Вампиры на Каникулах - Кэтрин Коути
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
… а была бы комната, в которой даже в летнюю жару трещит камин. И такая комната появилась. Вернее, он сам оказался у порога. Бархатные с золотой бахромой шторы были раздвинуты, и по полу к его ногам тянулся косой прямоугольник света. Герберт на всякий случай отступил назад. У самого окна в кресле сидела женщина, в черном платье с круглым кружевным воротником и манжетами, почти доходящими до локтя. Из-за ярких солнечных лучей лица ее было не разглядеть. Поистине она выбрала самое лучше местоположение, потому Герберт успел забыть, как она выглядела. Ее черты со временем стерлись из памяти, как рисунок на песке у самой кромки волн. Но это простительно, если столько лет прошло. Зато он помнил, как восковые пальцы гладили его по голове. Волосы зачесались от желания, чтобы к ним опять прикоснулись вот так.
На миг ему показалось, что происходящее и есть реальность. Сейчас мажордом объявит, что стол накрыт. Виконт поможет матери подняться, а потом отец спустится из библиотеки и они пойдут ужинать. Обычной едой, а не людьми. А за столом будут смеяться над суевериями крестьян, для которых любой дворянин титулом выше барона уже кровопийца.
Он уже собрался переступить границу, отделявшую пятно света от тени, но вовремя отдернул ногу. Идея превратиться в кучку пепла, пусть даже воображаемую, ему не улыбалась.
«Я ошибся, да?» — Герберт отвернулся, — «В тот год вы оба умерли, но мне следовало остаться с тобой. Пришпилить на дверь записку „Меня нет дома!“ Не открывать никому. Так было бы лучше. Для отца я все равно лишь обуза.»
В голове сам собой сложился ответ.
«Тогда мир стал бы гораздо страшнее, милый. Ты поступил правильно. В одиночестве твой отец мог бы такого натворить, что земля содрогнулась бы.»
«Я тут не причем. Он никогда меня не слушает. Мое мнение для него, как чириканье воробья.»
«Но когда-нибудь ты найдешь убедительный аргумент.»
Комната начала медленно выцветать, и виконт почувствовал, что это в последний раз. Вокруг порхали вопросы, словно бабочки из потревоженной клумбы, но он никак не мог поймать нужный вопрос за крыло.
«Я хотел спросить…» — выдавил он наконец.
«Конечно, Герберт.»
«Ну это… как тебе мой Альфред?»
Женщина в кресле задрожала. Сначала виконт решил, что она плачет — это было бы так логично — но услышал заливистый смех…
Он по-прежнему стоял посреди грязной комнатенки, держа Мег Жири за плечи. Клыки втянулись. Глаза перестали гореть красным светом. Сознание девочки трепетало у него в руках — сдавить чуть сильнее, и оно обмякнет и превратится в безжизненный комок перьев. Виконт разжал хватку.
— Садись на диван, маленькая Жири, и возьми в руки альбом, — устало произнес он, из последних сил дернув за невидимые нити. — Когда ты очнешься, то забудешь, что между нами произошло. А голова у тебя будет болеть из-за недосыпа.
Взгляд Мег приобрел осмысленное выражение. Она потерла виски и, вспыхнув, быстро застегнула воротник. Как она могла повести себя так разнузданно в присутствии мужчины! Теперь виконт решит, что в плане аморальности сама Иезавель рядом с ней покажется пожилой бретонкой, в накрахмаленной чепце и с четками в руках.
И что вообще произошло?
— О чем мы говорили? — краснея, спросила балерина.
— Ты спросила, каково это — иметь отца, — отозвался Герберт, который почему-то казался еще более изможденным.
— Я это спросила?!
Должно быть, с языка слетело.
— Ну и как это?
— У моего отца свои странности, — уклончиво ответил виконт. — К примеру, он любит писать сонеты на телах девиц их же кровью.
Услышанное погрузило Мег Жири в пучину размышлений. Хотя нет ничего странного. Аристократы давно уже перестали быть опорой государству. Сметенные волной наступающих нуворишей, они вынуждены продавать титулы, штопать гобелены и сдавать в ломбард серебряные тарелки, с которых когда-то ел Король-Солнце.
— Не на что купить чернила? — посочувствовала девочка.
Герберт поперхнулся и промычал что-то невразумительное.
— И еще он обращается со всеми нами довольно сурово.
— Насколько сурово?
— Ну, в замке есть камера пыток…
— О, в нашем доме она тоже есть! Называется «прачечная,» — просветила его Мег. — Ваш отец когда-нибудь заставлял помогать ему со стиркой в понедельник?
Надо отдать ему должное — виконт честно попытался представить себе эту сцену. Вскоре появилось ощущение, будто в уши ему залили кислоту, которая окончательно растворила мозг.
