Приключения французского разведчика в годы первой мировой войны - Люсьен Лаказ

Я не ответил, и мы заговорили о всяких пустяках. В Лозанну мы вернулись после обеда. В момент расставания она спросила, когда я собираюсь уезжать.

— Завтра вечером. Я вернусь как можно раньше. Как мне вас предупредить?

— Напишите мне в Монтрё, — ответила она. — У вас есть мой адрес.

Но она задержала меня, обхватив мою руку между своими:

— Вы плохо думаете обо мне, не так ли. Вы не верите больше в мою искренность. Но я не играла с вами комедию, клянусь вам.

— Давайте признаем, — я ответил ей со смехом, — что вы без отвращения сыграли роль, которая вам была навязана.

Она тоже засмеялась, обнажая свои великолепные зубы и свежесть розовых десен.

Тотчас же после ее отъезда я спешно составил отчет и сразу отправился искать Мюллера, но нашел его только намного позже. Он посмотрел на меня пристально:

— Ну, значит, ты не преуспел с ней? Я в этом был уверен. У тебя не восторженный вид. Когда ты меня представишь красивой баронессе?

— Сейчас она далеко, — ответил я ему, — но речь в настоящий момент не об этом. Надо, чтобы завтра вечером ты уехал в Париж; там ты навестишь капитана Дюма, передашь ему привет от меня и сообщишь ему все то, о чем я тебе собираюсь рассказать и что, впрочем, является темой доклада, вот этого. Ему принимать решение. Так как маловероятно, что моя служба позволит мне самому вести эту интригу, мы изучим возможность, чтобы ты меня заменил. Вот, возьми мой паспорт и не забудь хорошо его изучить.

Затем я вручил ему машинописный листочек, передав точно и почти в тех же словах инструкции, полученные мною от немца.

Решение капитана Дюма подтвердило мои прогнозы. Вот ответ, который сообщил Мюллер четыре дня спустя: капитан решил пропустить письмо банкира, который и так уже был подозрением, а теперь за ним нужно было следить еще пристальней, чем прежде. Что касается меня, то моя инструкция состояла в том, чтобы продолжать принимать участие в игре баронессы и ее шефа: получать от них задания и суммы, которые они платили, а потом вносить эти деньги в счет поступлений моей кассы.

Я заставил Мюллера дать мне подробное описание банкира, его бюро и дома, улицы и квартала; все это для того, чтобы суметь ответить на вопросы, которые шеф баронессы уж точно не упустил бы поставить. Я написал в Монтрё в тот же вечер и встретился с Мартой в Лозанне. На следующий день вечером, большой светловолосый немец встретил меня в отеле «Уши Палас». Он взял у меня из рук письмо, на первый взгляд, абсолютно незначительное, которое банкир вручил Мюллеру в открытом конверте. Немец рассмотрел бумагу, водяные знаки на ней, прочитал и перечитал ее внимательно и сказал мне:

— Я вас поздравляю, если только вы продолжите работать таким образом, вы будете одним из моих наилучших агентов.

Как видно, он больше не стеснялся.

— Были у вас проблемы на границе? Могу я взглянуть на ваш паспорт? Я протянул ему официальный документ, переданный мне Мюллером, со всеми печатями, подтверждавшими въезд и выезд из Франции.

Потом немец повернулся к баронессе и произнес по-немецки: — Вот, три миллиона спасены! Я настолько доволен вашим человеком, Марта, что я не буду ждать две недели, пока придут переводом те шесть тысяч франков, которые я пообещал ему. С этими словами он вытащил из своего портфеля шестьдесят банкнот по сто швейцарских франков, едва ли не только что вышедших из-под печатного станка Швейцарского Федерального банка, и протянул их мне, не забыв при этом, как и полагалось по правилам, взять с меня расписку.

— Вы довольны?

— Да, — ответил я. — Я вижу, что вы держите слово. Вы тоже можете рассчитывать на меня.

— Я вполне полагаюсь на вас, сударь, — ответил он, — и как раз сейчас я собираюсь доверить вам новую миссию, но уже более деликатную.

— Во-первых: мне сообщили о концентрации в районе Люра французских войск для создания противовеса нашему баварскому горному корпусу — а баварский горный корпус, как вы наверняка слышали, это наши самые лучшие войска, который мы перебрасываем из Карпат в Верхний Эльзас. Я хотел бы точно знать, что это за части и насколько они сильны. Речь идет обо всем регионе между Монбельяром и департаментом Вогез.

Во-вторых: американцы организуют учебные лагеря в тылу фронта. Я хотел бы знать — где именно и на сколько человек рассчитан каждый. Следует узнать, сколько американцев уже находятся во Франции и в каком темпе они продолжают прибывать. Вам следует постараться доехать до Бреста и Сен-Назера. За все эти сведения вам заплатят в соответствии с их ценностью. Напоминаю вам, что особенно хорошо мы платим за подлинные документы. Я дал две тысячи франков за официальное боевое расписание всей французской артиллерии на фронте. Устанавливайте нужные связи, но будьте осторожны. Пообещайте мне, что у вас все получится, ведь мне будет очень жаль потерять вас!

Эта беседа, должен сказать, не дала мне повода слишком высоко оценить как способности, так и профессиональную добросовестность этого господина. Он очень хорошо объяснил мне свои желания, он дал мне указания, но не дал ни одного совета, ни одной профессиональной инструкции, ни одного предостережения. Образно говоря, он с абсолютным равнодушием отправлял меня на смерть, что меня возмущало. И сравнивая мои методы и его, мою осмотрительность и его беззастенчивость, вспоминая предостережения, которые я буквально вдалбливал в головы своих агентов, я мог бы сказать как библейский фарисей: «Благодарю тебя, Боже, за то, что я не такой, как он!»

После указаний более общего плана незнакомец отпустил нас и, будучи на этот раз весьма благосклонным, соблаговолил пожать руку мне и галантно поцеловать руку Марте де Маковски.

Моя очаровательная сообщница держалась с подчеркнутой сдержанностью. Она играла немного оскорбленную богиню, как если бы вспомнила, что расточала мне авансы, на которые я не возлагал особые надежды. И она, казалось, на всякий случай решила ничего больше не делать. Тогда в Женеве, я пошел с ней в казино «Курзааль», чтобы оставаться в ее глазах верным своей роли. На этот раз, уже с тугим кошельком, я решил сам попытать счастья, и удача, последовавшая за победой, принесла мне еще четыре сотни франков.

— Вы говорили, Мадемуазель: кто счастлив в любви, тому не везет в игре. Увы, оказалось как раз наоборот: я несчастлив в любви, но счастлив в игре!

— Почему вы так говорите? — спросила она.

— Не надо прикидываться наивной, вы прекрасно знаете, почему.

— Э, а чего бы вы хотели, — ответила она с легкой иронией. В природе есть те, у которых ожидание усиливает желание, но есть и другие, у кого оно его убивает. Главное, чтобы не ошибиться.