Первая линия. Рассказы и истории разных лет - Макс Фрай

Благодарное божество сдержало свое обещание: полученное зелье действительно было эликсиром бессмертия и счастья. Но вид имело препоганый, а воняло так, что жители десяти ближайших селений заперлись в погребах, бросив хозяйство без присмотра.

Понятно, что люди, которым юноша стал предлагать свой дивный эликсир, бежали от него, как от чумы. Если потенциальный спаситель человечества настаивал на своем, его били. А когда он попытался силой залить свой эликсир в глотку одного пьяного рыцаря, тот зарубил его не то секирой, не то мачете, не то и вовсе шашкой. Его, рыцаря, в общем, можно понять.

Утерев непрошеную слезу, сказочник мой продолжает:

— Я уже не говорю о том, что этот бедняга не додумался смешать утреннюю росу и пчелиный мед с лепестками горных эдельвейсов! Нет — и не надо. Но ведь он мог просто… Ну, я не знаю, компот, что ли, сварить!

— Компот варить, — говорю, — он, надо думать, не умел.

— Вот-вот, — подхватывает сказочник. — В том-то и дело. Компот варить не научился, а туда же, человечество спасать.

Минута молчания. Бредут караваны — салют Мальчишу. Пепел невинноубиенного нетопыря стучит в моем сердце.

Сказка на этом закончилась; наспех выдуманный рассказчик, так и не пригубив цикуты, превратился в клочки утреннего тумана, да и был таков.

От себя же добавлю, что у людей в этом смысле действительно все неправильно устроено. Эликсиры бессмертия вечно оказываются горькими и вонючими, а от сладких ваших компотов одно оральное удовольствие, и никакого спасения души.

Мы, жители йоты и лямбды Девы, чрезвычайно возмущены таким обстоятельством и, вероятно, будем куда-нибудь жаловаться.

ВРЕМЯ, ВРЕМЯ [24]

Иногда я думаю: подсунуть бы вместо себя твердый холодный камень прожорливому Кроносу, пусть грызет, а у меня будут каникулы, то-то погуляю.

Иногда я думаю: кто-то большой молодец, обманул Кроноса, подсунул ему камень, сам улизнул; он-то молодец, а я — что ж, я и есть этот камень, бывает, значит, и такая судьба.

Иногда я думаю: сколько можно грызть камни, надоело, мне бы живого чего-нибудь, мягкого, теплого, хоть иногда, и тогда я прикусываю собственный язык, такая теперь у меня диета, такие времена, свежей крови не допросишься, все волокут валуны вместо младенцев, а потом удивляются, что меня остается все меньше и меньше.

Но мало ли что думаю я, важно, что засыпаем мы всегда рядом, в обнимку, Кронос, я и наш камень, так и не разобравшись, кто у кого на сей раз за щекой.

Примечания

1

Видимо, следует пояснить, что история изложена «с точки зрения козы» вовсе не потому, что автору она ближе и понятней, чем точки зрения волка и капусты. Просто коза — единственная, кто, согласно решению задачи, ездит на другой берег два раза. Это важно.

(Что же касается точки зрения перевозчика, она в данном случае не только непостижима, но и неинтересна, поскольку поездки с одного берега на другой для него — повседневная рутина.)

2

Этот текст — моя самая первая мифоложка. Сразу следом за ним, в тот же день был написан следующий, про Одиссея. Ну а потом понеслось; восстановить точную хронологию, теоретически, можно, но, по-моему, вполне бессмысленно.

3

Очень забавно было обнаружить среди мифоложек текст, предваряющий (и даже предсказывающий) появление «Ключа из желтого металла», о котором в ту пору никто, понятно, даже и не думал.

4

Эти мифоложки были опубликованы в романе «Ключ из желтого металла» в качестве рассказов писателя Бориса Цаплина, чью книгу главный герой получает в подарок и время от времени читает, открывая наугад. Поскольку содержание рассказов никаким образом не связано с сюжетом романа, а Борис Цаплин не возражает, мы сочли возможным (и даже необходимым) опубликовать их в этой книге.

5

Здесь и далее фрагменты из книги «Тысяча и одна ночь». Использован «Рассказ о старухе и паломнике».

6

Иван Матвеев — автор большого цикла превосходных мифоложек про Ахиллеса и Черепаху. Отдельные рассказы этого цикла (всего их, если я не ошибаюсь, уже больше сотни) публиковались в разных сборниках ФРАМа. Тексты Матвеева настолько хороши, что я, как постоянный читатель его цикла, не могу избавиться от ощущения, будто Ахиллеса и Черепаху, не говоря уже об известной апории Зенона, сам Матвеев и выдумал.

7

Выше уже говорилось, что это — самая первая сказка цикла, написанная по заданию Ольги Гребневой. Для тех, кто благоразумно пролистывает авторские предисловия, могу еще раз повторить ее замечательную формулировку:

А напиши-ка ты мне сказку.

Скажем, арабскую сказку-притчу про жестокую судьбу, испытывающую невинных и праведных, заставляющую их сомневаться в справедливости мироздания и приводящую к счастливому концу только тех, кто усомнившись, укрепился в вере своей.

В сказке должно быть про любовь, но без единой женщины.

И должны присутствовать магические артефакты, от которых есть польза, но вреда все равно больше. Числом три. Два должны принимать участие в действии, один только упоминаться.

8

Согудать (нганасан.) — есть сырым без соли.

9

Занахари —бог-творец у мальгашей.

10

Кинули— «живые мертвецы», тощие, беззубые, гнусавые, с длинными когтями. Живут в пещерах, где спят на ворованном шелке. Согласно мадагаскарским мифам, некоторые люди после смерти превращаются в кинули. Что для этого нужно сделать или, напротив, как следует жить, чтобы не стать кинули, мадагаскарские мифы не проясняют.

11

Обычное дело. Матери, ставшие после смерти кинули, всегда приходят к детям за пищей и, получив ее, больше не возвращаются. Во всяком случае, так утверждают мальгашские мифы.

12

Эта сказка была написана по заданию Эли Куранта:

А напиши ты мне русскую народную скажу про Марфу-старицу и семерых Симеонов. В сказке не должно быть никакого волшебства, от былин ее должно отличать только то, что она не претендует на историческую истинность.