Бессонница - Стивен Кинг

И ее собственная беспомощность, подумал Ральф, приводит ее в еще большую ярость.

— Я еще поживу в Хай-Ридж, — тем временем говорила Элен. — Может быть, до зимы. Наверное, мы с Нат в конце концов переедем в город, но дом я продам. Если кто-нибудь действительно купит его — и за нормальную цену, что под большим вопросом, — деньги поступят на трехсторонний счет. Счет разделят согласно постановлению. Ну, вы понимаете… Постановлению о разводе.

Нижняя губа у нее дрожала. Ее аура еще сильнее сжалась и теперь облегала тело почти как вторая кожа, и Ральф увидел, как в ней замелькали короткие красные вспышки, похожие на искорки, пляшущие над мусоросжигательной печкой. Она робко улыбнулась ему.

— Ты говоришь мне две вещи, — произнес он. — Что ты подаешь на развод и что ты все еще боишься его.

— Ее регулярно избивали и унижали последние два года ее семейной жизни, — сказала Гретхен. — Разумеется, она все еще боится его. — Она говорила тихо, спокойно и рассудительно, но теперь смотреть на ее ауру было все равно что заглядывать в угольную топку сквозь жаростойкое стекло.

Он перевел взгляд на малышку и увидел, что та теперь окружена своим собственным ярким газовым облачком цвета подвенечного атласа. Оно было меньшего размера, чем у ее матери, но в остальном точно такое же… Как ее голубые глазки и каштановые волосики. «Воздушный шарик» Натали поднимался от ее макушки белоснежной ленточкой до самого потолка, где сворачивался в эфирную массу возле лампочки. Когда из окошка возле плиты легонько дунул ветерок, Ральф увидел, как широкая белая лента колыхнулась и покрылась рябью. Он поднял взгляд и увидел, что «воздушные шарики» Элен и Гретхен тоже колышутся.

«И если бы я мог видеть свой собственный, с ним бы происходило то же самое, — подумал он. — Это реально — что бы там ни думала та часть моего разума, которая верит лишь в «дважды-два-четыре», ауры реальны. Они реальны, и я вижу их».

Он подождал возражения от внутреннего голоса, но на этот раз его не последовало.

— Я чувствую себя так, словно в эти дни меня стирают и отжимают в какой-то машине, — сказала Элен. — Моя мать бесится… Она только что вслух не называет меня трусихой… И порой я сама чувствую себя трусихой… мне стыдно…

— Тебе нечего стыдиться, — сказал Ральф и снова взглянул вверх, на колышущийся от ветерка «воздушный шарик» Натали. Он был очень красивый, но он не чувствовал желания потрогать его; какой-то глубокий инстинкт говорил ему, что это может оказаться опасным для них обоих.

— Да, я знаю, — сказала Элен, — но девчонкам приходится овладевать множеством теорий. Это вроде как: «Вот твоя Барби, вот твой Кен, вот твоя Игрушечная Кухня Хозяйки. Учись как следует, поскольку, когда все будет настоящее, заботиться об этом станет твоей обязанностью, и, если что-нибудь разобьется или сломается, винить будут тебя». И мне кажется, я нормально справлялась со всем этим, правда справлялась. Только никто не говорил мне, что в некоторых браках Кен слетает с катушек. Наверное, я жалкая сейчас?

— Нет. Насколько я могу судить, именно так и произошло.

Элен рассмеялась — сдавленный, горький, виноватый смех.

— Даже не пытайтесь сказать это моей матери. Она отказывается верить, что Эд когда-либо заходил дальше дружелюбных шлепков мне по попе… Просто чтобы направить в правильную сторону, если мне случалось отклониться от верного курса. Она считает, что все остальное я выдумала. Так прямо она не говорит, но я слышу это в ее тоне каждый раз, когда мы разговариваем по телефону.

— Я не считаю, что ты это выдумала, — сказал Ральф. — Я видел тебя, помнишь? И я был там, когда ты умоляла меня не звонить в полицию.

Он почувствовал, как его бедро сжали под столом. И удивленно поднял глаза. Гретхен Тиллбери едва заметно кивнула ему. И он ощутил еще одно пожатие — на этот раз более энергичное.

— Да, — сказала Элен. — Вы были там, верно? — Она слабо улыбнулась, и это было неплохо, но то, что происходило с ее аурой, было еще лучше — те крошечные красные искорки тускнели, и сама аура снова расправлялась.

Нет, подумал он, не расправлялась. Распускалась. Расслаблялась.

Элен встала и обошла вокруг стола.

— Нат может срыгнуть на вас — лучше я заберу ее.

Ральф опустил глаза и увидел, что Нат уставилась через всю кухню мутным, зачарованным взглядом. Он проследил за ним и уткнулся в маленькую вазу, стоявшую на подоконнике, рядом с раковиной. Он поставил в нее осенние цветы меньше двух часов назад, и теперь тусклый зеленый туман струился со стебельков и окружал цветки слабым дымчатым мерцанием.

«Я вижу, как они испускают дух, — подумал Ральф. — О Господи, никогда в жизни больше не сорву ни одного цветка. Даю слово».

Элен бережно взяла у него малышку. Нат перешла к ней довольно послушно, хотя, пока ее мать снова огибала стол, усаживалась и устраивала ее поудобнее у себя на руках, ее глазки так и не отрывались от цветов в зеленом тумане.

Гретхен легонько постучала пальцем по циферблату своих часов:

— Если мы хотим созвать это собрание в полдень…

— Да, конечно, — слегка извиняющимся тоном сказала Элен. — Мы состоим в официальном комитете встречи Сюзан Дэй, — объяснила она Ральфу. — Название, правда, не полностью отражает суть. Наша главная задача на самом деле не встретить ее, а помочь защитить.

— Вы думаете, тут возникнут проблемы?

— Ну, будет напряженно, скажем так, — вмешалась Гретхен. — У нее есть с полдюжины собственных охранников, и они все это время пересылали нам по факсу все угрозы относительно Дерри, которые она получала. Для них это стандартная рабочая процедура — многие годы она появляется перед множеством лиц. Они держат нас в курсе, но при этом ясно дают понять, что, поскольку мы являемся пригласившей стороной, «Женское попечение» несет ответственность за ее безопасность наравне с ними.

Ральф открыл рот, чтобы спросить, много ли было угроз, но сообразил, что уже знает ответ на этот вопрос. Он прожил в Дерри семьдесят лет, лишь ненадолго отлучаясь, и знал, что Дерри — это опасный механизм, в нем полным-полно острых игл и режущих граней прямо под поверхностью. Так, разумеется, обстояло дело со многими городами, но в Дерри, казалось, всегда находилось место для лишней гадости. Элен назвала этот город домом, и это был и его дом тоже, но…

Он поймал себя на воспоминании о том, что случилось почти десять лет назад, вскоре после окончания ежегодного фестиваля Дней Канала. Трое парней сбросили ничем не примечательного и безобидного молодого человека — гомосексуалиста — по имени Адриан Меллон в Кендаскиг, здорово избив и искусав его перед этим; ходили слухи, что они стояли там на мосту, за таверной «Сокол», и смотрели, как он умирает. Они сказали полицейским, что им не понравилась шляпа, которую тот носил[33]. Дерри мог бывать и таким, только дурак стал бы отрицать этот факт.