Тюдоры. «Золотой век» - Борис Тененбаум

Секретная служба под руководством сэра Фрэнсиса Уолсингема весной 1585 года раскрыла заговор с целью убийства королевы Елизаветы. Один из видных заговорщиков, доктор богословия Уильям Пэрри, был захвачен в Англии и казнен – но корни заговора вели за границу, во Францию и в Испанию, где действовали английские католические семинарии. Там готовились кадры для подполья, там разрабатывались планы устранения Елизаветы Первой – и успех всех этих планов самым существенным, буквально решающим образом зависел только от одного – успеют заговорщики вовремя освободить из ее заточения Марию Стюарт, «…католическую наследницу престола…», – или нет?

Это обстоятельство – наличие католической наследницы – очень тревожило членов Тайного Совета, и поведение их августейшей повелительницы, королевы Елизаветы, их настроения тоже не улучшало. Она, например, категорически отказалась исключить Марию Стюарт из линии своих наследников, она отклонила предложение лорда Берли – позволить Тайному Совету и Парламенту в случае ее внезапной кончины совместно избрать ей наследника.

Она даже не пожелала объяснить мотивов отказа.

Если бы она решила иначе, история, возможно, пошла бы по другому руслу – у ее советников было бы меньше причин для беспокойства, и они, может быть, не взялись бы за дело обеспечения «…правильного выбора наследника престола…» самостоятельно.

В числе ее верных слуг были талантливые люди, не желавшие «…подчиняться сложившимся обстоятельствам…».

Они предпочитали формировать обстоятельства сами.

II

Посол Франции при дворе королевы Елизаветы, Гийом Клод дел’Обепин (Aubespine), барон де Шатонеф, испытывал серьезные затруднения. Среди его прочих инструкций ему было поручено поддерживать связь с Марией Стюарт – как-никак она была когда-то королевой Франции.

С другой стороны, еще в 1582 году его предшественник, месье Мовисьер, получил предупреждение со стороны английского Тайного Совета, что вся корреспонденция между Францией и Марией Стюарт в обязательном порядке должна идти через английское посольство в Париже. Мовисьер протестовал и ссылался на дипломатический иммунитет. Его не выслали, как дона Бернардино – разрыв с Францией был нежелателен, – но за ним, конечно же, следили. После раскрытия заговора доктора Уильяма Пэрри всякая связь Марии Стюарт с окружающим миром была пресечена, и французское посольство больше не могло посылать ей никаких писем. Так что когда в кабинете барона де Шатонефа появился некий Джилберт Джиффорд (Gilbert Gifford) и сообщил, что у него есть «…верный и честный человек…», с помощью которого узнице можно будет передать письмо, у барона возникли самые серьезные сомнения в искренности его собеседника.

Он навел о нем справки.

Выяснилось, что Джиффорд был родом из старой католической семьи, что его отец попал под волну «…мер по подавлению папистов…» и посидел в тюрьме из-за своей веры, что сам Джилберт Джиффорд уехал из Англии, совершил путешествие в Рим, где оставался довольно долго – он учился в семинарии, готовившей священников для Англии. Курса, правда, не окончил – его выставили из-за его невыносимого поведения. Он перебрался в Реймс и поступил в такую же семинарию под управлением доктора богословия Аллена – который вскоре выгнал его и оттуда.

Как ни странно, это очень пошло ему на пользу в Париже.

Как обычно в среде всякой политической эмиграции, различные группы, вроде бы принадлежащие к одному и тому же движению, отчаянно ссорятся друг с другом. Не избежали этой беды и английские католики, оказавшиеся за границей. Глава парижского общества католиков-англичан, Томас Морган, просто на дух не переносил доктора Аллена, главу такого же общества в Реймсе.

Так что в его глазах для Джиффорда не могло быть рекомендации лучше, чем исключение из реймской семинарии.

В общем, из Парижа Джиффорд вернулся в Англию с самыми лучшими рекомендациями от Томаса Моргана, в которых было сказано, что он достойнейший человек и заслуживает всяческого доверия. У него было даже письмо к Марии Стюарт, написанное тем же Морганом, – и там тоже говорилось, что на Джиффорда можно положиться.

Тем не менее барон де Шатонеф был все еще полон подозрений – и он напрямую спросил своего гостя: каким же образом он сможет передавать пленной шотландской королеве какие бы то ни было бумаги, если в праве общаться с ней отказано даже ему, послу Франции? Джиффорд с ответом совершенно не затруднился и пояснил, что письма будут помещать во флягу, спрятанную под вторым дном бочонка с пивом. А чтобы фляга там не каталась и не создавала лишнего шума, остаток пространства будет наполнен соломой. Так что все будет в полном порядке.

