Тайна Высокого Замка - Златослава Каменкович

— Не трудитесь! — подбежавший партизан ловким ударом выбил из руки генерала оружие. И прежде чем он успел крикнуть, в рот ему воткнули кляп. Затем «обер-лейтенант» и «гестаповец» поволокли его к калитке.

У ворот особняка остановилась машина с солдатами. Из кабины выскочил Данцигер, почему-то на этот раз переодетый в майора полевой жандармерии…

— Что здесь происходит?

— Да вот поймали партизанского резидента, — спокойно сказал обер-лейтенант с рыцарским крестом на шее. — Видите, в генерала вырядился. Помогите, пожалуйста, взять.

Данцигер тотчас же смекнул, что вся эта ситуация ему на руку. Крикнув шофёру: «Веди!», он отпустил свою машину.

Генерал вырывался из сильных рук партизан. А Данцигер с истинно тевтонской яростью сыпал удары на голову генерала, а под конец впихнул его в машину.

— Благодарю вас за помощь, — галантно поклонился майору обер-лейтенант, желая проститься с ним.

— О, нет! — вскрикнул Данцигер. — Я тоже поеду с вами. Вместе поймали партизана, вместе и докладывать будем в рейхскомиссариате.

— Охотно! — распахнул перед ним дверцу машины обер-лейтенант.

В то же мгновение верёвки обвили руки Данцигера. Он повернул голову и облился холодным потом.

— На ловца и зверь бежит! — смеялся ему прямо в лицо Тарас Стебленко.

В эту ночь партизаны покончили с тем, кто надеялся, что бригаденфюрер останется им доволен.

Глава четырнадцатая. Его подвиг

Несколько дней Пауль не появлялся в городе. Юра уже начал тревожиться, но спросить у фрау Лотты ничего не смел. Таков был закон конспирации.

Он с восхищением смотрел на смелую фрау Лотту, которая каждую минуту рисковала быть схваченной и повешенной. В её доме скрывались партизаны.

И хотя все эти дни лицо фрау Лотты было озадачено, тревоги Юра не читал на нём.

Вернулся Пауль, как всегда, неожиданно.

Когда Юра уже лёг спать, к нему вдруг долетела фраза, сказанная Паулем на чистом русском языке:

— Жестокие бои кипят на Курской дуге. Немцы бросают туда все свои резервы.

— Есть приказ с Большой земли? — тоже по-русски спросила фрау Лотта.

— Да.

Юра страдал от того, что эти люди, ставшие ему такими родными, не все доверяют ему, а мальчику хотелось всё знать, во всём помочь, разгладить все морщины, так часто омрачавшие прекрасный лоб этого загадочного человека, отважного, как в сказке.

Он догадывался, что Пауль русский. Одни из тех, кто нёс свободу и счастье его народу…

Прошло два дня. Вечером в доме появился словак. Юра видел, что он с собой принёс небольшой кожаный чемоданчик и, таинственно о чём-то пошептавшись с фрау Лоттой, поставил его в кухонный шкаф.

Ночью Юре приснилась лагерная «сортировочная». И когда надсмотрщик замахнулся на Юру своей плетью, мальчик вздрогнул и проснулся. Было темно, и Юра не сразу сообразил, где он.

Голос Пауля, долетевший из приоткрытой двери, вернул его к действительности. Пауль опять говорил на русском языке:

— Через мост каждые пятнадцать минут проходят эшелоны на Восток.

— Моста не будет, — узнал Юра голос словака. — Они его смогут восстановить только через десять дней.

— Десять дней! Это сейчас равносильно выигранному у врага сражению…

— Знаю, поэтому иду спокойно. Возьми письмо к жене. Будет возможность, отправишь…

Молчание.

— А может быть… может, всё же тебе удастся как-нибудь иначе подобраться к мосту?

— Нет, друг мой, — ответил словак, — другой дороги нет. Мост охраняется утроенным нарядом. А медлить ни одной секунды нельзя, там льётся кровь наших братьев, а эти гады с немецкой методичностью, через каждые пятнадцать минут, отправляют эшелоны. Танки! Ящики со снарядами! Ты же знаешь, если бы надо было вырвать сердце и бросить его под мост, чтобы он взорвался, я бы это сделал…

— Знаю, Георгий, — впервые услышал Юра настоящее имя словака. — Знаю и горжусь тобой.

Больше они не говорили.

