Любимая игрушка судьбы - Алекс Гарридо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эртхиа торопливо сдернул плечевые браслеты, наклонился вперед, протянул их Аэши.
Аэши понял его, стянул с шеи шнур, унизанный костяными фигурками и монетами.
Они сняли жесткие, в железных бляхах, пояса, обменялись ими и сосредоточенно сопели, опоясываясь заново.
— Надо обменяться именами и скрепить кровью, — озабоченно напомнил Урмджин.
— Потом! — пообещал Эртхиа. — Важно успеть… Где сейчас вожди?
— Рядом, у Джуэра, — угрюмо ответила Атхафанама. Она злилась на Ханнар, надменно отмолчавшуюся, и на себя, крикливую, как служанка.
— Из каких родов невесты?
— Гадюки, Сайгака и Беркута.
Эртхиа вскочил на ноги.
— Идем же туда!
Перед юртой Джуэра Эртхиа остановил всех и принялся одергивать на Аэши куртку, поправлять пояс и меховую шапку. Любовно провел рукавом по широким браслетам на плечах, подышал и снова потер. Огляделся.
Небо грузно провисло над степью, рыхлым брюхом почти касаясь дальних юрт, видно этой ночью пора народиться зиме. Йох, хорошо, что ночевать им нынче в тепле.
Они с Ханисом первыми вошли в юрту, тщательно переступая порог, Аэши скромно — за ними, потом Ханнар и Атхафанама. Присутствие женщин говорило, что гостей привело дело серьезное, семейное. Что ж, Ноджем-та тоже сидела рядом с мужем в кругу вождей. Наблюдательный Джуэр сразу увидел, что Урмджин с хайардом обменялись поясами. Но он предвидеть не мог, что все его планы приручить чужака, связать женитьбой, сделать своим будут расстроены сию же минуту.
Потому что Эртхиа с ясным, как луна в четырнадцатую ночь, сияющим лицом, не дожидаясь ни приглашения, ни разделения пищи — чтобы никто не опередил! — повел речь к хозяину юрты, обращаясь сразу и к его гостям, вождям и старейшинам родов.
— Помоги мне, достойный и благородный Джуэр-ото, сосватать хороших невест нашему брату Урмджину…
— И что теперь? — хмуро спросила Ханнар, когда они вернулись в свою юрту с Ханисом, Атхафанамой, приунывшим Урмджином — и с вежливым, но категорическим отказом вождей.
Эртхиа уселся, ловко подогнув ноги, довольно хлопнул ладонями по коленям.
— Что теперь, а, Ханис? А, Урмджин?
Ханис уважительно покивал головой.
— Ты хорошо изучил обычаи удо. Урмджину осталось выбрать, какую из трех невест он выкрадет.
Урмджин посмотрел на одного, на другого и задумался. Мечтательная улыбка тихо осветила его лицо.
Но нетерпеливый Эртхиа воскликнул:
— Зачем выбирать? Всех троих пусть берет! Одна жена — все равно, что ни одной! — выпалил он не вовремя подвернувшееся на язык любимое хайрское присловье. И осекся.
— Ты уверен, что твоему другу нужно именно то, о чем ты сам мечтаешь? — ядовито заметила Ханнар, подрагивая золотистыми от веснушек ноздрями.
Атхафанама, переглянувшись с Ханисом, смолчала. Урмджин нерешительно возразил:
— Что толку спорить, троих поперек одного седла не увезешь.
Ханис рассмеялся.
— Правда, Эртхиа, как он выкрадет троих в одну ночь? Время воина между битвами драгоценно.
Эртхиа замахал на них руками.
— Разве у Аэши нет друзей? Одну увезет он, остальных — мы с тобой, брат Ханис. Что голову ломать? Зачем человеку друзья?
Не верьте невесте, когда она бьется и плачет, вырывается и кричит. Сладок страх и легки слезы, когда сильные руки бросят поперек седла. В родительской юрте она никто, в юрте мужа — каков бы он ни был — хозяйка. И не возьмет мужчина жену, хоть первую, хоть десятую, если не может поставить юрты для нее. Ему принадлежит конь и оружие, он погибнет в битве. Ей принадлежит жилище и скот, она родит и воспитает детей.
Ханис взялся выкрасть Ладэ-та из рода Гадюки. Только один раз взвизгнула она, да и то — уже сын Солнца крепко прижал ее к груди, чтобы не упала, когда пустил во весь опор коня. Круглую шапочку, обшитую монетами, придерживала она обеими руками, чтобы не потерять, звенели гроздья монеток на вплетенных в косу шнурках. Покружив по степи, Ханис привез ее к юрте Урмджина.
Тот увез Джуддар-та из рода Сайгака. Молча, чтобы не разбудить родных, она вырвалась и отбежала, и Урмджину пришлось наступить ногой на конец косы, волочившейся за ней по кошме. Джуддар-та стала его первой женой.
Эртхиа ан-Эртхабадр отправился за Рутэ-та из рода Беркута. Она сама окликнула Эртхиа возле юрты, выступив из темноты, протянула руки, чтобы он усадил ее впереди себя. У нее были быстрые глаза и гибкий стан, а волосы, как у всех девушек удо, пахли молочной сывороткой и гладко блестели. Она была гладкая и свежая, как травинка.
