Шторм - Николай Малунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все еще не веря глазам, Николай покатал жилу под темной кожей и убедился, что это не рисунок, это сама вена стала похожа на черный корень дерева, или, скорее… грибницы. Той самой, из лаборатории чертового профессора Решетова.
Петров вздохнул.
- Ты как?
- Хреново, - пробасил не своим голосом друг.
Он, как и тело, претерпел изменения. Хриплый, рычащий, теперь больше походящий на голос какого-нибудь босса из компьютерной игры про демонов. Низкий, рокочущий, дерущий голосовые связки. Парень попытался откашляться, но это не помогло.
- Что со мной? – все также гудя и вибрируя грудной клеткой, задал Николай волнующий его вопрос.
- Василий говорит, это последствия мутации. Он изучил твою кровь, как смог и обнаружил в ней… грибок… - Николай качнул головой.
По виду друга все было понятно сразу, да и он сам уже ощущал в себе эту заразу. Она грызла его, отравляя организм, растекаясь по всему телу.
- Тот, из лаборатории… - прервал неловкую речь капитана сержант. – Я чувствую. - Говорить было тяжело, потому Николай старался объясняться коротко и отрывисто. - Сколько я… спал?
Петров почесал отросшую местами седую бороду, вздохнул.
- Почти полторы недели.
Слова ударили, словно приговор. Полторы недели!? Они. Здесь. Полторы. Недели?! Кулаки сжались сами собой. Хрустнули костяжки пальцев, зубы скрипнули, суставы захрустели.
- Я не мог тебя бросить, - опустил голову Байкал. – Уже подумывал одному дальше пойти, но не мог…
Данил извинялся, пытаясь оправдать свое присутствие, объяснить, почему он все еще здесь, а не там, не спасает их друзей и любимых людей, подбирая какие-то, по его мнению, недостаточно правдоподобные слова. Он долго планировал этот разговор, но так и не смог собраться с мыслями. Он и сам не мог сказать четко, почему остался, а не ушел. Больная рука? Боязнь оставить друга в таком состоянии? Моральное истощение или быть может… Мысли о том, что им не удастся преодолеть разделяющее их и Афалину расстояние? Они настигали его все чаще. Нужно быть реалистами. Особенно в такое суровое время. Три сотни километров пешком? Тюленям на смех! Данил в ските саамов, за то время, что друг валялся в бреду, сражаясь с духами, как говорил Нойд, неплохо смог изучить местный быт. Ничего другого ему, по сути, больше и не оставалось, кроме как ходить, смотреть, спрашивать, да слушать ответы Василия или Дэнси. Так вот, изучив и поняв местное мироустройство, Байкал с уверенностью мог сказать, что даже на самых сильных оленях, чтобы преодолеть такой путь, уйдет не одна неделя. А плюс почти те две, что они уже тут… Выходит что? Месяц. Они безнадежно проиграли гонку со временем. Да, вернутся они все равно непременно! Но! Это уже будет совсем другая Афалина. Нахрапом взять полковника не удастся. Он, сын блудливой собаки, наверняка успеет подготовиться, так что нужно менять тактику. Придется действовать быстро и неожиданно.
Николай попытался встать. Петров моргнул. Друга повело, и он, повалившись на одно колено, чуть было не свалился в костер, чудом удержавшись на растопыренных руках. Его вырвало. Сильно, обильно. Так, что даже пришлось откинуть в сторону полог, закрывавший вход в жилище. Кровавая каша, исторгнутая другом, воняла просто невыносимо. Данил скривился. Вот действительно говорят, «дело дурно пахнет». Одно дело такую жижу в какой-нибудь застоялой бочке обнаружить, а другое – в живом человеке. Этому в нем не было места от природы, а, значит, природа товарища изрядно поменялась.
Нойд, даже не поморщившийся при появлении чудовищной вони, спокойно вышел из юрты, взял в руки стоявшую рядом со входом лопату, зачерпнул ей приличную кучу снега и присыпал им исторгнутую великаном кашу, поколупавшись в ней веточкой.
- Духи выйти из твоя друга, - перевел Дэнси быструю речь шамана. – Но ворота открыты и духи могут вернуться. Нужно пить настой! – Лекарь протянул Петрову щепотку мха, которым кормил все время бьющегося в агонии товарища. – Пусть твоя друга пьет его, постоянно. Волшебная моха может помогать, но пока она сама хотеть! Если ворота открыть и пустить духа назад, моха не спасать…
- Духа! Моха! - Передразнил Данил, помогая заметно потяжелевшему сержанту вернуться на кровать и усесться. – Где я вам эту моху брать буду!? Не на болоте, б… находимся!
- Великий мох расти не на болоте, - словно общаясь с ребенком, вздохнул Дэнси. – Великий мох расти только на священной земле нашего рода!
- Тихо, тихо, здоровяк, - вновь пришел на помощь товарищу капитан, когда Николай опять попытался встать, но покачнулся, и чуть было второй раз не угодил в костер. – Помогай, давай!
Саам встрепенулся, подскочил с другой стороны, крякнул, когда здоровенная лапища легла на его плечо. Кнехт что-то бурчал себе под нос, находясь в каком-то пьяном состоянии. Взгляд бешеный, бегает по юрте, ноги трясутся как у паралитика, весь как-то скособочился… но упрямо силился подняться. Вернувшийся с улицы Нойд, нахмурился. Протороторил на местном что-то злое.
- Лежать надо, однако, - перевел охотник. – Злой дух, с-сабака еще не вся вышла. Сила нужно! Есть нужно! Вставать – ненужно!
- Надо… - прорычал Николай, опуская лоб. – Идти. Надо. Вернуться…
- Успеешь, аднака! Буря будет! Шторма сильная! Лежать надо! Есть надо! Потом идти!
Его с трудом, но все же уложили. Состояние не улучшилось. Было стойкое ощущение, что он изрядно так подсел на бутылку, ища непреложную истину на ее скользком дне, и не слазил с поглощения алкогольных напитков все эти две недели. Во рту, а уже точнее, в пасти – сушь, как в пустыне. Руки дрожат. Ноги ватные, а в желудке дыра от атомного взрыва… И все мышцы в теле словно иголками истыканы. Нойд снова что-то там намесил в чашке, пошептал, полил какой-то жижей и заставил больного выпить густой, вонючий отвар, после которого состояние начало постепенно улучшаться. Сперва он почувствовал, как сердце ни с того, ни с сего устремилось в галоп. Стало жарко. Легкие стали требовать все больше и больше воздуха, и он начал дышать, словно паровой двигатель. Шумно, со всхлипами и покашливаниями. Зрение наконец-то нормализовалось, картинка больше не троилась и звон в голове куда-то ушел.
На
