Замок Ист-Линн - Генри Вуд

Фрэнсис Ливайсон искренне поблагодарил его; перспектива вернуться в Англию, хотя и весьма отдаленная, привела его в настоящее ликование.

Во то время, как мужчины разговаривали, леди Изабель сидела у окна в соседней комнате, безразлично разглядывая толпы местных жителей, которые шли в порт и возвращались из него в своих воскресных нарядах. Она смотрела, но не видела их, пытаясь разобраться в своих чувствах, что, увы, было не слишком приятно. Она прекрасно понимала что в душе ее растет слишком горячая привязанность к Фрэнсису Ливайсону; это происходило помимо ее воли: подавить это чувство было так же невозможно, как перестать чувствовать себя живой. В этот внутренний диалог вплетался и суровый голос совести, наполняя ее душу леденящим ужасом. Она отдала бы все, что имела, за способность перебороть себя, пожертвовала бы половиной оставшихся ей лет жизни, чтобы раз и навсегда изгнать этого человека из своей судьбы.

Читатель, пойми слово «ужас» правильно и не вообрази, Бога ради, будто леди Изабель Карлайл испытывала ужас в общепринятом смысле этого слова. Она не боялась за себя: вряд ли кто-либо мог сравниться с ней строгостью принципов и безупречностью поведения; для нее так же невозможно было забыть о своем долге жены, дворянки и христианки, как для солнца — встать на западе. Нет, ею овладел совершенно иной страх, дотоле неведомый нашей героине: она боялась, что дальнейшее общение с Фрэнсисом Ливайсоном, особенно наедине, может усилить ее чувства к нему до такой степени, что она сделается скрытной и несчастной на всю оставшуюся жизнь; однако, более всего тяготило ее горькое чувство вины перед мужем.

— Арчибальд, я хотела бы попросить тебя об одном одолжении, — робко начала она, когда капитан Ливайсон ушел, и они остались одни. — Обещай, что не откажешь мне.

— В чем дело?

— Но ты еще не пообещал.

— Я обещаю, Изабель, если это в моих силах.

— Останься со мной на все оставшееся время, что я должна пробыть здесь.

М-р Карлайл удивленно посмотрел на нее.

— Моя дорогая, откуда у тебя такое странное желание? Сейчас мне просто невозможно вырваться. Несколькими неделями позже я мог бы провести все это время с тобой. Сейчас же я еле выкроил эти два-три дня.

— И ты уезжаешь завтра!

— Обстоятельства сильнее нас.

— Тогда возьми меня с собой.

М-р Карлайл улыбнулся.

— Нет, Изабель, ибо я вижу какую пользу тебе принесла перемена обстановки. Я снял эту квартиру на шесть недель, и ты, вне всяких сомнений, должна оставаться здесь как минимум до конца этого времени.

Она мучительно покраснела.

— Я не могу оставаться здесь без тебя, Арчибальд.

— Но почему? — улыбнулся м-р Карлайл.

— Почему! Я так скучаю без тебя, — вот лучшее, что она могла придумать, однако голос ее дрожал, ибо она понимала что ее все равно не послушаются.

Увы, так и случилось. М-р Карлайл отбыл на следующий день, поручив ее заботам Фрэнсиса Ливайсона. Ему даже и в голову не пришло, что поступать так было весьма неосмотрительно. Да и откуда было взяться подобным мыслям? Сам будучи благородным и честным, он считал таковым и капитана Ливайсона; что же касается жены, так он оставил бы ее на необитаемом острове наедине с ним или же с любым другим человеком, ибо его доверие к ней было безграничным.

Глава 3

БЕГСТВО ОТ ОПАСНОСТИ

Леди Изабель сидела на одной из скамеек кладбища Петит Камп, находившегося под крепостным валом в верхней части города. Прошло дней десять со времени отъезда м-ра Карлайла, и она еще более окрепла, да настолько, что это было просто невероятно. Она пешком дошла до кладбища, где побродила, вчитываясь в надписи на могилах захороненных там соотечественников, и теперь присела отдохнуть, прежде чем идти обратно. Надобно признать, что она утомилась, но немногим более чем устали бы на ее месте многие вполне здоровые дамы. В этой прогулке, как, впрочем, и в большинстве прочих, ее сопровождал капитан Ливайсон: избавиться от него она была просто не в состоянии. Она перепробовала множество уловок: выходила в неурочное время, всякий раз шла другим путем, но он неизменно разыскивал ее. Возможно, он даже следил за ней. Она не принимала более решительных мер и не запрещала ему присоединяться к ней: он мог спросить о причинах такой немилости, а Изабель менее всего хотелось подобных расспросов в ее теперешнем состоянии духа. Она рассуждала примерно так:

«Это продлится недолго. Скоро я уеду и покину его, надеюсь, навсегда».

