Не по чину - Евгений Красницкий

Агафья же и вовсе успела несколько лет попрактиковаться в роли соправительницы мужа в приграничном княжестве. Такой опыт даром не проходит. И она совершенно точно не упустит возможности этот инструмент пустить в дело, и, что не менее ценно, при использовании будет учитывать как весь видимый ей, так и предполагаемый потенциал, что в свою очередь давало и Мишке больше возможности для маневра.

— Вижу, по душе вам Мишаня пришелся, — от раздавшегося сзади ласкового голоса Мишка чуть не подпрыгнул на месте.

Пока отроки отмывались в банях, отъедались и отсыпались, все было в порядке, так что в первые дни после прибытия в Туров урядники, Мишка, а вместе с ними и Егоровы ратники, к концу похода уже вовсю опекавшие оставшихся в неполной сотне «сопляков», никаких дополнительных проблем с ними не имели. Но длилось такое благолепие недолго: молодость быстро восстанавливает утраченные силы, а вместе с ними и жажду приключений, причем преимущественно на свои поджарые задницы.

Уже на третий день, несмотря на все строгости, наведенные во временном лагере Дмитрием, отличился отрок Иероним из десятка разведчиков. Впрочем, крестильное имя его и раньше поминали только по случаю очередной порки и отправки в поруб, а так больше звали по прозвищу, которое чрезвычайно ему подходило — Поползень. Своими проделками он еще в крепости не раз вынуждал наставников потрудиться розгами. Вот и здесь, исчезнув сразу же после отбоя, он притащил к утру неведомо откуда пару горшков со сметаной, да столько же караваев. С ними-то, при попытке проскользнуть мимо караула, и попался.

Выпороть его, конечно, выпороли, за неимением поруба ограничившись только этим, но дурной пример оказался заразен, как поветрие. Наказание повидавших виды мальчишек не очень испугало, зато воодушевил успех предприятия, как и мысль о наличии где-то поблизости столь доступных сокровищ. Кормили отроков хорошо, Никифор на еде не экономил, но, во-первых, мальчишки в этом возрасте есть хотят всегда, а во-вторых, тут проявилось скорее голодание адреналиновое. Поползень, несмотря на поротую задницу, сделался героем дня, тем более что пострадал он потому, что не сожрал все самостоятельно, а честно пер провизию в расположение десятка, намереваясь поделиться с товарищами, что существенно ограничило его мобильность.

На следующую ночь урядники недосчитались уже четверых. Стало понятно, что просто поркой тут не поможешь.

Ситуация была вполне ожидаема: мальчишки-лесовики не то что большие города раньше в глаза не видели — для многих и Ратное-то за мегаполис сходило. За время учебы, конечно, они и пообтесались, и с боями прошлись почти через полкняжества, но ведь не достопримечательности осматривали. А тут вокруг шумит большой торговый город, столица княжества, и какими только соблазнами из-за тына не тянет! Вон, рядом пекарня расположена. От сдобного духа, что разносился по лагерю, даже у Егора порой слюна набегала, а для отроков так и вообще — мучение и нешуточный соблазн.

Во избежание неизбежного, то есть классических «самоходов» со всеми прилагающимися последствиями, и как следствие, падения имиджа сотни в глазах местного населения, Мишка решил, что проще ввести в обиход законные и организованные увольнения в город, чем ловить нарушителей, тем более, что комендатуры и патруля в Турове пока что в наличии не имелось. А дабы избавить отроков от соблазнов спонтанных экспроприаций, выдавать им с собой местную валюту в счет доли воинской добычи, достаточную, чтобы они смогли выбрать своим родным подарки на торгу, а заодно и удовлетворить свое любопытство. Ну, и всем остальным появился дополнительный стимул соблюдать дисциплину: понятное дело, что «грешников», если и пустят в увольнение, то в последнюю очередь.

Егор эту идею молодого сотника поддержал и пообещал давать в сопровождение кого-нибудь из своих ратников. Мишка этой помощи только обрадовался — все спокойнее, когда при отроках окажется не только урядник, такой же, по сути, мальчишка, но и кто-то из взрослых мужей.

На совместном совещании решили так: первые полтора десятка из числа отличников в военной и политической подготовке, то есть, наиболее отличившиеся в походе, самые дисциплинированные и старательные, выйдут в ближайшие дни в увольнение вместе с Арсением. Слово, пришедшее из прошлой жизни, как ни странно, сразу легло как родное — все его правильно поняли и приняли без пояснений, и прижилось оно моментально.

