Дневник разведчицы - Софья Аверичева

Приехал комдив Турьев и сразу увидел заморыша в бушлате. Тот вскочил (видит, старшее начальство), вытянулся перед командиром дивизии. А Турьев разошелся: «Что за обмундирование! Разгильдяйство! В штрафную!» Еле-еле объяснили, что это пленный. Приказал немедленно доставить его в штадив.

Вечером разведка боем. Руководит операцией ПНШ-2 полка Борис Анистратов.

18-е августа.

Убит Борис Анистратов. Убит… Это все, что я могу сказать об этом страшном событии. Слова не идут…. Их нет. Да и нужны ли они? Мне кажется, что внутри у меня огромная черная пустота, и в ней все потонуло, растворилось — и слова, и мысли, и чувства…

25-е августа.

Большие потери понесла наша дивизия. Сейчас мы во втором эшелоне, кроме 1-го полка, который будет принимать участие в боях за освобождение от немецких оккупантов города Смоленска.

Я — в санчасти полка. В последней нашей атаке на противотанковый ров меня опять стукнуло в правую ногу. Сначала я даже боли не чувствовала, только что-то ожгло. Зашла в укрытие, вижу — кровь залила ногу. Забинтовала рану и никому не сказала, боялась расстаться с ротой. Но потом пришлось сознаться. Фаина Дмитриевна согласилась оставить меня дома, в санчасти. А рота наша рядом.

Обидно до отчаяния, что не мы, которые понесли большие потери и пробили ворота в немецкой обороне, действуем в дальнейшем наступлении на Смоленск.

26-е августа.

Анатолий Кузьмин — ярославский поэт, работник нашей дивизионной газеты «За отчизну» — принес стихи Константина Симонова «Хозяйка дома», отпечатанные на машинке. Стихи о нашей памяти, о том, что живые вечно будут помнить о погибших. Стихи о тех из нас, кто не вернется домой в День Победы, но будет по праву незримо присутствовать на празднике среди оставшихся в живых.

Да, это так и будет. Отдавшие жизнь за будущее своего народа, за будущее всего человечества останутся навсегда живыми. Я в это твердо верю.

Рана моя почти зажила, и я снова в роте.

5-е сентября.

Мы по-прежнему во втором эшелоне. Сегодня ночевала у девочек в медсанбате. В двенадцать ночи их подняли. Начался поток раненых из полка. В шесть утра сбегала домой, в роту. Хлопцы еще спят. Вернулась в санбат, пошла в операционную, надела халат, белую косынку. Хотелось помочь медикам, которые от усталости едва держались на ногах. Но из этого мало что получилось. Я металась от одного раненого к другому. Просят воды — бегу. Надо поддержать кого-нибудь — бросаюсь туда. Стонет — стараюсь успокоить. Хирурги действуют, как на поле боя. Сердце мое сжимается, за-закрываю глаза, когда летит в таз чья-то рука или нога.

Пришла домой, трещит голова. В ушах звук пилы по костям. В роте бойцы пишут надгробные дощечки. Анистратову, Сизову, Черемухину, Повалихину, Золотову. Они похоронены в деревне Разогреевой.

Не могу быть дома, не могу сидеть на месте. Взяла лошадь в конной разведке и поехала в санчасть. В овраге, около землянок, Тося Мишуто чистит картофель. Увидела меня, обрадовалась. «Тосик, как живешь?» — «Дюже гарно! Слезай с коня, посиди со мной немножко». Смотрю на нее и не могу оторваться. До чего же она похорошела! Ее толстые пушистые косы красиво уложены на голове, глаза сияют. «Что это с тобой, Тосик? Тебя не узнаешь». — «Ой, Софья! Полюбила я…».

Да, любовь делает людей красивее, чище, добрее. Я это теперь хорошо знаю.

Наверху готовят памятники погибшим. А первый полк продолжает бой, начатый нашими полками. В столовой, под навесом, командиры изучают премудрости ведения боя в новых условиях.

