История Франции. С древнейших времен до Версальского договора - Уильям Стирнс Дэвис

От такого разностороннего писателя невозможно ожидать четкой и ясной программы или философии. Вольтер ставил себе цель сбросить с трона «суеверие» и заменить его «разумом» и гордо заявлял об этой цели. Он творил в XVIII в., когда современная наука была еще в детском возрасте. Решения многих вопросов естествознания, опровергнутые позже, тогда еще казались восхитительно разумными и правдоподобными. Главное влияние на жизнь его современников оказывали его колкие замечания в адрес притворщиков и шарлатанов, его постоянные безжалостные удары по старым злоупотреблениям, продолжавшим существовать лишь потому, что к ним относились почтительно, и то, что он (часто с большим риском для себя) горячо защищал никому не известных угнетенных людей. Хотя он и мечтал о будущем, он верил, что мир скоро будет преобразован без сильной борьбы и кровопролития. Он ожидал, что короли научатся править в соответствии с духом философии и что эти «просвещенные деспоты» сделают ненужными права народа. Он не верил в демократию. «Мы никогда не претендовали на то, чтобы просвещать сапожников и слуг, – писал он. – Чернь хочет руководства, а не обучения». Хотя он и поссорился с Фридрихом Великим, он признавал, что этот выдающийся пруссак имеет все полезные качества, которыми старательный и эффективно правящий король может наделить своей народ. Идеалом Вольтера был просто другой Фридрих, с которым лично он мог бы жить в ладу! Но современники Вольтера научились у великого философа не покоряться королям лучшей разновидности, а подвергать сомнению или даже отрицать все существующие авторитеты.

Роль конструктивного философа новой эпохи выпала гениальному человеку совершенно иного типа, чем Вольтер, – Жан-Жаку Руссо (1712–1778). Руссо был сыном женевского часовщика, то есть родился в маленьком швейцарском протестантском городе, который не был подвластен Франции. Однако свое влияние он оказывал на эту, более великую страну и в ней провел значительную часть своей жизни. В его лице мы тоже встречаемся с человеком, склонным к скитаниям и не строгим в вопросах морали. Его жизнь явно противоречила очень многим из его знаменитых догм и поучений. По его собственным словам, живя в Париже, имел пять детей от любовницы, имя которой он не назвал, и все эти дети почти сразу после рождения были отданы в сиротский приют. Позже он стал знаменитым писателем, которому покровительствовали знатные особы, побывал в Англии и, хотя провел последние годы жизни не совсем безупречно, умер в 1778 г. сравнительно респектабельным человеком. В последние десять лет жизни он, несомненно, страдал каким-то психическим отклонением и, вполне возможно, был не совсем в здравом уме. Вообще, во всех его сочинениях есть небольшая примесь психической ненормальности, которая в определенной степени усиливала их действие.

Сочинения Руссо почти невозможно отнести к какому-то определенному жанру. Их трудно назвать романами: хотя некоторые из них написаны прозой, они почти лишены содержания. Это и не поэмы, даже не претенциозные «поэмы в прозе». По формальным признакам их трудно отнести и к жанру эссе. Он чрезвычайно сентиментален, с точки зрения современного человека – сентиментален до нелепости. Но в XVIII в. такая чувствительность вызывала гораздо больше симпатии и восторга, чем в XX. Он в первую очередь «тот, кто описывает; а описывает он страсти человеческого сердца и красоты природы». К этому нужно добавить, что он применял этот интерес к человеческим страстям к проблемам экономики, законодательства и политической науки. Другими словами, у Руссо политическая философия стала очень человечной и потому удобной для понимания людьми, которые беспомощно отложили бы в сторону любой ученый трактат со строгими формулировками.

