Тайны Парижа - Понсон Террайль

VIII

Господин и госпожа де Верн, умирая, оставили своему приемному сыну, воображавшему, что он их законный сын, двадцать тысяч франков годового дохода. Эта сумма вместе с двенадцатью тысячами франков, которые он получал от госпожи Мор-Дье, давала возможность молодому офицеру вести роскошный образ жизни и пользоваться удовольствиями. Полтора года назад у него умерли отец и мать, а вслед за ними и барон Мор-Дье; получая теперь тридцать две тысячи ливров годового дохода, де Берн решил подать в отставку, как только, со взятием Константины, закончится кампания, в которой он принимал участие.

Вернувшись в Париж, Октав решил, что он будет наслаждаться жизнью, и поселился на улице Виктуар, в большой, роскошной квартире, обставленной с изысканным вкусом; он нанял также конюшню, куда поставил трех лошадей, и каретный сарай для двух карет.

Маленький грум, искусная кухарка и камердинер были наняты для услуг молодого человека. Решено было обедать дома, а завтракать в парижском кафе. Через неделю квартира, конюшня, слуги все было готово, и наш герой вступил в жизнь, проиграв тысячу луидоров в баккара, познакомился в течение недели с шестью прекрасными молодыми людьми, которые вели такую же беззаботную веселую жизнь, как и он, и с одним из них сошелся на «ты» в конце обеда, который он дал своим новым друзьям.

– Берн, друг мой, ты прекрасный человек; твои лошади породисты, вина превосходны, ты проигрываешь, не смущаясь, а твой портной достоин похвалы. Тебе недостает только любовницы и дуэли на пистолетах.

– Положим, – ответил Октав, – я не против любовницы, но к чему еще дуэль? Я уже дрался семнадцать раз и убил пятерых противников.

– Хотя этого и мало, но хватит с тебя, – сказал один из приглашенных, спокойно опоражнивая бокал шампанского.

– А ты дрался когда-нибудь на пистолетах? – спросил первый собеседник.

– Никогда.

– Ну вот видишь, друг мой! Тебе необходима дуэль на пистолетах. Я согласен с тем, что шпага – оружие дворянина, но офицер, выйдя в отставку, не может окунуться в гражданскую жизнь, не признав всех ее нравов и обычаев.

– Хорошо! – флегматично ответил Октав. – При первом же случае я буду стреляться на пистолетах. А теперь перейдем ко второму вопросу.

– Он важнее первого, – продолжал ментор, – любовница такого человека, как ты, должна быть ни стара, ни молода, немного пресыщена жизнью, остроумна, но не болтлива, как провинциалка; она должна быть из бывших женщин света, но не принадлежать к ним более, а если вдобавок ты будешь драться на дуэли из-за нее, то тебе больше нечего желать. Ты не обязан любить ее, но должен относиться к ней по возможности внимательно.

– Отлично! – вскричал Октав. – Я вижу, по-твоему, она не более как часть обстановки. Точно лошадь на конюшне.

– Именно.

– Но где достать такое чудо?

– Черт возьми, хоть и трудно, но найти можно.

– Постой, – перебил его один из приглашенных, – я знаю такое чудо.

– Как ее зовут? – спросили все разом.

– Господа, вы, вероятно, все знаете Гонтрана де Ласи?

– Еще бы!

– А его Леону?

– Леону? Да, да!

– Итак, господа, Гонтран остепенился. Ко мне три дня назад поступил грум Леоны и сообщил, что их медовый месяц кончился.

– Черт возьми! – вскричал ментор молодого жуира. – Вот для тебя, друг мой, самый подходящий случай завладеть львицей и подраться на пистолетах.

– Посмотрим, – спокойно возразил Октав. – А кто такая эта Леона?

– Этого никто не знает.

– Однако!

– Она двадцатисемилетняя брюнетка, смуглая, как андалузка, остроумная и колкая; это женщина без сердца, капризная, как древний сфинкс.

– Я уже заранее влюблен в Леону! – воскликнул де Берн.

– Но Леона еще окончательно не порвала связи с Гонтраном де Ласи, – заметил один из гостей.

– Ее можно отбить у него, – самонадеянно ответил молодой человек.

– Браво! – раздалось вокруг. – Браво, де Берн!

– Господа, – предложил Октав, – со вчерашнего дня у меня есть ложа в итальянской опере: не желает ли кто из вас послушать со мною «Ченерантолу»?

– Я, я, – ответили несколько голосов разом.

– В таком случае едемте, – сказал Октав.

Де Берн поехал в оперу в сопровождении своего ментора и трех друзей.

Одна из знаменитостей, которых каждый год посылает Италия, присоединяя к их именам эпитет несравненной, поражала в этот вечер своим голосом весь элегантный Париж в зале Вендатур.

В ложе против Октава де Верна сидел человек, одетый во все черное. Этот человек с самым наглым видом наводил лорнетку на Октава.

– Смотри, – сказал ментор своему ученику, – я уверен, этот человек стреляет из пистолета. Он лорнирует нас довольно нахально. А ты как находишь?

– Черт возьми! – вскричал де Берн. – И мне так же кажется. Ну, а как же Гонтран?

– Ах, – вздохнул ментор. – Может, Гонтран уступит тебе Леону, пожав при этом руку, как всегда поступают люди, когда их избавляют от наскучившей привязанности.

– Ты думаешь?

– Ну, а если он придет в негодование, то, быть может, в качестве бывшего офицера королевской гвардии выберет шпагу.

– Ты прав, и твои рассуждения вполне логичны, так что я пойду и спрошу, какого мнения держится этот господин насчет дуэли на пистолетах.

Дождавшись антракта, де Берн вышел в сопровождении своего ментора из ложи и постучал в дверь ложи господина, одетого во все черное.

– Милостивый государь, – обратился к нему Октав, – г-н де Бланьи, вот этот самый господин, мой закадычный друг, сказал мне парадокс, насчет которого я хочу узнать ваше мнение.

Человек, одетый в черное, вежливо поклонился.

– Я слушаю вас, сударь, – сказал он.

– Мой друг уверяет, – продолжал Октав, – что офицер, вышедший в отставку и желающий пожуировать, имея при этом тридцать тысяч ливров годового дохода, должен прежде всего обзавестись содержанкой и подраться на дуэли на пистолетах.

– Приятель ваш, быть может, и прав, – холодно заметил человек в черном.

– Первая у меня на примете, – продолжал Октав, – но…

– Понимаю, вы ищете вторую.

– Именно, – согласился де Берн, высокомерно взглянув на своего собеседника.

– Нет ничего легче, как завести ссору, – сказал ему последний, – когда, подобно вам, имеешь наглый вид и лицо, с первого взгляда возбуждающее антипатию.

– Превосходно! – вскричал Октав. – Я вижу, что вы умнее, чем кажетесь, и понимаете с полуслова.

– Всегда, сударь.

– Итак, вы не чувствуете отвращения к пистолету?

– Ни малейшего.

– Тем лучше, потому что мне уже надоело драться на шпагах, и хотя я вам не нравлюсь настолько же, насколько и вы мне, я не могу предложить вам полного удовлетворения, кроме дуэли на пистолетах.