Июнь-декабрь сорок первого - Давид Ортенберг

"Георгий Константинович!

"Красная звезда" не удовлетворена освещением боев за Ленинград. Чтобы исправить положение, командирую специально в Ваше расположение опытного корреспондента тов. Хирена З. А., которого редакция хорошо знает и Вы хорошо знаете.

Тов. Хирен назначен мною руководителем бригады корреспондентов, в состав которой входит также писатель тов. Славин...

Надеюсь на Вашу личную горячую поддержку Хирена. В нынешних условиях от мелочей зависит плодотворная работа наших корреспондентов. Прошу поэтому сделать для тов. Хирена следующее:

1. Дать указание о выделении ему легковой машины.

2. Выдать ему постоянный пропуск в Смольный, в штаб.

3. Дать указания работникам Военного совета и штаба фронта всемерно помогать ему, информировать о положении на фронте.

Горячий привет - Д. Ортенберг".

Прибыв в Ленинград, Хирен сразу же пошел в Смольный. И на моем письме появилась резолюция: "Начальнику политуправления тов. Пожидаеву. Военный совет обязывает вас повседневно оказывать практическую помощь руководителю бригады корреспондентов "Красной звезды" в деле освещения в печати героической защиты Ленинграда".

А на следующий день отправился к Жукову и Славин. Георгий Константинович встретил его радушно, но, как заметил писатель, настроение у командующего было неважное. На Халхин-Голе Славину не доводилось видеть Георгия Константиновича таким встревоженным. А тот, словно прочитав мысли писателя, признался:

- Не скрою, сейчас мне досталось очень тяжелое хозяйство...

Лев Исаевич спросил нового командующего фронтом:

- Куда бы вы посоветовали отправиться корреспонденту "Красной звезды"?

- А вы где живете?

- В "Астории".

- Вот и поезжайте в "Асторию", - сказал Жуков с грустной улыбкой. И пояснил: - Сейчас везде одинаково плохо.

Потом все же подвел Славина к карте и показал на ней самые горячие точки...

* * *

В первых числах октября Славин и Хирен снова заглянули в Смольный. Но Жукова они уже не застали там. В связи с усложнившейся обстановкой на московском направлении Георгия Константиновича отозвали в столицу и назначили командующим войсками Западного фронта. В Ленинграде его заменил Федюнинский. Иван Иванович тотчас принял наших спецкоров, подробнейшим образом ознакомил их с обстановкой и неотложными задачами фронта, а потом обратился к ним совсем по-дружески:

- Ребята, может быть, вам что-нибудь нужно? Корреспонденты промолчали. Еще поговорили о положении на фронте, и снова Федюнинский спрашивает:

- Может быть, вам все-таки что-нибудь нужно?

- Бензин, - выпалил Славин.

Наутро у гостиницы "Астория", где проживали спецкоры, был не только бензин, но и машина, выделенная для них по собственной инициативе Ивана Ивановича.

После ожесточенных сентябрьских боев немцы вынуждены были прекратить свои бесплодные атаки на несокрушимую ленинградскую оборону и перешли к планомерному разрушению города бомбовыми ударами с воздуха и артиллерийским огнем.

Ленинград по-прежнему не сходил со страниц нашей газеты...

9 сентября

После двадцатишестидневных боев освобождена Ельня. Сегодня опубликовано официальное сообщение Информбюро о взятии этого города.

Ельнинской операции предшествовала резкая полемика между Сталиным и Жуковым. Она произошла 29 июля и повлекла за собой освобождение Жукова от обязанностей начальника Генерального штаба. В то время я узнал об этом лишь в самых общих чертах. Мне рассказали, что произошло в кабинете Сталина:

- Показал Жуков свои зубы...

Подробнее же я узнал об этом уже после войны. В середине 60-х годов мне было поручено подготовить сборник очерков "Маршалы Советского Союза". О Жукове я попросил написать Константина Симонова и вскоре получил от него такой ответ:

"Милый Давид. Со статьей о Г. К. - все сделаю. Уже был у него, говорил с ним. Он слал тебе привет, выразил желание: повидаться бы..."

Некоторое время спустя Симонов представил мне запись беседы с Жуковым. Есть там такая страничка:

"В конце июля 1941 года, еще находясь на должности начальника Генерального штаба, анализируя обстановку, я пришел к выводу, что немцы в ближайшее время не будут продолжать наступать на Москву до тех пор, пока не ликвидируют угрозу своей нацеленной на Москву группировке со стороны правого фланга нашего Юго-Западного фронта.

В связи с этим я письменно изложил свои соображения о необходимости оставить Киев, занять прочную оборону по восточному берегу Днепра, усилить правый фланг Юго-Западного фронта и сосредоточить за ним две резервные армии для парирования удара немцев. По моим предположениям, они могли нанести этот удар по правому флангу Юго-Западного фронта с выходом на его тылы.

Прочитав написанный мною документ, Сталин вызвал меня к себе. У него находился Мехлис. Сталин в его присутствии обрушился на меня, говоря, что я пишу всякую ерунду, горожу чепуху и так далее. Все это в очень грубой форме.

Я ответил:

- Товарищ Сталин, прошу вас выбирать выражения. Я - начальник Генерального штаба. Если вы, как Верховный Главнокомандующий, считаете, что ваш начальник Генерального штаба городит чепуху, то его следует отрешить от должности, о чем я и прошу вас.

В ответ на это он сказал:

- Идите, работайте, мы тут посоветуемся и тогда позовем вас.

Я снова был вызван к нему через сорок минут, и Сталин уже более спокойным тоном объявил мне:

- Мы посоветовались и решили освободить вас от обязанностей начальника Генерального штаба..."

Позже Георгий Константинович рассказал об этом обстоятельнее в своей книге "Воспоминания и размышления".

Он был смел во всем. И в разработке фронтовых операций, и в осуществлении их, и под огнем противника, и в своих отношениях с начальством, в том числе со Сталиным. В тех же записях беседы с Симоновым имеется еще один эпизод, любопытный с этой точки зрения:

"...по своему характеру я в некоторых случаях не лез за словом в карман. Случалось даже, что резко отвечал на грубости Сталина... Шел на это сознательно, потому, что иногда надо было спорить, иначе я бы не мог выполнить своего долга.

Однажды полушутя-полусерьезно, обратившись к двум присутствовавшим при нашем разговоре людям, Сталин сказал:

- Что с вами говорить? Вам что ни скажешь, вы все: "Да, товарищ Сталин", "Конечно, товарищ Сталин", "Совершенно правильно, товарищ Сталин", "Вы приняли мудрое решение, товарищ Сталин"... Только вот один Жуков спорит со мной..."

Уход Жукова из Генштаба глубоко опечалил меня. Наши добрые отношения, начавшиеся на Халхин-Голе, были очень полезны "Красной звезде". Жуков не только ориентировал нас в обстановке на фронтах, но и частенько подсказывал животрепещущие темы для выступлений в газете, давал рекомендации, куда следовало бы заблаговременно послать корреспондентов "Красной звезды". Словом, был нашим добрым советчиком.