Всего-то и надо было Эртхиа — объехать с нею вокруг стана и вернуться к юрте Урмджина. Но едва остались позади крайние юрты, Рутэ-та обернулась и обняла его крепко за шею тонкими сильными руками.
Никогда Ханнар не обнимала его так. Может быть, в первые ночи, но потом — никогда. А если и обнимала, то от тоски своей черной спасаясь, а не ради него самого.
А Рутэ-та прижалась к нему и вздохнула смущенно и покорно. Эртхиа растерялся, не сразу поняв, что девушка не знает: увозит он ее не для себя. Хотел сказать, но не успел. Руки сами отпустили повод, обвились вокруг тонкого стана, а колени сильнее сжали бока Веселого, торопя его.
Рутэ-та не противилась, когда в степи Эртхиа остановил коня и бережно снял ее с седла. От влажного ночного снега намокла ее коса, и одежда — до нитки. А снег, тяжелый, густой, все падал. Было тихо вокруг, только конь золотой всхрапывал и прядал ушами. Но Эртхиа не слышал его, стоя коленями в мокром снегу. У него горло перехватило, когда он вызволил всю ее шелковистость, мягкость, упругость, податливость, пахнущую дымом и кислым молоком, из меховой безрукавки, из тяжелого мокрого платья. А Рутэ-та тихонько всхлипывала и смеялась, как от щекотки. И она стала его женой, третьей, если считать дочь его дяди, то ли невестой, то ли вдовой обитавшую на пустынной ночной половине его дворца.
Тихий шипящий свист рассек тишину. Эртхиа вздрогнул, Рутэ-та отпрянула от него. Но еще раньше он встал во весь рост, с обнаженным мечом в правой руке и ножом в левой.
В темноте, шагах в десяти, проступил невысокий, тонкий силуэт с разведенными в стороны руками. Пустые ладони чуть светлели, лицо было укутано платком. Но с каменной уверенностью Эртхиа узнал: ашананшеди. И заслонился мечом, готовый отбить ножи, которые из рук лазутчиков выпархивают сами и сами ищут сердца врага, за что зовутся кровожадными. Взвизгнул рассеченный воздух, колесом замерцал перед грудью Эртхиа стремительный клинок.
Ашананшеди рассмеялся певуче и мирно, качнул разведенными руками.
— Пришел бы убить — не стал бы дожидаться, когда ты натешишься. Сладкой была бы твоя смерть, такой, что глотают, не заметив.
Эртхиа опустил меч, но промолчал, кусая губы. Рутэ-та едва слышно, тусклым шепотом причитала за спиной.
— Отправь женщину домой, царевич, выслушай послание от повелителя твоего.
— Будь почтителен, говоря о моей жене! — с досады вспылил Эртхиа. — И говори, с чем послан. Женщина ничего не поймет.
Не мог же он, в самом деле, отправить ее одну в юрту к заносчивой и ревнивой Ханнар? Да еще мимо юрты Аэши…
— Говори!
— Повелитель, — начал ашананшеди, значительно понизив голос, — зовет тебя явиться в Аз-Захру.
— Самому явиться? К палачу в гости? Если тебе велено меня доставить, возьми попробуй, я тебе в этом не помощник.
— Если б так, на словах бы приглашения не передавал, привел бы тебя к царю, как велено, — мягко заметил ашананшеди. — Приглашение тебе принес от отца и повелителя твоего. Знак милости его — вот. Дозволено было царевичу Акамие послать тебе со мною письмо.
Ашананшеди вынул из-за пазухи свиток.
— Что сказал? — поперхнулся Эртхиа. — Царевичу? Акамие? Письмо? Мне письмо? Что там у вас в Хайре, повальное безумие? Или ты один разумом помутился?
— Не дерзи, я здесь не сам по себе, а по царевой службе. Вот тебе письмо от брата твоего, читай, удивляйся. Молча.
— Как прочту? Здесь темно…
— А ты в юрту иди, прочти и возвращайся. С заводным конем и дорожным припасом. Повелитель велел тебе торопиться. Дело важности государственной. В письме изложено.
Эртхиа кинул меч в ножны, шагнул к лазутчику, нетерпеливо протянул руку. Легкий свиток ласково лег в ладонь, сквозь запах потного тела лазутчика пробился тонкий незабываемый запах, смесь ладана, сока травы ахаб и руты. Так пахло в покоях брата. Будто сам он обнадеживающе кивнул из полумрака ночного покоя. И Эртхиа поверил.
Взял за плечи Рутэ-та, повел ее к коню, шепча успокоительные слова на языке удо, подсадил в седло. Уже вдев ногу в стремя, обернулся.
— Что знаешь о нем? Все знаешь, ашананшеди! Скажи, не томи.
Ведь не стыдно беспокоиться о друге.
— Все знаю, да не все говорить стану, — ответил ашананшеди. — Он теперь свободный человек, выкупил себя мужеством своим и мудростью. Только косы ему не носить. Обрезал ему косу твой брат, наследник Лакхаараа. И себя, и его выкупил младший царевич. И за тебя просил. Что выпросил — из письма узнаешь. Ради него повелитель милостив.