Вдали слышится победный гул артиллерии. Над моей головой — самолеты. Это наши, мчатся на помощь наступающим войскам.

Час расплаты близок.

11-е сентября.

Второй день идет подготовка к маршу. Переезжаем в Вервище. Будем шагать по знакомым местам. Выпустили «боевой листок». Получила от Александры Дмитриевны Чудиновой письмо. Ответила ей сразу.

12-е сентября.

Вчера наш полк начал свой марш в 19–00. Прибыли в район Вервище в четыре утра.

22-е сентября.

В Вервище прожили десять дней, но совершенно не было времени, чтобы черкнуть хоть несколько слов. Сначала строили землянки, а затем ежедневно занимались боевой подготовкой. Роем траншеи, строим круговую оборону. Приходим домой до такой степени усталые, что сразу же засыпаем. С питанием опять неважно. Несколько дней получали болтушку из черной муки. Сегодня прибыло в полк пополнение, дали и нам несколько человек в роту. Не успели их приобщить к нашей жизни, как пришел приказ «На марш!»

Мимо нашего полка прошли дивизионные саперы, пэтээровцы, затем 1350-й полк. Потянулись бесконечные обозы штадива, артиллерии.

Ровно в два часа вышла наша рота автоматчиков. Дует холодный ветер, льет осенний дождь. Мы шагаем впереди полка. Несмотря на погоду, настроение у ребят бодрое.

Тошев идет сзади меня. Он все время что-то бормочет себе под нос, потом вдруг, неизвестно почему, начинает громко смеяться. Ребята спрашивают: «Что с тобой, Тошев?» Он, посмеиваясь: «Ничего». — «А чему ты смеешься?» — «Интэрэсна». — «Что интересно?» — «Все интэрэсна. — Он показывает рукой на изогнувшуюся длинную колонну дивизии: — Вот идут русска, узбека, украинца, чуваша, татарина — все вместе. И девушки тоже— Сонышка наша вместе. Идем одна большая колонна. Спим, едим — как одна семья, — все вместе, фашистов бьем вместе. Очень интэрэсна!»

Философия Тошева забавляет, но приходится всем по душе.

Вот уже прошли Грядозубово, Бердяево, Рудни, Канаши, Постоялики. Отдыхаем в Кирякине. Сейчас пойдем дальше. Говорят, на Велиж. Нас переводят в Четвертую ударную армию.

27-е сентября.

Множество событий произошло за эти пять дней. Вчера наши войска вошли в Смоленск, взят Рославль.

Вот как здорово!

Наша дивизия за прорыв Смоленских ворот и взятие станции Ломоносово получила почетное звание «Ломоносовской». Отныне мы есть 234-я Ломоносовская стрелковая дивизия. Мне, признаться, немножко обидно. Ведь нашу дивизию все называли Ярославской коммунистической. Ничего, я думаю, она будет и Ломоносовской, и Ярославской, и Коммунистической.

Лежу больная. Сейчас полегче, а была температура 39 с хвостиком. Голова еще кружится. Деревня, где я заболела, называется чудно: Конец.

Когда подходили к деревне, ребята шутили:

— Вот и конец нашим дорожным мукам!

И правда, все рады отдыху. Марш был очень трудным. Дорога отвратительная. Всюду болота. Мины. Шаг за шагом, по двое проходим минированные поля. В темноте слышится бесконечное: «Осторожно! Иди по дороге! На обочину не сворачивай!» Это саперы. Прошли благополучно полки с артиллерией, и все-таки сзади подорвался обоз дивизионных разведчиков. Говорят, была установлена трехъярусная мина. Люди падают от усталости. Но надо вперед, вперед, скорее вперед. За сутки прошли более сорока километров. Один боец умер на марше. Умер… Как-то необычно и странно — умереть не в бою, а от того, что не было сил у человека идти дальше.