— … когда прополощешь белье в щелоке, можно браться за кипячение, — живописала девочка, — а если не слишком грязное, просто стирать в лохани с помощью валька.
— Возмутительно! — в сердцах воскликнул виконт фон Кролок. — А где в тот день были ваши слуги? Неужели одновременно взяли выходной?
Мег прикрыла рот, сдерживая то ли смех, то ли вопль негодования. Еще пару минут ее била крупная дрожь, но в конце концов девочка успокоилась и произнесла с натянутой улыбкой:
— Ну так что, возвращаемся к первоначальному плану? Давайте ждать, пока нас не спасут. Главное верить и все будет хорошо.
— Я не верю ни в кого, кроме моего отца, — автоматически ответил вампир, — но он за мной не придет.
И вдруг он понял, что же произошло. Голоса предков умолкли. Но отсутствие малейшего звука еще хуже, чем самая злая насмешка. Ему объявили бойкот. Ничего удивительного, раз он только что выиграл конкурс «В семье не без урода.» Страшно подумать, как поведет себя отец, когда узнает про такой позор. Он и раньше-то не особенно гордился сыном, а теперь… Наверное, спилит ему клыки наждаком, сломает осиновый кол над головой и торжественно сорвет с него плащ. Потому что виконт фон Кролок более недостоин носить почетное звание вампира. Хотя немертвые и не отличались тягой к благотворительности, все они подчинялись главному закону — вампир да не убьет вампира. А Герберт только что подписал лучшему другу смертный приговор. Вернее, посмертный приговор. Фактически, убил его.
В носу защипало. Герберт отвернулся, но Мег заметила этот маневр.
— Виконт, что с вами? Ну чего вы, а? Подождите, сейчас.
Она сунула руку в карман за носовым платком и вытянула за нитку крестик, который должен был висеть у нее на шее. Непонимающе моргая, посмотрела на крестик, который колебался как маятник, потом перевела взгляд на Герберта, отскочившего в другой угол. Воспоминания начали медленно проступать в мозгу, как страницы страшного рассказа, прочитанного когда-то очень давно.
— Значит, это правда. Вы действительно вампир, — сказала Мег с толикой разочарования.
— Долго же ты догадывалась, — зашипел Герберт, прикрывая рукой глаза.
— Что теперь будет? Снова попытаетесь меня убить?
— Нет.
— Почему?
Он не имел ни малейшего представления, как можно выпутаться из этой ситуации. Но одно знал точно — Альфред не обрадуется, узнав при каких обстоятельствах его друг выбрался на свободу. Не обрадуется и не простит. Смутно брезжила и другая причина, но о ней Герберт предпочел не задумываться. А то у Мег носовых платков не хватит.
— Потому что я так желаю. Такова моя воля.
Мег надела нитку на шею и, поколебавшись, все же убрала крестик под платье.
— ЭЭЭЭЙЙЙ! ЕСТЬ ТУТ КТО НЕЖИВООООЙ?!
Из-за окна раздался трубный глас. Выглянув, Герберт увидел виновницу всех несчастий, которая помахала ему, как ни в чем не бывало.
— Здравствуйте, сударыня! — поприветствовал ее виконт с галантностью, достойной французского вельможи 18го века. — Чем обязан высочайшему визиту? В силу стесненных обстоятельств заполнить анкеты не могу, но, быть может, вы рассчитываете на устное интервью?
— Раз я слышу сарказм в твоих словах, значит, все не так уж плохо. А сейчас главный вопрос — та девочка….она еще… она с тобой? ЭЙ, ДЕВОЧКААААА! ТЫ ЗДЕЕЕСЬ?!
— Я благополучна, мадам! — балерина подлетела к решетке, — Но нельзя ли потише? Охрана услышит. И вот еще что — меня Мег зовут. Никакая я вам не «девочка.»
— Очень приятно, а я Сара Шагал-Абронзиус, — представилась Сара. — Хорошенько запомни это имя, потом мне открытку пришлешь. Как вы уже поняли, я пришла вас спасти. Не хочу, чтобы всех упырей истребили до защиты моей диссертации. План элементарный — вот эту веревку вы привяжете к решетке, а другой конец я привяжу к телеге, которую мне так любезно одолжил молочник, — широким жестом Сара указала на телегу, запряженную парой клейдесдальских тяжеловозов. — Лошади рванут вперед, с мясом вырвут решетку, и мы поспешим в Оперу, потому что по моим данным Сьюард утащил Альфреда именно туда.
С пятой попытки Герберту удалось поймать веревку, но когда ее привязали к решетке, она оказалась слишком короткой.
— Чего глазами хлопаете? Привяжите к ней простыню — это самый традиционный метод побега.