Лунь - Марьяна Куприянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В терзаниях для Луни прошло около двух недель. Как-то раз, чтобы умерить боль, девушка без особой надежды села набросать пару строк. С неожиданной легкостью завязалась сюжетная линия и персонажи. Строка за строкой, страница за страницей – писать было все легче. Страдания дарили Лене непринужденность письма, и в то же время концентрацию мысли, которой она не обладала в обычном состоянии.
Глава 19. Возмездие и осознание
«Чарльзу ужасно захотелось подойти, схватить ее за плечи и как следует встряхнуть: трагедия хороша на сцене, но в обычной жизни может показаться просто блажью».
Дж. Фаулз «Любовница французского лейтенанта».
«Мстящая женщина – это особое существо».
Н. Нароков «Могу!»
Ксения впала в ступор, узнав, что виновница ее супружеского разлада – не Лунь, а какая-то третья, посторонняя женщина. Полина во всех подробностях пересказала ей диалог с Леной, которая на деле оказалась ни в чем не виновата, но уже столько раз была проклята, что могла запросто попасть в преисподнюю, не предъявляя никакого пропуска.
– Уверена, что это не она? – допытывалась Ксения, нарезая круги по комнате.
– Абсолютно. Ты просто не видела ее лица, когда я ей все рассказала. Она и сама не в курсе была, куда пропал Илья.
– Чертовщина какая-то! Но если не писательница, то кто же тогда?
Полина пожимала плечами.
Ксения впервые ощущала такую беспомощность. Она судорожно размышляла, как же ей быть в сложившейся ситуации, и не могла найти никакой дельной мысли в своей обычно рационально мыслящей голове. Молодая женщина понимала, что о разводе не может быть и речи – маленький Глеб не заслуживает всего этого, он не должен на себе ощутить даже части того разлада, что переживают родители. Наверняка Илья это тоже понимает. Но что же делать? Он проводит время с посторонней женщиной, забрал кое-какие свои вещи, переехал к ней. Не может быть, чтобы навсегда!
Ксения с ужасом вспоминала тот вечер, когда муж произнес: «Ксения, я понял, что больше не люблю тебя». Только эти слова врезались ей в память. Как безжалостно они прозвучали. За что он с нею так? Неужели это и есть – конец? Она надеялась, что нет. Не может все кончиться вот так. Она была уверена, что простит Илью, если он вернется в семью. Рано или поздно он вернется, обязательно, перебесится, поуляжется в нем это стремление нагуляться. Ксения хорошо понимала, почему вообще оно возникло. Оно появилось исключительно по ее вине.
Делить любимого мужчину с кем-то было невыносимо болезненно, до помутнения в глазах. Но Полина поддерживала ее, и становилось немного легче. Почему-то, несмотря на выяснившуюся непричастность Луни, Ксения не перестала ее ненавидеть, а наоборот – возненавидела еще больше, хоть и понимала, как это глупо. Казалось, в том, что Илья ушел на сторону, все равно была виновна Лунь. Словно она его на это надоумила. Раскрепостила прилежного мужчину.
Тем временем Лунь, уверенная в том, что Вилин более не даст о себе знать, получила письмо:
«Я так больше не могу. Приходите на площадь сегодня к восьми».
К тому моменту девушка была уже настолько измучена отсутствием Ильи в ее жизни, что могла отдать что угодно, лишь бы снова его увидеть. Ее безответное чувство росло стремительно, скачкообразно, высасывая из Лены все жизненные соки для своего роста. Она еще сильнее похудела, осунулась, выглядела так, словно в ней едва теплилась жизнь. Всего две недели она не видела Илью, зная, что он проводит ночи с другой женщиной, которую любит, в отличие от нее. И вот, во что превратилась за столь короткий срок.
«Приду», – коротко ответила Лена и, не в силах скрывать глупую улыбку, отправилась собираться. Оказывается, все еще можно было исправить. Ничего не было кончено. Все и всегда можно исправить, пока живы люди. Это определенно не финал истории их взаимоотношений.
Едва увидев девушку, Вилин был шокирован ее внешним видом.
– Вы заболели, Лунь? – спросил он с расширенными глазами и даже как-то присел, чтобы с высоты своего роста лучше видеть лицо своей дорогой подруги.
– Нет, все в норме.
– В норме? Вы это серьезно? Вы выглядите… плохо.
– Серьезно, я в порядке.
– Я Вам не верю. Вы, верно, тяжело болеете, но мне говорить не хотите.
«Да, – подумала Лена, – я безответно влюблена в тебя, вот, в чем причина моей болезни». Но теперь уже не хотелось настолько унижаться, чтобы раскрывать истинную причину своего недомогания. Пусть думает, что хочет. Он не достоин знать правду.
Илья Алексеевич выглядел опечаленным и ничего не говорил о своей роковой пассии. Лунь догадалась, что их интрижка исчерпала себя. Надо отдать должное интуиции этой девушки. Толком ничего не зная, она предчувствовала этот разрыв задолго до того, как сам Илья осознал, что он обязательно случится. А к этому моменту разрыв действительно произошел. Вилин безжалостно порвал с Наташей, и та, чтобы не мучить себя, уехала из города.
Оказалось, Лунь знает Илью гораздо лучше, чем он сам. Очевидным было их скорое расставание, но причина его оставалась тайной для девушки. Причиной была она сама.
Внутренне Лена злорадствовала (такой поворот событий шел ей на руку), а снаружи искусно придерживалась образа оскорбленной девушки, снизошедшей до встречи со своим обидчиком. Она видела: Илье совестно перед ней, а значит, о безразличии с его стороны не могло быть и речи.
Вилин с места в карьер завел разговор о творчестве, но Лунь отзывалась на него, мягко говоря, вяло. Мужчина понимал, что виноват в этом сам, и не собирался опускать рук, стараясь разговорить девушку.
– Я вижу, Вы сегодня неразговорчивы. Видимо, у Вас нет настроения. Что ж, это вполне объяснимо моим присутствием. Я дурак, если ожидал иного отношения после своего поступка. Но все же признателен Вам за согласие на эту встречу. Если Вы хотите, то я обещаю, что она будет последней, и больше я Вам на глаза не покажусь. Хотя это, конечно, дерзкое заявление даже для меня. И вряд ли я его выполню… Молчите, Лунь? Ладно. Молчите. Если Вам так комфортнее. Я немного понимаю Вас. Нет, я очень хорошо Вас понимаю. Если не хотите говорить, то поговорю я. Надеюсь, Вы не против.
Хочу кое-что поведать Вам. Знаете, когда я встретил ее, ну, условно назовем ее «подруга юности», я начал кое-что писать. Да, я был
