Фанткритика — это просто - Валерий Окулов

Выхода следующего сборника пришлось ждать не шесть, «всего лишь» пять лет — уже достижение. После смерти Владимира Ивановича Дмитревского (1908–1978) — прозаика, публициста, критика, соавтора и старшего друга, Брандис продолжал составительскую работу единолично. Вышедший в целлофанированном переплёте (веяния времени) «Белый камень Эрдени» (1982) был «разнообразен по темам и жанрам… Но при всей несхожести творческих почерков авторы едины в стремлении подчинить фантастический замысел и условный сюжет морально-нравственной проблематике, которую ставит перед нами наша сегодняшняя реальная жизнь». Это строки из предисловия составителя, человека здравомыслящего и понимающего — неладно что-то в «нашем королевстве»…

«Переориентировка фантастики с технических проблем на этические — в русле общелитературных исканий. Теперь фантастов интересует не техника сама по себе, а её воздействие на сознание, не наука как таковая, а социальные и нравственные последствия применения изобретений и открытий… Сегодняшний уровень НФ определяют социальные и нравственные критерии… Ныне многое зависит от этики!»

Наконец-то публикуется в сборнике произведение братьев Стругацких, названных составителем «ветеранами». Стержнем книги стала повесть «Жук в муравейнике», только что удостоенная премии «Аэлита». «Экспрессивный повествовательный стиль, внутренние монологи, сказовая речь, стремительные реплики делают образы резко индивидуализированными… Герои Стругацких живут в быстро меняющемся мире, и смоделирован он так убедительно, что даже на условном фантастическом фоне кажется почти достоверным».

А в романе Георгия Бальдыша «Я убил смерть» взаимоотношения строятся в привычном психологическом плане, но на бытовом фоне развёртывается также и НФ замысел. Составитель отметил, что обращение этого опытного писателя к НФ «во всех отношениях плодотворно».

Повести «Белый камень Эрдени» Геннадия Николаева и «Старуха с лорнетом» Олега Тарутина «переводят фантастическую условность в полусказочный или откровенно сказочный план». Но затрагивают серьёзные проблемы и дают ненавязчивый нравственный урок.

А ещё в 600-страничном сборнике есть рассказы «ветеранов» Варшавского, Шефнера, Снегова, Шалимова; а также молодых авторов и дебютантов. Такая книга тридцать лет назад могла разойтись тиражом раз в двадцать большим стандартных 100 000 экземпляров!

Сборник «Меньше-больше» (1988) с произведениями ленинградских (в основном) писателей опять вышел лишь через шесть лет. К этому времени уже не стало Евгения Павловича Брандиса (1916–1985) — литературоведа и критика, одного из основоположников советского фантастоведения. Специалист по творчеству Жюля Верна, с середины пятидесятых ставший неутомимым исследователем и пропагандистом НФ, он составил (в сотрудничестве и единолично) около двадцати сборников НФ: кроме серии Лениздата ещё два «Альманаха НФ» (1965, 1967), два сборника англо-американской фантастики (1965), сборники «Фантастика-72», «Талисман» (1973), «Практичное изобретение» (1974), «Незримый мост» (1976), «Созвездие» (1978) и другие.

Заканчивал составление сборника 1988 года Лев Куклин, был он прежде всего поэтом, ещё немного прозаиком и фантастом, никак не литературоведом, так что никаких вступлений/обзоров в книге, естественно, не было. Но вклад Куклина очевиден — хотя бы вызвавшая в тот год фурор среди любителей фантастики «Чакра Кентавра» Ольги Ларионовой, поставленная — по «принципу Штирлица» — в окончание тома. Открывала же книгу повесть другого «ветерана» — «Право на поиск» Сергея Снегова. Но больше среди авторов было тех, кого через три года почти официально назовут «четвёртым поколением» советских фантастов. Повесть Андрея Столярова «Мечта Пандоры» была принята читателями «на ура», рассказы Вячеслава Рыбакова, Виктора Жилина, Феликса Дымова также смотрелись на фоне фантастики тех лет свежо и интересно. Не рассматривая произведения всех шестнадцати авторов, в целом о сборнике можно сказать уже раз сказанное — книгу, представляющую «срез» лучшего в советской фантастике тех лет, тогда купил бы миллион читателей!

Не зря же отмечал в одной из своих статей известный ныне писатель Вячеслав Рыбаков: «Составленные крупными фантастоведами восемь сборников, выпущенных Лениздатом с 1963 по 1982 год… вошли в золотой фонд советской фантастики. Перечитывая их один за другим, вновь возвращаясь к предисловиям или послесловиям составителей, видишь, как развивался, следуя за развитием страны, популярнейший и интереснейший вид литературы».

