Банка для пауков - Виктор Галданов

— Кто со мной не пойдет, тот не мужчина, — скомандовал Валико и его маленькая армия поднялась следом за ним.

Подойдя к цыганкам, Валико указал Амирану на верхнюю полку и тот закинул туда сумку с оружием. Валико подсел к самой старшей и заявил, что его друга бросила девушка, и ему нужен совет, любит она его хоть немного или нет.

Дама лет пятидесяти немедленно подвинулась и принялась рассматривать руку Тенгиза. Между тем и остальные женщины подвинулись, позволив мужчинам сесть рядом и принялись «выцыганивать» деньги, кто начав гадать, кто обещая спасение от всех болезней и бед, кто предлагая за гроши купить мужнин перстень из самоварного золота.

Поэтому появившиеся контролеры в сопровождении десяти солдат внутренних войск с автоматами не обратили на ораву цыган ровным счетом никакого внимания и даже не стали проверять у них билеты, памятуя, как в прошлом году у чересчур настырной смены цыганята выкрали компостеры и, главное, всю сумму собранных за день штрафов.

Лишь один из солдат, окидывая вагон прощальным взглядом, заметил, что эти цыгане могут позволить себе таскаться с сотовыми телефонами.

Между тем сотовый телефон опять зазвонил у Валико. Он поднес его к уху и с посеревшим лицом выслушал сообщение Гурама о том, что их автосервис взорван. Тамаз ранен. Трое ребят погибли.

— Ладно, — хрипло проговорил он. — всем надо разъехаться и затаиться. Спрячьте Тамаза. Я приеду через час.

Между тем проснулась старая цыганка, дремавшая в углу, и ее дочь, лет пятидесяти, попросила ту погадать Валико на счастье.

— Какое еще счастье может быть у лихого человека? — проскрипела та. — Только убить кого или ограбить. Девочки, с кем вы связались? Они же ночные волки, у каждого ствол в кармане и свежая кровь на руках.

Цыганки тут же повскакивали с мест и, собрав детей, поспешили подальше от бригады.

9-е апреля. Москва. Новослободская улица, 11:33

C самых юных лет Леночка Фраэрман не знала отказу ни в чем. В малолетстве у нее были полные наборы кукол Барби, с возрастом у нее появилась первая в столице дубленка, затем самые лучшие джинсы, которые тогда стоили две инженерские зарплаты. Она настолько привыкла к окружавшей ее роскоши, и к тому, что у нее одна из самых лучших квартир, превосходная обстановка, каждый год новая машина, новый курорт, новые бриллианты, что совершенно искренне считала себя несчастнейшей женщиной на Земле. За папины деньги в этом мире можно было купить все, кроме одного и самого для нее главного — мужчины, который мог бы ее удовлетворить. С подростковой поры познав все прелести плотской любви и сделав в 15 лет аборт, она была больше не в состоянии зачать ребенка, но с годами темперамент ее не утихомирился, а еще более развился. К сорока годам она из пухленькой резвушки превратилась в упитанную даму рубенсовских форм и без каких-либо нравственных устоев.

В момент, когда зазвонил телефон, Елена Моисеевна находилась верхом на мужчине в супружеской кровати, и, обратившись лицом к его ногам, делала ему то, что ее муж, Сандро в минуты фривольности называл «игрой на кларнете». И хоть ее сегодняшний партнер устал после первых двух раз, но уже начал чувствовать желание снова. Он не очень помогал этому, поскольку про Лену ходили слухи, что она в состоянии возбудить даже покойника. Она делала все, что знала, а знала она много.

Все вокруг говорили, что дочь Фраэрмана — нимфоманка. Она, без сомнения, была сексуальным агрессором. И у нее никогда не было недостатка в жертвах. В свои 40 лет она обладала маленьким девичьим лицом, пышной фигурой и интеллектом двухлетнего ребенка.

Обнаженная, она вся изогнулась, и все ее прелести были особенно выразительны. Но мужчина, над которым она трудилась, уже достаточно насладился ею.

Он застонал, когда ее пальцы сильно поцарапали его кожу.

В этот миг зазвонил телефон. Он звонил с минуту подряд или больше. Вначале не обратив на него внимания, Лена затем посмотрела на трезвонившую трубку с ненавистью.

— Хорош тебе, Ленок, — подал голос мужчина, — дай мне отдохнуть хоть часик. Или возьми его, или отруби на хрен. Задолбал. — Его голос, доносившийся из-под ее объемистых ягодиц, звучал глухо и недовольно.

Схватив трубку, она яростно рявкнула: «Да!»

Невозмутимый голос отца на другом конце города остудил ее ярость.

— Сандро дома? — осведомился Моисей Лазаревич.

— А чего ради он должен быть дома? Ты же сам услал его куда-то к черту на кулички.