Юра уже не мог уснуть. В полночь, когда в доме всё затихло, он бесшумно подошёл к столику, зажёг фонарик, подаренный ему Паулем, достал бумагу, карандаш и быстро начал писать: «Дорогой товарищ! Прощаясь, я не хочу называть вас чужим, ненавистным мне именем. А как вас зовут по-настоящему, не знаю… Сегодня я случайно услышал настоящее имя словака. Я уверен, что и вы тоже русский…

Товарищ! Мне очень хочется, чтобы вы меня правильно поняли и не осудили. Долг велит мне поступить так, как я поступлю. Вы мне сами часто говорили, что я тоже солдат… Я знаю, многое требует знамя, которое выбираешь себе в жизни… Ведь товарищ Георгий сейчас нужен нашей Родине больше, чем я… Знаю, у него есть трое маленьких детей и жена… Верьте мне, я не подведу…»

Юре почудились шаги. Он мгновенно потушил фонарик и уже в темноте, наверное, очень неровно дописал: «Спасибо вам за всё. Ваш Юра».

Мальчик торопливо оделся, прокрался в кухню, осторожно достал из кухонного шкафа тяжёлый чемоданчик, а на его место положил письмо.

Через несколько минут он открыл своим ключом парадное и слился с темнотой ночи.

Только у самого вокзала его задержал немецкий патруль.

— Я еду к отцу, — резко ответил Юра по-немецки и назвал ближайшую станцию от Ровно, где будто бы лежит в госпитале его раненый отец, обер-лейтенант.

— Один, ночью? — удивился солдат, зябко ёжась в куцом тоненьком мундирчике. — Разве ты не боишься? Уважаю смельчаков. Проходи!

Не ожидая такого удачного исхода, Юра быстро побежал к вокзалу.

Теперь надо было пробраться к путям, минуя десятки патрулей.

Дважды Юре приходилось бывать на вокзале. Ещё в первый раз он заметил, что около жёлтых акаций, у дощатого забора, есть небольшая дыра. Помнится, Пауль показал ему на неё и усмехнулся:

— Бывает, что надо попасть на вокзал не через главный вход. Смотри, мальчуган, этот «подъезд» может оказать неоценимую услугу…

Темно. Как отыскать «подъезд»? И Юра, пригнувшись к земле, ощупывает каждую доску забора. Так и есть. Дыра забита. Ага, фанера! Её можно сорвать…

Поставив на землю чемоданчик, Юра торопливо достаёт перочинный нож. Действует быстро, тихо, и вскоре он уже на путях.

Пригибаясь к рельсам, Юра бежит на третий путь, где, причудливо горбатясь, стоит очередной состав замаскированных танков и пушек, ящиков со снарядами.

Сверкнул широкий штык.

— Хальт! Вер ист дас?[31]

— Я… Я — выслушайте меня… — забормотал мальчик.

Юру ослепил свет ручного фонаря.

— Кто это? Алло, Готфрид, что же ты медлишь, пристрели его!

— Но я немец, — торопливо сказал Юра.

— Что тебе здесь надо?

Юра назвал станцию и сказал, что должен навестить раненого отца.

— Готфрид, этот мальчишка, наверняка, везёт отцу сладкую коврижку.

— Пускай сначала бросит мне свой чемодан, мы посмотрим, стоит ли он того, чтобы его брать с собой.

— Живо! Бросай сюда чемодан!..

— Но… там сырые яички… — нашёлся Юра.

— О, это моя страсть, яички! — отозвался тенорок.

Вдруг со стороны вокзала взвыла сирена воздушной тревоги. Солдаты побежали прятаться в траншеи. Пользуясь этой суматохой, Юра, соблюдая максимальную осторожность, вскарабкался на одну из платформ и спрятался под маскировочную сетку. Обеими руками он прижимал к себе заветный чемоданчик.

Сразу же после отбоя воздушной тревоги поезд тронулся и быстро начал набирать скорость.

Юра ещё раз взглянул на светящийся циферблат своих ручных часов:

«Два часа сорок одна минута… В три часа сорок три минуты — мост…»

«Тридцать километров, тридцать километров, тридцать километров… — стучит в голове Юры. — Всего один только час… один час… Но как он долог… Минуты кажутся вечностью…»

Где-то справа тоненький язычок света лижет маскировочную сетку. Он приближается к Юре, притаившемуся под стволом пушки. И вдруг неожиданно гаснет.

Опять воцаряется тьма. Однако не проходит и пятнадцати минут, как снова луч электрического фонарика шарит вокруг. На короткое мгновение он вырывает из темноты продолговатый ящик с чёрными надписями и уже скользит по рулону провода, за которым сейчас притаился Юра.

— Карл! — позвал кто-то из темноты.

— Иду, — отозвался гитлеровец и повернулся спиной к Юре, заслонив собой пучок света.

«Что-то этот провод сильно смахивает на бикфордов шнур… — радостно застучало сердце юноши. — Надо проверить…»

В его руках кусок провода.

«Так и есть… Бикфордов… Ну, гады, теперь держитесь!.. Я вам разведу такую математику, до гроба будете помнить…»

И Юра начал действовать. «Прежде всего на по рассчитать бикфордов шнур так, чтобы за километр до моста шнур поджечь, самому спрыгнуть с поезда, а на мосту, чтобы ровно в три часа сорок три минуты произошёл взрыв…»