Росич - Константин Калбазов

Сверившись с направлением по наручному компасу, он снова ушел под воду, медленно сматывая линь, которым был связан со скутером, стал опускаться к своему напарнику. Мягкий свет приборной панели он различил только когда был на расстоянии не более метра, а Андрея мог видеть только находясь с ним вплотную.

Максим показал, что все в порядке вновь занял свое место и медленно тронул скутер по направлении к судну. вскоре он выставил вперед левую руку, чтобы избежать столкновения обтекателя с корпусом судна. Эта предосторожность оказалась не лишней и они смогли без шума подойти к своей цели.

Покинув свои места, они вдвоем, используя специально для этого сделанные скребки, осторожно отчистили от поросли достаточный для крепления мины круг. Затем отвинтив крепления обтекателя откинули его открывая магниты мины. Подведя скутер в плотную и убедившись, что магниты сцепились с корпусом достаточно прочно, они сняли фиксатор мины и отвели скутер назад быстро вернув обтекатель на место. Мина обтекаемой полусферической формы осталась на месте темной блямбой выделяясь на гладкой, не считая растительности поверхности корпуса корабля.

Обратно они вроде и возвращались оставив двести килограмм позади, но скутер явно стал выказывать, что его силы иссякли и примерно на полпути винт окончательно остановился. Аккумулятор выдав все на что был способен, уже был не в состоянии подать на двигатель необходимую энергию. Открыв специальный клапан они оставили скутер и начали всплывать, скутер же вбирая в себя воду стал погружаться на дно.

Они находились еще примерно в километре от их бухты и это расстояние предстояло проделать вплавь. Воздух в баллонах практически закончился и пловцы скинув с плеч лямки отправили свои акваланги вслед за скутером. Конечно жалко было расставаться с такой не заменимой вещью, но делать было нечего, с таким грузом им было не доплыть.

Максим передернул плечами от озноба охватившего тело уже давно подающего сигналы о начавшемся переохлаждении. Пора было разогнать кровь.

Ну что Андрейка, пора бы и согреться.

А вы с собой захватили,- выдавая дробь зубами, спросил парень.

Ты это о чем паршивец. Спиртное только на берегу. Давай ручками поработай.

Загребая воду мощными гребками и работая ногами обутыми в ласты пловцы набирая ход и разгоняя кровь по жилам направились к своей стоянке, время от времени сверяя направление по компасу и ориентирам на скалистом все еще далеком берегу. Плыть с помощью скутера было на много комфортнее, но у этого вида передвижения не смотря на постепенно накапливающуюся усталость был свой не маловажный плюс, вскоре они достаточно согрелись, чтобы хотя бы перестать стучать зубами.

Когда добрались до берега, уже светало. В предрассветных сумерках стало ясно, что они промахнулись почти на километр и теперь это расстояние надо было пройти пешком по каменистому берегу. Отстегнув от ботинок ласты горе купальщики тихо матерясь устало двинулись в направлении грота. Нужно было торопиться, скоро окончательно рассветет и их могут обнаружить с эсминцев охранения. Зубов надеялся, что парни уже вернулись, ведь для себя он наметил стоящий дальше всех "Сикисиму".

Видимо бог все же услышал непрерывно произносимую мысленно молитву Зубова. Все уже были в гроте и усиленно растирали друг друга спиртом и было заметно, что они не преминули принять и во внутрь кое чего согревающего, на что командир великодушно прикрыл глаза и сам выдул поднесенный стакан водки.

В назначенный час он вышел на связь и доложил об успешном минировании японских судов. Теперь дело было за малым, чтобы они вышли в море на последнюю свою прогулку. Погода начинала портиться и по морской глади стали перекатываться волны. Это хорошо, чем сильнее волнение, тем труднее бороться за живучесть корабля.

Получив ранним утром доклад от Зубова о том, что закладка мин прошла успешно, Гаврилов был в приподнятом настроении. Того, что мины могут отпасть он не опасался, конструкция была не единожды опробована на куда более больших скоростях нежели могли развить неповоротливые броненосцы. Того, что молодые пловцы могли напутать с часовым механизмом он так же не опасался, так как установкой таймеров занимался непосредственно Зубов. Единственно, что могло вселять опасения, так это то, что ночью, с тем минимумом снаряжения, который у них был, парни могли перепутать суда, но и тут нет худа без добра. Во первых они не могли все разом заминировать одно и тоже судно, тоже что они могли настолько сбиться, чтобы заминировать стоящие отдельно транспорты было и вовсе маловероятным. Это означало бы, что парни вовсе не умеют ориентироваться, но они без переключений вернулись на точку сбора, значит такой вопиющей не компетентности в их рядах не наблюдалось.

