«На суше и на море» 1962 - Георгий Кубанский

Брешь в стене, разделяющей команду и пассажиров, как правило, пробивают дети пассажиров. Дети ласковы и любознательны, а члены команды, среди которых немало семейных людей, скучают по малышам, заманивают детей к себе в каюту, показывают что-нибудь интересное, угощают конфеткой или пряником.

И весь день потом идут разговоры о детях, о женах, оставшихся на берегу…

Итак, мы «помаленьку» идем вверх. Берега в сплошной осенней позолоте. Енисей тих. Глубины здесь порядочные, эхограф показал 15 метров. День нынче был солнечный, и хотя прохладно (+5°), чувствуется, что движемся к югу. Можно бы уже вернуть капитану так здорово выручивший меня полушубок, но я медлю. И не зря. На подходе к Туруханску погода изменилась, солнце скрылось, серенькое небо низко навалилось на реку и окрестные берега.

У самого Туруханска (а подошли мы туда в три часа дня) повалил снег крупными, пушистыми, «рождественскими» хлопьями. В Туруханске стояли час, и пока я ходила поглядеть избу, где жил в ссылке Я. М. Свердлов, теплоход наш изменился: палуба покрылась пушистой одежкой, перила обросли мягкой, белой обшивкой. Видимость резко понизилась — впереди сплошное снятое молоко. Снегопад прекратился, но денек так и угас сереньким.

В 21 час совсем темно. Я отвыкла от этого и потому ощущаю какую-то тревогу. В рубке не зажигают огня, глаз осваивается с темнотой и уже различает берега, реку, створы. Рулевой молча стоит у пульта управления (штурвала на «Чкалове» нет), нажимает кнопки, сверяясь с компасом. Время идет. На теплоходе тихо. Пассажиры спят, палубы в полумгле, горят только ходовые огни.

Но вот показывается встречное судно. Его уже узнали. Это близнец «Чкалова» — «Александр Матросов». Отношения между командами этих теплоходов примерно такие же, как между командами «Победы» и «Родины». Зажигаются огни на всех трех палубах. Гудит приветственный гудок. Слышится ответный. Разошлись правыми бортами.

Некоторое время флагман, освещенный, нарядный, плывет по темной реке, отражаясь всеми своими огнями — истинно «белоснежный лебедь Енисея». Потом хозяйственный Иннокентий Васильевич выключает освещение палуб, теплоход снова принимает деловой вид, уверенно и ровно идет вверх по Енисею.

Снова пошел снег, видимость ухудшилась, исчезли берега. Капитан включает локатор. Тревога моя рассеялась. Глаз привык и уже различает проблесковый огонь впереди. В полосе света виден косой, стремительно летящий снег. Теплоход идет вверх…

Геннадий Фиш

НОРВЕЖСКИЕ ВСТРЕЧИ

[статья]

ВОТ НА ЭТИХ-ТО утлых посудинах викинги пересекали Атлантику. Доходили до берегов Америки! Наводили ужас на всю Европу! Трудно этому поверить!

Такие мысли приходят, когда видишь сшитую из сосновых досок быстрокрылую ладью с гордо поднятым завитком покрытого узорной резьбой носа и такой же высокой кормой…

В Дании на острове Зеландия мне довелось увидеть Трелеборг — обнесенный земляным валом военный лагерь викингов, где команда каждого струга помещалась в отдельном бревенчатом строении, напоминающем корабль, опрокинутый кверху днищем…

В Ютландии, вблизи Орхуса, я видел кладбище викингов — каждые тридцать три надгробных камня поставлены так, чтобы общий абрис похож был на очертания корабля.

На стенах музея в Оулу, в Суоми, я видел полосатый шерстяной парус ладьи викингов. Он служил им и общим одеялом в безветрие и на суше.

И вот теперь я стою перед поднятым на металлические стеллажи подлинным кораблем викингов, прекрасно сохранившимся за тысячу с лишним лет…

Море поглотило множество таких кораблей, но земля сохранила их. Обряд погребения викингов требовал, чтобы вместе с умершим вождем-конунгом погребали все, что необходимо ему на том свете… Если, хороня своего вождя, воинственные кочевники степей вместе с ним хоронили боевого коня, то для загробного плавания конунгу нужен был прежде всего его боевой корабль.

Из кургана Тюне, близ города Сарпсборга, почти сто лет назад был извлечен из земли первый корабль викингов.

В 1880 году в кургане на низкой равнине у Санде-фьорда нашли вторую ладью. И в начале нашего века вблизи фермы Оссберг откопали наиболее сохранившийся третий корабль.

Все они находятся сейчас под крышей музея «Корабли викингов» на окраине Осло, на Бюгдой.

Ой — по нашему остров, но Бюгдой все же не остров, а полуостров.

На Бюгдой привез меня на своей машине мой друг — Адам Эгеде-Ниссен, человек с такой доброй, располагающей улыбкой, что при виде ее невольно сам улыбнешься.

Увидев улыбку впервые, я поверил в то, что и наяву может так быть, как в сказке «Алиса в стране чудес»: добрый старый кот улыбнулся и исчез, а в воздухе долго еще оставалась одна его улыбка. Я понимаю, что одна такая улыбка уже может успокоить и обнадежить самого мнительного больного. Ведь Адам, как у нас называют, — частно практикующий врач. Злые языки говорят, что из-за этой улыбки коллеги не только прощают ему успех у пациентов, но и, закрыв глаза даже на то, что Адам Эгеде-Ниссен депутат муниципалитета от коммунистов, избрали его в правление союза врачей заместителем председателя.

Сегодняшнее воскресенье Адам посвятил тому, чтобы показать мне, что можно увидеть только в Осло и нигде в другом городе мира.

Вначале я решил, что речь идет о знаменитом Фрогнер-парке, широко раскинувшемся на окраине столицы. Этот парк — огромная пространственная композиция, в которой среди зелени размещено несколько сот скульптур, высеченных из камня и отлитых из бронзы своеобразным, талантливым ваятелем Густавом Вигеланном в течение нескольких десятилетий неустанного, поистине титанического, вдохновенного труда. Созданный по единому творческому замыслу этого выдающегося скульптора, парк-музей и в самом деле явление в мировом искусстве исключительное. Но когда Адам обещал показать мне то, чего нет ни в одной другой столице, он думал, как оказалось, совсем не о Фрогнер-парке.

— Едем!

Мы побывали сначала в Народном музее на открытом воздухе, которым знаменит Бюгдой. Сюда в парк свезены со всех концов Норвегии — из Сетесдаля и Нумедаля, из Треннелага и Телемарка — срубы полутораста старинных крестьянских домов с обиходной утварью, со всем их дворовым хозяйством: хлевами и коровниками, навесами овчарен, мельницами, конюшнями, баньками, амбарами с нависающими галерейками вторых этажей. Жилища богатеев с крылечками, изукрашенными узорной резьбой, крытые тесом и дранкой, перемежаются с приземистыми избушками с торфяными крышами, поросшими изумрудной травой-муравой. Недавно на Бюгдой перевезли и жилище лапландцев из Финмаркена.