Мишка давно заметил, что именно воинские команды и выражения из жизни ОТТУДА оказываются самыми универсальными. Те, которые оказывались ТУТ пока незнакомыми, принимались сразу, как будто только и ждали своего часа, чтобы прижиться в языке. Мало того, буквально через пару дней Мишка услышал в разговоре отроков привычное уху сокращение: не замечая боярича, они выясняли друг у друга, кто пойдет в «увал» первым из их десятка.

Приготовления к этому знаменательному событию развернулись нешуточные, счастливцев собирали и готовили всем миром, почти как к дембелю ТОГДА — хоть соцсоревнование за самый пафосный выход в увольнение устраивай между десятками. К немалой радости сотника, этот внезапно вспыхнувший энтузиазм удачно поглотил накопившуюся за время отдыха мальчишескую энергию и перенаправил ее в конструктивное русло, заодно избавив Мишку, Дмитрия и Демку от немалой головной боли, грозившей плавно перейти в геморрой. Особенно сильный ажиотаж разгорелся, когда было объявлено, что тем, кто идет в город, выдадут аж по десять резан — невиданное богатство для мальчишек, денег в руках до сей поры не державших.

Первые полтора десятка счастливцев встали еще по темноте и до самого света то слонялись в томительном ожидании по двору, то приводили в порядок и без того новые одежки и вычищенное еще накануне снаряжение и оружие. Наконец они построились во дворе по команде Арсения. Слова «инструктаж» ратник, разумеется, не знал, но суть данного явления, как выяснилось, постиг в совершенстве. Хотя Мишка не стал отягощать Арсения еще и этим филологическим нововведением, но именно инструктаж тот и провел, причем в классических традициях.

Начал он свою речь эпически. Оглядел строй вытянувшихся в струнку и затаивших дыхание отроков и довольно усмехнулся:

— Вот! Можете, когда захотите! Слушайте сюда, шишки еловые! Говорю один раз, кто не запомнит, вспоминать будет уже при чистке нужников, пока слово в слово не повторит то, что я сейчас скажу, а нужники не засияют аки котлы, что у вашей Плавы на кухне. Всем ясно? Не слышу?

От дружного рева «Да!», прозвучавшего в полтора десятка глоток так, что собаки по всему посаду немедленно зашлись в ответ лаем, в некоторых курятниках по соседству всполошились куры, а какая-то баба, шедшая к колодцу мимо подворья, от неожиданности шлепнулась на стылую землю и заголосила с перепугу. Впрочем, Арсений распинался о том, что можно, а чего никак нельзя, хоть и подробно, и весьма образно, но недолго, так что соскучиться его аудитория не успела, а сказанное, надо полагать, запомнила. Наконец, четырнадцать мальчишек во главе с урядником вышли за ворота. О том, что произошло в дальнейшем, Мишка узнал позже в пересказе сразу из многих источников, так что картинка у него сложилась вполне объемная.

Туров, конечно, не Киев, но все-таки стольный град, и жизнь в нем совсем иная: и людей больше, и нравы и обычаи другие, так что не удивительно, что глаза у отроков сразу же стали разбегаться во все стороны. Все вокруг никак не походило на то привычное, что они раньше видели и знали: мельтешили коробейники с соблазнительной мелочевкой, от лотков с горячими пирогами неслись одуряющие запахи, в глазах рябило от незнакомого люда разного звания — от монахов до купчин с купчихами.

Отрокам, не понимавшим, как можно, чтобы пришлые свободно расхаживали, не вызывая удивления и вопросов аборигенов, казалось, что окружающие только на них и пялятся. Впрочем, они и не слишком далеко ушли от истины: взрослые разглядывали оружных отроков, неробкие городские девки с интересом стреляли глазами на хоть и мелковатых, но уж больно серьезных молодых воев. Мальчишки их возраста смотрели, напротив, с напускным пренебрежением, а то и презрительно сплевывая себе под ноги, но мало кому из них удавалось скрыть, что на самом-то деле и любопытно, а многим и завидно — как же, ровесники, а идут при оружии да в кольчуге. Все это кружило головы и без того невероятно гордым собой пацанам.

На торгу, правда, им пришлось испытать натуральные терзанья: казавшиеся еще полчаса назад богатством десять резан вдруг съежились и превратились почти в ничто. И не в дороговизне дело — слишком много оказалось вокруг соблазнов, и все хотелось попробовать, не только калачей на меду. Тут же и оружие продавалось, и снаряжение воинское, и еще много чего интересного…