В общем и целом, не смотря на беспокойную ночь, утром Семен чувствовал себя как нельзя лучше. Настроение было приподнятым и безоблачным. А затем с радиостанции пришло сообщение о том, что на связь вышел "Росич". Гаврилов поспешил к аппарату и переговорил с Песчаниным, который находился в сутках пути от Порт-Артура. То что он узнал порадовало его несказанно. Как выяснилось эскадры адмирала Камимура фактически уже не существовало, оставались пара легких крейсеров, четыре дивизиона эсминцев и вспомогательные суда. Эти силы имели шансы на какой либо ощутимый результат только в случае ночного нападения. Если удастся осуществить задуманное и здесь, то флот Японии практически перестанет существовать.

Так находясь на эмоциональном подъеме он вполне довольный собой взгромоздился в пролетку и направился в город, желая с набережной проводить выходящие в море суда.

Однако едва оказавшись на набережной он тут же заволновался. Между судами эскадры как обычно сновали катера, шлюпки и ялики, но вот эта та обыденность и взволновала Семена не на шутку. По всему выходило, что эскадра не собирается выходить в море, а вот это уже было плохо.

Оценив ситуацию, складывающуюся совсем не по запланированному сценарию, Гаврилов быстро направился к причалу у которого сейчас стоял эсминец тестя Песчанина. По счастью Петр Афанасьевич оказался на борту и зная о близком знакомстве этого гиганта с их командиром его без особых проблем проводили к Науменко.

Семен Андреевич,- не скрывая своего удивления встретил его капитан второго ранга, но затем обратив внимание на взволнованное выражение лица гостя, сам не на шутку разволновался.- Какие то дурные новости об Антоне или Свете.

Нет Петр Афанасьевич, если что и имеет место то мне об этом ничего не известно.

Ну остальное мы переживем.

Петр Афанасьевич, разве эскадра сегодня не выходит в море?

Позвольте, а откуда…

Это не имеет значения. Вы же знаете, что я умею быть в курсе дел меня касающихся.

А выход то эскадры с какого бока касается вас?

А меня в Порт-Артуре с того момента как крепость отрезали касается все. Так что с выходом эскадры.

Выход был запланирован для проведения маневров и особое место отводилось совместным действиям броненосцев и миноносцев, но сегодня на "Цесаревиче" обнаружились неполадки в машине и выход отменили.

И именно это и поведал Гаврилову, Науменко, почему то сразу и безоглядно поверивший в то, что эта информация действительно важна, для его нежданного гостя. Гаврилов уже успел себя зарекомендовать себя с самой благовидной стороны, да и доверяя ему причину не выхода эскадры, он не разглашал ни каких секретных сведений, которые имели бы хотя бы какое то значение. Другое дело, что Гаврилов уже обладал сведениями, которыми ни как не должен был располагать посторонний.

Мне необходимо немедленно попасть к адмиралу Макарову. До начала прилива меньше часа, времени совсем не осталось,- все и тон, каким было это сказано, и взволнованность, обычно спокойного и уверенного в себе гиганта, подсказали Науменко о том, что припираться в настоящее время бессмысленно и чревато последствиями, характер коим он придать пока не мог, но ощущал их важность.

Петр Афанасьевич вызвал старшего офицера и приказал отходить от причала по направлению к "Петропавловску", флагману русской эскадры. Никто и никогда из миноносников не позволял себе приближаться в плотную к трапу флагмана, не говоря уже о том, что маневр сам по себе сложный, так как можно было разрушить трап, но еще и дерзкий сам по себе. Однако зная Гаврилова как человека волевого и невозмутимого, Петр Афанасьевич настолько уверился в жизненной необходимости этой встречи с командующим, что решил пренебречь правилами хорошего тона и соблюдения субординации.

Эсминец с грацией балерины остановился у трапа оставив между трапом и бортом зазор едва ли больше пятнадцати сантиметров, в очередной раз демонстрируя высокую выучку рожденную постоянными тяжкими тренировками и авралами, что само по себе было довольно удивительным, если учитывать тот факт, что команда совсем недавно была укомплектована практически полностью из Артурского экипажа. Науменко и Гаврилов быстро поднялись на борт, где их с неудовольствием встретил командир броненосца.