Проклятый эксперимент. Магиня - Вера Чиркова

Лиарене, подгоняемой жгучей тревогой за любимого, обычное передвижение по просторному залу убежища казалось непозволительной тратой времени. Сейчас она не могла даже думать спокойно, не то чтобы идти или бежать. Едва сделав несколько шагов, дорина снова прыгнула в мгновенно раскрывшийся путь, спеша как можно быстрее оказаться рядом с отцом.

Однако прежде чем ее глаза привыкли к властвующему тут полумраку, позволяющему наблюдателям полнее видеть все мельчайшие детали происходящего за зеркалом, магиня услышала уже знакомый голос Инриссы. Он обрушился на девушку резко, как удар молнии, и потряс ей душу смертельной усталостью и новыми, горькими как хина нотками:

— …следят, как за зверьми. И даже не пытаются разговаривать. Никогда не думала, как тяжело будет это видеть…

— Тсс! — перебил ее чей-то свирепый шепот. — Молчи!

Лиарена быстро обернулась, прищурилась и уставилась на вставшую напротив женщину, которую сердцем пока никак не могла считать матерью, хотя разумом уже поверила словам магистров.

А Инрисса стояла перед ней, крепко стиснув губы, и ее лицо постепенно каменело, превращаясь в годами выработанную маску безразличия. И это заученное действие неожиданно остро резануло по натянутым до отказа нервам девушки. В ее душе вмиг поднялась жаркая волна протеста против такой встречи — неужели мать еще не поняла, кто перед ней, не почувствовала сердцем?

И даже если не знала точно, то товарищи по несчастью наверняка уже подсказали… ведь не могли же они не видеть их сходства и ни о чем не догадаться?!

«Ну а если не подсказали…» — стремительно вскипела вдруг в душе обида, то Лиарена сама может спросить, чтобы точно знать, как относится к ней родная мать. Не корит ли себя за безумное решение спасти дочку? Или жалеет, что и сама не ушла вместе с ней хоть на пару сотен локтей в сторонку, откуда могла бы отправить тревожный зов? А может, ей уже давно безразличны и мельком виденный ребенок, и его несчастный отец?

— Меня зовут Лиарена… — шагнув ближе к зеркалу, с вызовом сообщила дорина, заметила краем глаза бегущих к ней по проходу магов и мгновенно закрыла вход в столовую воздушным щитом. — Урожденная донна Лиарена Гардеро. Однако недавно выяснилось, что родители мне не родные. Двадцать лет назад Симорн Гардеро нашел в одной из сторожевых башен новорожденную девочку, и дорина Майрена объявила меня своей дочерью. Якобы случились преждевременные роды. Когда я об этом узнала, магистры обители довольно быстро нашли моего родного отца… вы сами маги и знаете, как это делается. Экард-отшельник им сначала не поверил… он был в ярости… совершенно безумной.

Дорина бледно улыбнулась, припомнив выходку отца, и заторопилась. Наверняка дежурный маг и Терна уже послали отшельнику тревожную весть, и магистры будут здесь с минуты на минуту. И тогда она не успеет сказать матери то главное, что поможет сломать возведенную Инриссой вокруг себя незыблемую ледяную стену.

— Увидав меня, Экард решил уйти, но я вцепилась в него и оказалась в его жилище. И ни разу об этом не пожалела — он лучший отец, какого можно пожелать. Мне вообще повезло, мои приемные родители тоже прекрасные люди. Но я хочу сказать о другом… Хотя отлично понимаю, как непозволительно грубо лезу в его личную жизнь, но и молчать тоже не могу. У отца в комнате висит портрет моей матери, и возле этого портрета всегда живые цветы и свечи. Экард разговаривает с этой картиной… делится радостями и печалями и все долгие двадцать лет свято верит, что моя мать жива и однажды он ее найдет и спасет. Ради этого он много лет жил как бродяга, спал на старых шкурах и работал не покладая рук… летом рыскал по болотам, зимой по горам, а весной добывал икру, чтобы было чем платить наемникам…

Последние слова Лиарена выговорила, задыхаясь от слез. Обида за себя, за отца и даже за молча стоящую напротив женщину захлестнула ее и несла, не позволяя рассмотреть горькую боль в глазах матери.

— Он и сейчас не гуляет и не отдыхает — все силы и время отдает поиску способов вашего освобождения. Впрочем, не он один. С ним все маги обители, мой муж дорин Варгейз, мои приемные родители и несколько отрядов хорошо обученных воинов. Только вы сами почему-то сидите там и упрямо молчите, не желая помочь нам хотя бы советом или пояснить, что именно у вас там происходит. Неужели не понимаете, как после, когда магистры все-таки найдут способ расковырять эту проклятую гору, вам будет стыдно смотреть всем в глаза?

Инрисса вдруг тихо застонала сквозь зубы, покачнулась и начала падать.

— Хватит, — подхватывая безвольно обвисшую в его руках женщину, рыкнул неизвестно когда возникший рядом с ней Вайзин, протянул руку, и зеркало потемнело.

— Лиа! — Кто-то снес щиты, поставленные магиней на дверь, и ее платье рванул яростный порыв ветра.

А вслед за ним к девушке ринулось сразу несколько человек. Но она уже разглядела среди них мужа и не могла больше смотреть ни на кого другого. Суетливо проверяла взглядом лицо, плечи, руки любимого, чувствуя, как стремительно тает сжимавшая сердце тревога, а взамен подступают слабость и невольный стыд за свою панику.

Тайдир уже был рядом, подхватил жену на руки, прижал так крепко, словно она собиралась убежать. Дорина спрятала лицо у него на груди, вслушалась во взволнованное биение сердца и в последний раз горько всхлипнула.

— Что ты им сказала? — заглянул в лицо дочери Экард, и она подняла на него виноватый взгляд.

— Прости… но так обидно вдруг стало. Мы волнуемся, головы ломаем, а они стоят и молчат, клятву свою хранят. Ведь должны же понимать — без их помощи нам намного труднее найти решение. Вот я и высказала все… не сдержалась.

— Идем в зал, — спрятав огорченный вздох, успокаивающе улыбнулся ей отшельник. — Теперь они не скоро откроют.

— Подожди, я кое-что принес. — Тайдир оглянулся, нашел взглядом брошенный возле колонны сверток и шагнул к нему, однако Экард оказался быстрее.

Притянул пакет к себе воздушной лианой и подал зятю.

— Это тебе, любимая, — шепнул на ушко жене дорин, ставя ее на ноги, и развернул отволглую ткань.

Охапка необычайно крупных душистых белых цветов легла девушке в руки, и вместе с ней с души Лиарены свалился последний камень.

— Я так за тебя волновалась, — вовремя раздумав обвинять в чем-то Барента, еле слышно призналась она. — У меня вдруг появилось очень плохое предчувствие…

— Да что со мной могло случиться? — поспешил успокоить жену Тайдир, улыбаясь с нарочитой бесшабашностью. — Там за несколько минут до этого толпа наемников и магов прогулялась.

— Лиа поступила правильно, подняв тревогу, — твердо заявил отшельник и назидательно добавил: — И впредь никогда не отмахивайся от предчувствий, дочка. Чем дольше ты общаешься с магической энергией, тем сильнее будешь ее чувствовать. А через нее — тех, с кем связана амулетами. Не сразу, но довольно скоро ты научишься по этой связи определять ощущения мужа, самые сильные, разумеется. Боль, гнев, ужас. Потому-то маги и предпочитают не связывать себя браслетами или амулетами, если полностью не уверены в долговечности, взаимности и истинности своих чувств.