О вас, ребята - Александр Власов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вот встреча произошла — Миша увидел партизан и… растерялся. Конечно, он мог подняться и заговорить с тем мужчиной, который все еще сидел на сосне. Но как он встретит появившегося из-за сосны мальчонку? Что предпримет, когда узнает, что тайна подслушана? «Прикончит, как шпиона, — и правильно сделает! — подумал Миша. — Я бы поступил так же!»
Время шло, а Миша так и не смог ни на что решиться. Но вот хрустнула ветка — мужчина встал. Скрипнула корзинка. Послышались удаляющиеся шаги. Через минуту все будет кончено. «Проворонить такой момент!» Эта обжигающая мысль заставила Мишу забыть все страхи и опасения. Он вскочил, вскинул мешок на плечо и, заметив мелькнувшую между деревьев спину, хотел броситься за человеком. Но громкий, ненавистный, лающий голос окликнул его:
— Стой! Стой-стой!
К сосне шел высокий солдат. Красноватые пьяные глаза ощупали Мишу и остановились на мешке.
— Что? — спросил фашист. — Масло? Яйки?
Он потянулся к мешку. Миша увернулся. Вместо мешка солдат поймал мальчонку за плечо, затем пальцы соскользнули к локтю и ловко завернули Мишину руку за спину. От нестерпимой боли Миша закричал пронзительно и тонко, совсем по-детски. А солдат все выше и выше задирал его руку. Миша пригнулся лицом к самой земле и, теряя сознание, увидел перед собой чьи-то ноги.
— Чего вы хотите от него? — спросил спокойный голос.
Боль сразу утихла — фашист отпустил Мишу, и мальчик медленно выпрямился. Перед глазами таяли разноцветные круги. Миша узнал мужчину с корзинкой.
— Что вы хотите? — повторил свой вопрос мужчина.
— Кто ви есть? — заорал солдат.
— Я врач офицерского госпиталя.
Мужчина полез во внутренний карман пиджака за документами.
Если бы солдат не был пьян, эти слова, а тем более, документы, подействовали бы на него: с врачом офицерского госпиталя следовало считаться, пусть врач даже русский. Но хмель лишил гитлеровца остатков разума. Солдат воспользовался удобным моментом и ударил мужчину ножом в левый бок. Врач покачнулся и стал оседать. Колени его подгибались. Но он выпрямился с коротким стоном и всем телом обрушился на фашиста. Оба упали, сцепившись в клубок. Корзинка отлетела в сторону. После секундной борьбы солдат обмяк, вытянулся.
Мужчина тяжело перевалился на правый бок. Миша увидел прорезь в его пиджаке и кровь.
— Вы ранены? — спросил он и сразу же почувствовал всю нелепость своего вопроса.
Мужчина застонал. Приоткрыл глаза.
— Беги… — услышал Миша, и все в нем перевернулось. Только сейчас он полностью пришел в себя.
— Нет! — почти крикнул он. — Нет! Я вас не оставлю!
— Беги! — повторил мужчина. — Я врач… Я знаю… Никто уж мне… Минуты остались…
— Нет! — вырвалось со слезами у Миши.
— Беги… — в третий раз сказал мужчина. — Помни на случай… Я врач… Кудинов…
— Никакой вы не врач! — в отчаянии произнес Миша и склонившись к его уху, прошептал: — Вы партизан!
* * *Всех людей Миша делил на две группы: свои и фашисты. Фашистов он ненавидел. К своим, к советским людям без всякого исключения, относился с полным доверием. По его глубокому убеждению, между своими не должно быть тайн. И все же на этот раз Миша даже матери не рассказал о трагедии, в которой он участвовал.
Три дня хранил он тайну, обдумывал все, что произошло в лесу. Он повзрослел за эти дни, осунулся еще больше. Его взгляд утратил остатки детской непосредственности — стал твердым и злым.
На четвертый день он встретился со своими друзьями. Мальчишки сразу заметили в нем перемену.
Разговор произошел на пустыре за рынком. Вначале Миша хотел только намекнуть на тайну. Но, посмотрев на друзей, он почувствовал стыд. Как можно не доверять им? Он вспомнил торжественный день, когда их вместе принимали в пионеры.
Прошло два года, а они так и не переступили порог шестого класса. Фашисты заняли школу под офицерский госпиталь. Из учителей в городе никого не осталось. Да и бывших одноклассников раз-два — и обчелся! Только и есть, что вот эти трое. Сидели они на груде битого кирпича, голодные, подавленные. А в глазах — крохотная искорка надежды на что-то чудесное. Разве устоишь перед такими глазами?
И Миша по-честному, ничего не скрывая и не приукрашивая, рассказал им о недавних событиях.