Вольтер

Жан-Жак Руссо

Мирабо

Людовик XVI

Самая знаменитая книга Руссо – «Общественный договор». В ней он прекрасным языком изложил свое учение о государстве. Он не только обличает злоупотребления своего века сильнее, чем любой его современник, он утверждает, что человечество уже давно вырождается из-за чудовищных несправедливостей, создаваемых гражданским законодательством, властью церкви и обычаями общества. Руссо прочел записки многих путешественников и торжественно заявлял, что нагие жители острова Таити (почти самого далекого места, которое он мог себе представить) – это неиспорченные, добродетельные и счастливые люди и что нам было бы совсем не плохо вернуться к их невинности. «Человек рождается свободным, но повсюду находится в цепях», – заявил Руссо, и это было в высшей степени замечательное изречение[125]. После этого он изучает основы всех видов власти и пишет, что общество возникло «из идеального первоначального состояния индивидуальной независимости посредством общественного договора, по которому все люди согласились передать свою индивидуальную свободу не какому-либо королю или наместнику, а обществу». Вывод из этого учения был очень простой: монархи незаконно захватили власть, которая когда-то принадлежала суверенному народу. Но никакой срок давности не мог сделать эту узурпацию законной. Право общества определять собственную судьбу неотъемлемо и неприкосновенно, поэтому «все правители на земле – всего лишь представители народа, который, если недоволен своим правительством, имеет право заменить или упразднить его».

Не нужно быть очень проницательным, чтобы понять, где в такой теории было место власти Людовика XV. Разумеется, «Общественный договор» стал неприятным чтением для королевских цензоров. Он был благоразумно издан за пределами Франции – в Амстердаме, в 1762 г.[126], и его появление было одной из причин, заставивших Руссо внезапно уехать в том же году из Франции в Швейцарию. Но положение в королевстве складывалось так, что ни король, ни цензор, ни парижский парламент были не в состоянии помешать широкому распространению этой книги. Недовольство правительства только усиливало жажду читателя, и аргументы автора попадали точно в цель. Руссо не ограничился критикой монархии. Он не просто нападал на католическую церковь (это делал и Вольтер): Руссо предложил своеобразную «гражданскую религию» – религиозный культ, лишенный своих природных свойств: религию, из которой исключены все догмы о сверхъестественном и в которой главными становятся только существование божества и моральные принципы.

Он объявил все формы религиозной нетерпимости великими грехами против государства, потому что, как только священники начали заставлять гражданских должностных лиц наказывать еретиков им в угоду, «суверен перестает быть сувереном даже в мирских делах. С этого момента настоящие хозяева – священники, а короли только их чиновники».

Кроме того, Руссо с явным недоверием относился к таким политическим учреждениям, которые мы сейчас назвали бы «представительными». Для него лучшим правительством было такое, в котором все граждане участвуют непосредственно. Таким образом, он защищал крайнюю разновидность демократии. Он очень мало знал об истории своей эпохи. Свои примеры он часто брал из жизни Древних Афин и Древнего Рима, каким он представлял их себе по сочинениям Плутарха. В таком же отношении к прошлому признался позже один из тех, кто принял французский политический деятель, прославленный своим красноречием, глава партии жирондистов, в 1793 г. вместе с единомышленниками был казнен на гильотине. Кстати, знаменитую фразу «Отечество в опасности!» произнес именно он, сказавший, что он сам «видел сон, будто они находились в Риме, но проснулся и увидел, что они находятся во Франции!». Все это просто означает, что догмы и теории Руссо плохо выдержали проверку разъедающей кислотой времени. Но в эпоху их появления, когда критика была слаба, их влияние и эффект электризовали общество. Когда «Общественный договор» и связанные с ним другие, почти столь же знаменитые книги Руссо предоставлялись читателям в библиотеках, срок предоставления определяли не в днях, а в часах. Полуобразованным молодым адвокатам, таким как Робеспьер, и девушкам с благородным сердцем[127] вроде той, кто позже стала мадам Ролан[128], эти книги казались новым Евангелием, безошибочным толкованием жизни и ясным объяснением того, как надо исправить многие плохие явления этой жизни. «Они не просто стали руководством для многих умов. Они порождали фанатизм, равный и близко родственный религиозному пылу. «Общественный договор» стал библией рево люции»[129].

Эти три писателя были душой движения, но дух новой эпохи отразился также в огромном литературном труде – «Энциклопедии».