никогда не будет в безопасности, пока я жив. — Он снова пытается сунуть лезвие мне в руки, отчаянно умоляя: — Сделай это. Убей. Пожалуйста. Убей меня.

Всё вокруг начинает тускнеть, будто нас окутывает кокон тьмы. Яростные ветры воют и хлещут, пытаясь разлучить нас. Я пытаюсь держаться, но души сильнее, чем я представляла. Я не могу сделать это в одиночку.

— Уберите её оттуда! — кричит Каин. Теперь он ближе, но его трудно расслышать сквозь завывающий аэродинамический туннель. Я не готова. Я никогда не буду готова попрощаться.

Легион гладит меня по щеке тыльной стороной ладони.

— Иден… — Одинокая слеза скатывается по его прекрасному лицу.

Меркнет последняя звезда. Ветер продолжает завывать. И опускается тьма.

— Живо! — ревёт Каин.

Сем7ёрка сокращают дистанцию, атакуя со всех сторон. Но слишком поздно. Слишком поздно для них вытаскивать Легиона из темноты. Слишком поздно для меня, чтобы вырваться из их лап. Убийцы-демоны не успевают приблизиться к ним даже на дюйм, как потерянные души посылают взрыв обжигающей энергии, чтобы отбросить их на несколько ярдов. Сем7ёрка снова на ногах через несколько секунд, мчась вперёд ещё быстрее, Я пытаюсь вырваться из рук Легиона, но они, похоже, намерены удержать меня, вероятно, чтобы наказать за обман.

— Пожалуйста, отпустите меня. Простите. — Мою ладонь покалывает, когда светящийся шар уже формируется.

— Такая хорошенькая, — насмехаются они неестественными голосами, от которых мурашки ползут по коже.

Сфера становится всё горячее, излучая святой свет. Я не хочу его использовать, но придётся.

— Чего вы хотите от меня? — Я не хочу знать, но нужно отвлечь их, чтобы Сем7ёрка нашла возможность подойти и схватить их, чтобы я могла…

Слишком поздно.

Всё происходит нечеловечески быстро, и я даже не могу поверить, что это вообще происходит. Но когда Сем7ёрка приближается, Легион отворачивается от меня. Я не видела, что они делали. Я даже не могла уловить движения. Но к моменту, когда я понимаю, что произошло, уже слишком поздно. Пути назад нет.

Вокруг меня раздаются крики, яростные, мучительные крики, но я слишком ошеломлена, чтобы издать хоть звук. Нет… Нет…

Тёмные глаза Джинна расширяются от ужаса, когда он смотрит, туда, где из его туловища торчит рукоять Искупителя. Затем медленно, как будто движение причиняет ему боль, поднимает голову, чтобы посмотреть в лицо тому, что когда-то было его братом, его лидером, его другом. А теперь ещё и его убийце.

Джинн, его прекрасная коричневая кожа становится пепельной, когда Искупитель вырывает жизнь из его тела, раскрывает бледные губы. И голосом с акцентом, который звучит как прекрасная мелодия, молчаливый демон произносит:

— И если он причинит тебе зло семь раз в день и семь раз скажет тебе: «Каюсь», то прости ему[3]. Я… прощаю тебя… брат.

Феникс с разъярённым лицом, залитым слезами, ловит своего друга сзади, спасая его от дальнейшей боли. Легион сломил их всех. Проклятые души навсегда разрушили Сем7ёрку. И после Легион взрывается облаками блестящих чёрных перьев, теней и дыма и исчез. Моя мать умерла. Джинн пал. И Сем7ёрка никогда не будет прежней.

Я была создана для определённой цели. И когда я встретила Легиона, думала, что моя цель — он. Но не для того, чтобы любить. Даже не для того, чтобы спасти.

Моя цель — убить его.

И я проиграла.

Я смотрю на Джинна, моего друга, тонущего в собственной крови, в то время как его братья и сестра плачут над его неподвижным, безжизненным телом. Теперь я понимаю. Всё так же ясно, как звёзды, которые когда-то завораживали меня под полночной луной.

Убей одного, чтобы спасти миллион.

Ради Сем7ёрки, ради безопасности всего человечества, я клянусь жизнью, что больше не потерплю неудачу.