Посол подумал и решил попробовать.

Марии Стюарт было отправлено послание объемом в полстраницы, содержащее ничего не значащие любезности. К большой радости барона де Шатонефа, вскоре был получен ответ, собственноручно написанный Марией Стюарт. Она была вне себя от восторга – весточка от посла дошла до адресата.

Связь была установлена.

III

Когда именно Джиффорд начал тесное сотрудничество с ведомством сэра Фрэнсиса Уолсингема, точно неизвестно, но начиная с декабря 1585 года тесное сотрудничество было уже полностью налажено. К этому времени Марию Стюарт перевели из замка Татбери в другую резиденцию, Чартли. Она со своим штатом слуг в количестве 38 человек там жила в отдельном доме, а ее стража и ее тюремщик, Эмиас Паулет, располагались в доме неподалеку. Обмен письмами шел через посредство пивовара из городка Бартон-на-Тренте, снабжавшего своим товаром обитателей Чартли. Имени его история не сохранила – в служебной переписке агентов сэра Фрэнсиса пивовар значился просто как «…честный человек…». Что он делал, он точно не знал, но, поскольку ему платили и при отправке писем, и при их доставке, он сообразил, что происходит нечто важное, и потребовал прибавки – к большому возмущению коменданта Чартли, который его, можно сказать, рекомендовал.

Но сэр Фрэнсис не стал торговаться – «…услуга пивовара…» в его глазах стоила любых денег.

Французское посольство получало письма для Марии Стюарт из Парижа, пользуясь дипломатической почтой, и регулярно передавало их ей по открывшемуся вдруг столь удобному каналу. Конечно, письма были зашифрованы – но для службы Уолсингема это не было серьезным затруднением. У сэра Фрэнсиса имелся превосходный специалист по дешифровке, некто Фелиппес – и он так замечательно научился читать переписку Марии Стюарт, будь она зашифрованной или нет, что мог легко подделывать и ее стиль, и ее почерк.

Успех с «…делом пивных бочонков…» стал основой для следующего шага – поскольку теперь репутация Джиффорда была твердо установлена, он был отправлен в Париж. Теперь уже – в качестве верного и преданного сторонника дела «…восстановления католической веры в Королевстве Англия…». В Париже он заявил, что было бы чрезвычайно опасно повторять попытки похищения Марии Стюарт. Комендант Чартли, Эмиас Паулет, получил строгий приказ при малейшей угрозе такого рода предать смерти свою пленницу. Поэтому следует скоординировать две вещи – убийство королевы Елизаветы и уже только после этого – освобождение королевы Марии.

Поскольку Паулет известен как строгий законник, он не решится убить законную наследницу престола, и ее можно будет освободить без особых усилий.

Английские католики в Париже расценили замысел как чрезвычайно важный и даже уведомили о нем своих покровителей в Испании и в Риме. О заговоре был подробно информирован Филипп II, который внес свои предложения по улучшению замысла. Он рекомендовал начать с убийства Уолсингема и других главных советников Елизаветы. Да и имя лорда Берли значилось в списке на очень видном месте. Джиффорд пообещал найти подходящих людей на месте, которые и сделают все, что нужно. У него, собственно, уже был на примете подходящий человек. Это был Энтони Бабингтон, молодой человек из богатой католической семьи. В свое время, во время своего заграничного путешествия, он познакомился в Париже с Томасом Морганом и стал пылким приверженцем Марии Стюарт.

На его кандидатуре и остановились.

IV

В хорошо документированной биографии сэра Фрэнсиса[46] при описании дела Бабингтона обращается внимание на важный момент: барон де Шатонеф питал поначалу глубокие сомнения насчет искренности Джиффорда, Паулет и Фелиппес сильно сомневались, не играет ли пивовар – их «…честный человек…» – какую-то сложную двойную или даже тройную игру, и только одно лицо, вовлеченное в интригу, не ведало никаких сомнений – к своему несчастью, это была Мария Стюарт.

Она подарила пивовару 20 фунтов стерлингов, потом добавила еще 10. Припомним, что в круглых числах для получения эквивалента в теперешних фунтах эти суммы надо умножить на 500, а поскольку фунт сейчас стоит процентов на 30 дороже доллара, то общая ценность подарка в долларах составила бы эдак тысяч двадцать. Заодно она передала какие-то деньги Джиффорду – который, кстати, попросил денег и в Париже, у Томаса Моргана. Тот сидел в это время в Бастилии, куда был посажен по требованию английского двора, но имел право принимать посетителей и располагал довольно значительными средствами.