Тем временем, однако, она чувствовала, что это длительное общение с ним приносит свои плоды: щеки ее покрывались румянцем при его приближении, а сердце билось от восторга. Она пыталась сдерживаться, но с таким же успехом можно было пытаться остановить бриз, который надувал паруса проплывающих мимо берега кораблей.

Стоял тихий вечер, довольно прохладный для июля, ничто не нарушало тишины, если не считать жужжания насекомых, и леди Изабель со своим спутником также хранили молчание, лишь сердце ее бешено стучало от переполнявшего ее счастья. Если бы не упреки совести, чувство вины, одним словом, если бы не ее замужество, она согласна была бы сидеть вот так всю жизнь, не проронив ни звука. Чувствовал ли он то же самое? Несколько месяцев спустя он говорил ей, что это было именно так, но кто может сказать, не лукавил ли он!

— Помните ли Вы, леди Изабель, тот вечер, такой же, как сегодня, который мы все провели в Ричмонде? — внезапно спросил он. — Ваш отец, миссис Вейн, Вы, я и другие?

— Да, я помню его. Мы провели замечательный день; с нами тогда еще были обе мисс Челлонер. Вы везли домой миссис Вейн, я ехала с папой. Вы правили просто безрассудно, как мне помнится, и миссис Вейн заявила, вернувшись домой, что никогда больше не поедет с Вами.

— До следующего раза, она имела в виду. Эмма Вейн была самой капризной, тщеславной и привередливой женщиной, и не сделалась лучше, став Эммой Маунт-Северн. Она просто пустая кокетка, и ничего более. Я специально правил так, чтобы напугать ее и рассчитаться.

— Что она сделала Вам?

— Вывела из себя, навязав свое общество, когда я хотел посадить с собой другую даму.

— Бланш Челлонер.

— Бланш Челлонер! — насмешливо повторил он. — Она была мне совершенно безразлична.

Изабель вспомнилось, что тогда он казался весьма увлеченным Бланш Челлонер, очень миленькой девушкой семнадцати лет.

— Миссис Вейн обвиняла Вас в том, что Бланш Вам нравилась.

— Ну, она говорила, что я увлекся еще кое-кем, кроме Бланш Челлонер, — сказал он многозначительно, — и, в данном случае, она попала точно в цель. Нет, леди Изабель, не Бланш Челлонер хотел я везти в тот день домой. Разве тогда Вы сами не могли догадаться? — спросил он, поворачиваясь к ней.

Его голос и взгляд говорили красноречивее любых слов, и леди Изабель отвернулась, почувствовав, как горячий румянец заливает ее щеки.

— Прошлого не вернуть, — продолжал он, — но как же глупо мы оба распорядились нашими судьбами. Ведь мы же созданы для того, чтобы любить друг друга. Мне иногда казалось, Вы понимали, что я чувствовал к Вам.

Она молчала ранее, но теперь попросила его прекратить подобные речи.

— Я должен это сказать, леди Изабель: всего несколько слов, а потом я никогда не заговорю об этом. Я бы открылся Вам, если бы посмел сделать это, но меня удерживала неопределенность моего положения, долги, неспособность содержать жену; и вот, вместо того, чтобы обратиться к сэру Питеру, как я надеялся поступить, с просьбой обеспечить мне положение, достаточное для того, чтобы посвататься к дочери лорда Маунт-Северна, я задушил всякую надежду в своей душе и позволил Вам ускользнуть…

— Я не желаю слушать это, — капитан Ливайсон, — сердито воскликнула, она, поднимаясь.

Он взял ее за руку и усадил на прежнее место.

— Еще мгновение, умоляю Вас. Многие голы я хотел рассказать Вам о том, почему потерял Вас. Я до сих пор не оправился от этой потери, с лихвой заплатив за свою провинность. Я даже не подозревал, как страстно люблю Вас, пока Вы не стали женой другого человека. Изабель, я по-прежнему всей душой люблю Вас.

— Как Вы смеете вести такие речи?

Она говорила холодным и высокомерным тоном, как ей и подобало в подобной ситуации. Однако что-то в глубине души нашептывало ей, что при других обстоятельствах такое признание наполнило бы ее истинным блаженством.

— То, что я сказал, не может никому принести вреда, — снова обратился к ней капитан Ливайсон. — Увы, время ушло, ибо ни Вы, ни я не можем забыть, что Вы замужем. Каждый из нас выбрал собственный путь в жизни, по которому и должен идти. Между нами — непреодолимая пропасть, но виноват в этом я сам. Я должен был признаться в своих чувствах и не позволить Вам удовольствоваться браком с мистером Карлайлом.