Ребята не видели трагической смерти человека, который спас Мишу. Поэтому в первую очередь они подумали о том, что наконец-то сбываются их мечты: у них появилась возможность встретиться с партизанами.
— Слушай! — прерывисто дыша от возбуждения, сказал Славик Семенов. — Значит, если мы придем в лес к той сосне седьмого августа, то найдем там кого-нибудь из партизан?
У Миши перед глазами стояла страшная картина гибели врача Кудинова. И Миша заботился только об одном, — как сообщить в отряд о смерти разведчика.
— Не знаю, — ответил Миша. — Может, и найдем. Только я бы сделал так: бросил бы в урну письмо на синей бумаге. Пусть всё узнают!
— Э-э! Нет! — возразил Славик. — Тогда к сосне никто не придет и мы останемся опять ни с чем!
— А ты понимаешь, что произойдет, если мы не сообщим? — загорячился Миша. — В отряде будут ждать секретных сведений, а они так и не придут. Что там подумают? «Предатель Кудинов и трус!»
— Спорите вы зря!
Эти веские слова произнес Гена Рубчиков. Когда-то в школе его дразнили логиком. Учителя часто ставили его в пример другим и говорили, что ответы Рубчикова отличаются удивительной для пятиклассника логичностью.
— Совершенно зря! — повторил Гена. — Идти к сосне глупо: к нам все равно никто не подойдет. Кто мы такие? Кто нас знает? Увидят и не подойдут! Посылать письмо тоже не умно: у партизан без этого хлопот хватает, а им придется подыскивать нового человека. Я предлагаю заменить разведчика и выполнить задание. Вместо одного погибшего разведчика партизаны получат четырех!
Предложение Гены показалось настолько правильным и таким заманчивым, что даже Миша не стал возражать. Один Гоша Зябликов — болезненный паренек с голубыми печальными глазами, обведенными густой синевой — согласился не сразу.
— Чтобы выполнить задание, надо его знать, — сказал он. — А что нужно партизанам, — мы не знаем.
— А вот что! — ответил Гена и стал объяснять, да так, будто заранее обдумал этот вопрос.
* * *Александр Гаврилович, прозванный партизанами Самсоном, был очень осторожным человеком. Обычно большая физическая сила не уживается с осторожностью. А в нем и то, и другое находилось в прочном, нерасторжимом сочетании.
Первая весточка, присланная Кудиновым из города, привела Самсона в ярость. Во-первых, бумага была не синяя, а белая. Правда, прежде чем писать на ней, ее основательно заштриховали бледно-синим карандашом. И все же это было грубое нарушение условий. Связная — дворничиха Дарья с Первомайской улицы — могла не взять такую бумагу. Яркий синий цвет был нужен для того, чтобы не копаться долго в грязи. Высыпал мусор из урны — и сразу увидишь, есть ли что-нибудь синее.
Во-вторых, — размер листа. Слишком неосторожно использовать для секретной записки целый лист из тетради.
И, в-третьих, — сам текст. Вопреки здравому смыслу, он не был зашифрован. Прочитав его, Самсон выругался и потер ладонью могучий, обросший седой щетиной затылок. Вот что там было написано крупным ученическим почерком: «Донесение № 1. В эту среду из города повезут бомбы на поезде. Вагоны с красными крестами, будто идет санитарный состав. А во вторник с утра генерал Клюгер на машине будет делать объезд местных гарнизонов. Говорят, начнет со станции Бурино. Обязательно приходите 7 августа. Хотим, чтобы пришел сам товарищ Самсон, если он сможет. Кудинов».
Много секретных донесений читал Самсон, но такое впервые попало в его руки. Он еще раз перечитал записку и припомнил все, что знал о Кудинове.
Настоящая фамилия врача была Алтуфьев. Фашисты заставили его работать в концлагере. Несмотря на усиленную охрану и постоянную слежку, врач сумел наладить связь с ближайшим партизанским отрядом и организовал два побега из лагеря. Благодаря Алтуфьеву сорок пять пленных влились в партизанский отряд.
Гитлеровцы стали подозревать врача. Тогда партизаны снабдили Алтуфьева документами на имя Кудинова, шифром для связи и перебросили в другой город, сообщив об этом Самсону.
Кудинов устроился на работу в офицерском госпитале и вскоре был вызван на встречу с представителем нового партизанского отряда. Связной Самсона передал ему необходимые распоряжения. И вот на столе в землянке командира первое донесение, подписанное Кудиновым.
Эта подпись, вернее с усердием выведенная фамилия, совершенно сбивала Самсона с толку.
— Ведь надо же додуматься до такого!.. — гремел он, тяжело топая по землянке. — Идиот он, что ли?