Глава 28

Люцифер

Он расхаживает по полу перед дверью её спальни, обдумывая, что сказать. Но слов не было, их заменил горький привкус сожаления. Стыд. Ему стыдно за то, что у него есть эти чувства… эти эмоции. И странно. Человеческие чувства не имеют смысла в его существовании. И всё же, они заражают его и изменяют. И это серьёзно сводило с ума, чёрт бы всё побрал.

Люцифер не мог выкрутиться. Он не мог щёлкнуть пальцами и покончить с дискомфортом чувств. Иден проникла ему под кожу, и как бы ни нравилось давить на неё, он не мог видеть, как ей больно.

На обратном пути к дому Айрин она не произнесла ни слова. Николаю удалось собрать последние унции сил, чтобы вернуть Джинн, так что обратная поездка была, мягко говоря, напряжённой. Он знал, что она винила себя, думала, что сможет спасти то, что невозможно спасти. И он, и Сем7ёрка в таком отчаянии, что позволили ей попробовать. Они позволили ей пожертвовать своим сердцем и рассудком, ведь верили, что она — ключ к его спасению.

Но он знал лучше.

Он знал и всё равно позволил ей попробовать, потому что ему нужно было, чтобы она убедилась сама. Что он за монстр? Как он мог разбить её на миллион кусочков из-за своих эгоистичных желаний, потому что был слишком упрям, слишком боялся — твою мать — потерять её?

И вот теперь он здесь, низведённый до жалкого, хнычущего труса за её дверью, гадал, что он мог бы сказать или сделать. Гадал, увидит ли она когда-нибудь в нём нечто большее, чем архитектора всего неправильного и уродливого в её жизни. Она была бы права, ненавидя его, но ему плевать. Всё лучше, чем видеть, как она рушится. Он предпочёл бы гореть в Адском огне тысячу лет, чем позволить ей вынести ещё одну секунду боли.

Он делает глубокий вдох. Выплёвывает проклятие. И стучит в дверь.

Он не ждёт, что она ответит. Когда они вернулись в особняк, она так и не произнесла ни единого слова. Остальные бросились в лазарет, читая глупые молитвы небрежному Богу, но она пошла прямо в свою комнату. С остекленевшими глазами и поникшими, плечами… будто в трансе.

Люциферу не следовало идти за ней. Он идиот, если осмелился хоть на секунду задуматься, будто она хотела видеть его рядом с собой после того, что только что пережила. Но когда дверь её спальни со скрипом открывается, он задерживает дыхание, благодаря Отца за то, что тот подарил ему это маленькое чудо.

— Иден…

Она не произносит ни слова. А просто отступает назад, чтобы впустить его. Ирония этого жеста не остаётся незамеченной. Двадцать четыре часа назад он бы даже не потрудился постучать. Он брал то, что хотел, и когда хотел. Ему было наплевать на социальные нормы, потому что это дерьмо не относилось к повелителю грёбаного ада. Но теперь… её холодный приём — подарок. И Люцифер слишком охотно его принимает.

В комнате царит беспорядок, повсюду разбросана одежда. Иден смыла кровь с тела и сменила рубашку, но осталась в кожаных штанах и ботинках, которые были раньше.

— Как ты? — спрашивает он, закрывая за собой дверь. Глупо. Что это за вопрос такой? — Ты не ранена?

— Нет. — Её голос настолько ледяной, чтобы по спине Люцифера пробежал холодок. Она бросает рюкзак на кровать и начинает набивать его одеждой и оружием. Затем быстро идёт в ванную, достаёт какие-то предметы первой помощи и засовывает их туда же.

— Куда-то собираешься? — спрашивает Люцифер, стараясь говорить небрежно.

— Найти его.

— Кого?

— Легиона.

— Иден, он ушёл. И не вернётся.

Она швыряет рюкзак и со злостью смотрит на Люцифера.

— Думаешь, я этого не знаю?

— Тогда почему хочешь его найти?

— Потому что… — Она качает головой, не в силах закончить мысль. Он знает, что слишком больно возвращаться в тот двор и вновь стать свидетелем невыразимого зла.