— Это — то да, но он уже должен был давно вернуться.

— Возможно, он пошел к своим грузинам жрать шашлыки и пэть пэсни-да! — последние слова она невольно произнесла с кавказским акцентом. — Наш дом для него не больше, чем общага! Чем реже он тут появляется, тем лучше!

Она с тоской созерцала как эрекция покидает предмет ее стараний, и как инструмент страсти и наслаждения прямо на глазах у нее превращается в крохотный мочепроводящий отросток… Взяв его в руку, она начала его массировать, чтобы понемногу возвратить к лучшей жизни.

— Когда он появится, пусть немедленно позвонит мне…

— Папа, ты прекрасно знаешь номер его трубки, поставь на автодозвон, и как только он поя… — Внезапно, подняв глаза, она увидела, что предмет их беседы в порванном пиджаке, с перемазанным сажей лицом и всклокоченными волосами стоит у двери и смотрит на нее во все глаза. Такого взгляда она у мужа еще не видела. Как она позже рассказывала подругам: «Девчонки, раньше я считала преувеличением выражения типа, у него были квадратные глаза. Тут я поняла, что это выражение даже слабое — они у него были кубические!»

Впрочем, в тот момент настроение у нее было отнюдь не фривольное. Взвизгнув, «Не надо, Сандро, это вовсе не то, что ты думаешь!» — она кошкой сиганула под стол, а ее муж, рывком выдернув из брюк ремень, мигом намотал его на ладонь и огрел ее по всем правилам армейской науки, затем замахнулся на мужчину и обомлел. Он прекрасно знал Армена Орбеляна. Профессиональный сутенер, он поставлял первоклассных девушек для борделя Эсмиры Меновазян. Но самым паршивым было то, что они были друзьями и не раз выручали друг друга в разных делах. Впрочем, в некоторых делах помощи Армена никто не спрашивал.

Орбелян отступил к стене, держа перед собой брюки и трясясь, как осиновый листок.

— Сандро! — закричал он, — это не то, что тебе кажется…

Сандро засмеялся и посмотрел на него так, что заставил Орбеляна сжаться.

— Я ничего не мог сделать, Сандро! — пытался объясниться тот. — Это все она…

— Замолчи, Армен! — сказала Лена, уже успев натянуть на себя халатик и даже махнув щеткой по взъерошенным волосам, — я ведь говорила тебе, что беспокоиться нечего. Сандро очень понятливый муж. — Она улыбнулась Сандро, и грозно сдвинула брови, став вдруг ужасно похожей на своего отца Моисея Лазаревича. — Не так ли, дорогой?

Во взгляде ее Сандро прочел прозрачное обещание всех репрессий и кар, какие только могут свалиться на него, если он посмеет обидеть дочку великого мэтра. Но в эту ночь его уже взрывали, в него стреляли, держали на прицеле и допрашивали в ментовке. Чего ему было еще бояться в этой жизни.

— Иди в ванную и оденься, — спокойно сказал Сандро Орбеляну. — Закрой дверь и сиди там, пока я не позову.

— Все будет так, как ты захочешь, Сандро. Все, что ты скажешь. — Орбелян схватил одежду и убежал в ванную.

Когда за ним закрылась дверь, Сандро снова посмотрел на жену. Улыбка все еще держалась на ее сочных губах.

— Ты должен понимать, что у нас, женщин, такие же права, как и у мужчин. — Объяснила она, присев на пуфик и закурив. — В конце концов, я и от тебя не требую клятвы на верность на крови, но и ты должен сознавать, что мы оба с тобой вполне взрослые мальчики-девочки и каждый из нас имеет право на личную жизнь. И к тому же меня выдали за тебя не по любви, так что ломать трагедию нечего…

Глядя на себя в трюмо, она стала привычным движением обрабатывать уже увядающие шею и грудь пуховкой. Пудра розовыми пятнами оставалась на потной коже.

— Ты достаточно получил от моего папы и денег, и вещей, и вообще, благодаря родству с нами ты из шашлычника превратился в…

А вот этого ей говорить не следовало, поскольку, в молодости Сандро и впрямь был шашлычником в придорожной кафешке. А что тут такого? Ну да, вместо того, чтобы он мотался без дела, отец его на лето поставил поработать с мангалом. Теперь это превратилось в его крест, все вокруг знают, что никто лучше него не жарит шашлыков, так что ему теперь из года в год приходится обслуживать все пикники тестя.

Он подошел к ней сзади и ударил ее. Оплеуха прозвенела как выстрел. Елена Моисеевна свалилась с пуфика и схватилась за щеку. Краска обиды, боли и гнева залила ее лицо.

— Ты — гнида! — взвизгнула она. — Пес бешеный! Я предупреждала, чтобы ты никогда не смел ко мне прикасаться. Ты знаешь, что теперь сделает с тобой мой…