Последний сборник фантастики Лениздата «Мистификация» (1990) составил Александр Шалимов. Перемены были налицо — книга вышла в мягкой обложке, а внутри не оказалось ни одного «ударного» произведения. Общий уровень был достаточно высок, ведь среди двенадцати авторов — Ларионова, Рыбаков, Столяров, Снегов, но из предыдущего ряда антологий книга явно выбивалась…

КОГО ЗА ГРАНЬ ПОСЛАТЬ

(Что же все-таки такое «фантастика»?)

Содержание книги, а зачастую и точку зрения автора нередко удается понять уже из заглавия. Однако в данном случае надежда на это невелика.

Среди вопросов анкеты, предложенной участникам Международной научной конференции «Русская фантастика на перекрестье эпох и культур», прошедшей в марте 2006 года на филфаке МГУ, был такой: С какими проблемами столкнулись Вы как исследователь фантастики? Ответы очень примечательны: неконкретность понятия «фантастика», отсутствие четких однозначных характеристик той или иной разновидности фантастики…

Из советских энциклопедий и словарей можно узнать, что:

Фантастика — специфический метод художественного отображения жизни, использующий художественную форму-образ, в котором элементы реальности сочетаются несвойственным ей способом — невероятно, «чудесно», сверхъестественно…

Такое определение сформулировал Р. Нудельман в седьмом томе «Краткой литературной энциклопедии»(1972). А вот что можно извлечь из «Советского энциклопедического словаря»(1984):

Фантастика — форма отображения мира, при которой на основе реальных представлений создается логически не совместимая с ними («сверхъестественная») картина Вселенной… В художественной литературе фантастика… может выражать миросозерцание автора и целой эпохи…

Изложено замечательно, но совершенно неконкретно! Практической ценности не имеет и определение В. Муравьева из «Литературного энциклопедического словаря»(1987), хотя оно все же более понятно:

Фантастика — разновидность художественной литературы, в которой авторский вымысел от изображения странно-необычных, неправдоподобных явлений простирается до создания особого — «чудесного» мира.

Сакраментальный вопрос обострился после ознакомления с первым томом «Библиографии отечественной фантастики» К. Бритиковой и Л. Смирнова, добравшимся до меня на «РосКоне-2007». Конечно, «непонятности» возникали и ранее. Вот в ноябре 2006 года вышел специальный номер журнала «Знамя», посвященный «фантастическим возможностям русской словесности», а в списке «Отечественная фантастика за 2006 год», подготовленном Международным Центром Фантастики к РосКону, из 11 несомненно фантастических прозаических сочинений, помещенных в том номере, фигурируют лишь 4! Редакция журнала (не один человек) определила, это — «фантастика». Другая группа критиков и библиографов эти произведения «фантастикой» не считает… Разве не странно? Но исходя из наших реалий — совершенно нормально…

В таком состоянии отечественное фантастоведение находится не один десяток лет. Я приведу обширную цитату из предисловия АБС к книге, вышедшей в 1969 году в Одессе: «На титульном листе этой книги значится: Повести. Автор не пожелал определить произведения, включенные в сборник, как НФ или просто фантастические. И хотя произведения несомненно принадлежат к виду литературы, именуемому фантастикой, тем не менее мы понимаем автора. Споры о том, что такое фантастика, идут у нас уже много лет… Последнее время дискуссии эти несколько поутихли: одним спорщикам надоело, другие поняли, что оппонентов не переубедить, третьи настолько утвердились в своем мнении, что больше не видят в спорах необходимости. Большинство же осознали, что спор этот в значительной степени беспредметен и что строгое безукоризненное определение никому, кроме отъявленных педантов, не нужно…»

C мэтрами спорить трудно, но — надеюсь, можно? Понятно, что уж в нашем нынешнем (демократическом) обществе каждый волен сам для себя определять: фантастика/не фантастика! Но для «общего» употребления, для той же библиографии, необходимы какие-то рамки, та пресловутая «грань» — если вспомнить когда-то популярное выражение «на грани фантастики». Вот современные читатели — завсегдатаи «сети», считают: «Долой объективные критерии, да здравствует субъективизм!» Ведь в интернет-опросе на тему «Что позволяет отнести художественное произведение к фантастике?» 37 % ответило: «личное мнение, которому никто не указ»!