Сеятель бурь - Владимир Свержин

– Возьми себе на полке пирожок! Не перебивай. А еще у Петра был другой сподвижник – крещеный эфиоп Ганнибал.

– Кажется, он был не эфиоп.

– Да хоть индус! К делу это не относится! Если Брюс сконструировал или откуда-то привез этот орально-клювальный агрегат, то очень может статься, Ганнибалу о необычайном предке «тамагочи» было известно, и, качая на коленке кудрявого мальчика Сашеньку, любимого своего внука, он поведал ему на свой африканский манер историю о чародее и золотой птице. А мальчик возьми, да вырасти в светило русской словесности – Александра Сергеевича Пушкина! И дедушкину сказку уже на свой лад и переложи.

– М-м… Арап Петра Великого – это начало XVIII века, – пытаясь восстановить в голове хронологию событий, начал я, – а маленький Пушкин – это как раз сейчас. Вероятно, он не внук, а правнук.

– Расслабься, то все наносное. Суть в другом. Петушок явно оповещает нас об опасности. Или не нас, а, скажем, все того же Брюса, который, я так понимаю, здесь где-то неупокоенный бродит. – При этих словах ложечка, которой помешивали сахар, вдруг сама собой поднялась в воздух и, звякнув, упала в пустую чашку. – Кхм! М-да, впечатляет, – прокомментировал увиденное Лис. – Сдается, я прав. Но прикол-то в следующем: на нас с тобой птичка певчая не среагировала, проигнорировала, шо кондор – муху. А потом вдруг ка-ак раскукарекалась!

– Что в этом удивительного? – не совсем понимая, к чему клонит мой друг, поинтересовался я. – Наполеон, нет сомнения, замышляет недоброе, если не по отношению к Павлу, то уж во всяком случае, к его наследнику. А во втором случае Протвиц…

– Или Конрад, – поправил меня Лис. – А может, оба сразу. Не исключено, конечно, шо этот проснувшийся от летаргии будильник просто нервно реагирует на иностранцев, но ведь и ты, и сам Брюс не из псковских будете. Короче, странно все это, не то слово! Вот бы с отверткой петушка раскурочить да глянуть, на что его перемыкает.

Услышав подобное, золотая птица возмущенно подняла голову и угрожающе растопырила крылья, однако ни единого звука при этом не раздалось под сводами библиотеки.

– Не-не, – Лис в останавливающем жесте выставил перед собой ладони, – никто тебя на металлолом пускать не собирается! Все путем, сиди чирикай. Но ты б хоть знак дала, против кого вопишь!

Птица молча сложила крылья и надменно уставилась поверх наших голов.

– Спасибо, хоть не плюнула, – хмыкнул Лис.

– Ладно, оставим странности для свободного времени, а пока зови Протвица – узнаем, чего ему в Вене не сиделось.

Йоган Протвиц стоял передо мной в долгополой серой полушинели-полуплаще с пелериной и старался придать себе вид если не победительный, то, уж во всяком случае, грозный.

– Должно быть, вы замерзли в дороге, господин Протвиц, – оглядывая ищейку с ног до головы, неспешно заметил я. – Русские зимы очень суровы. Тишка, дружок, забери у барина шинель да поставь еще самовар.

Расторопный слуга подскочил к полицейскому, на ходу протягивая руки за непритязательной верхней одеждой нового гостя.

– А вообще у нас раздеваются внизу.

– Полагаю, ваш секретарь уже передал, что у меня с собой все бумаги, достаточные для того, чтобы арестовать вас обоих и передать в руки закона! – надменно заявил сыщик.

– Вы что же, господин Протвиц, намерены арестовать меня самолично, прямо здесь? Забавно было бы узнать, как вы это себе представляете.

– У меня с собой пистолет, – исподлобья глядя то на меня, то на Лиса, предупредил таксоид.

– О, поверьте, этого добра в доме навалом, – усмехнулся я. – А еще здесь имеется обширный парк, где может упокоиться ваше тело, и замок, вполне пригодный для блужданий стенающей души. Однако не станем напрасно пугать друг друга! Я предвижу, что вы мне скажете. Конечно, вы позаботились, чтобы немало людей знало о том, куда вы направляетесь. Если вы не объявитесь своевременно, кто-нибудь обязательно примчится вам на замену и все такое прочее. А потому сразу перейдем к делу. Признаюсь, я вовсе не ожидал новой встречи с вами и, не буду скрывать, не рад ей. Итак, чем обязан?

– Вы самозванец и мошенник! – собравшись с духом, выпалил Протвиц. – Истинный граф Турн заточен в турецких застенках!

– Полагаю, он уже в ином месте, – усаживаясь поудобнее и глядя на стоящего Протвица, заверил я.

– Вы совершенно зря делаете вид, что для вас сие не имеет значения! Уверен, не только нам, но и правительству императора Павла будет интересно знать, что за негодяй скрывается под личиной полковника графа Турна.

– Возможно, это так, – согласился я. – Но что с того? Вы-то ведь пришли ко мне, а не к обер-полицмейстеру, стало быть, распоряжение о моем аресте – лишь повод для разговора. Или я не прав?

Разочарованный Протвиц, должно быть, немалую часть пути от Вены в Санкт-Петербург репетировавший обличительную речь, не найдя отклика у зрительской аудитории, стушевался и растерянно огляделся по сторонам.

– Шо, я лишний? – перехватывая довольно сконфуженный взгляд таксоида, патетически взвыл Лис. – Граф, меня выкидывают за борт пиратского корабля истории, а вы на это взираете, буквально невзирая ни на што. Я ща пойду рыдать и биться в истерике, с горя пробью вот этим самым лбом круглую лунку в дне Невы и утоплюся, как бедная Лиза, которую я знавал еще богатой.

Страстный монолог раздухарившегося секретаря, кажется, еще более потряс детектива, чем мое безучастное спокойствие.

– Он это серьезно?

– Он – да, – не давая мне вставить слова, выпалил Сергей. – Я – нет! А вы о чем?

– Друг мой, – обратился я к напарнику, – будьте любезны оставить нас с господином инспектором для конфиденциального разговора.

– А можно я буду подслушивать за дверью? – радостно ощерился Лис, выбрасывая руку в скаутском приветствии. – Вот честное слово, я вам не буду мешать! – Не дождавшись моего ответа, он со вздохом повесил голову на грудь и понуро, точно на эшафот, двинулся к выходу из библиотеки. – Все кончено, все порушено! Так мне и не узнать, быть или не быть! И я уже, наверно, в жизни никогда не стану президентом земного шара! Йоган Протвиц изловил меня на горячем, и я пошел собственной правой рукой писать чистосердечное признание, а не то это горячее, не дай Бог, остынет.

– Узнай-ка у Тишки, готов ли самовар, – напутствовал я друга.

Лис драматично вскинул голову и снова уронил ее на грудь:

– Слушаюсь и повинуюсь, о великий и, без сомнения, ужасный.

Оглушенный Лисовой ахинеей Протвиц удивленно проводил убитого горем секретаря недоумевающим взглядом и резко повернулся ко мне, должно быть, заподозрив какой-то подвох.

– Если вы что-то задумали…

– Да нет, это вы что-то задумали, – перебил я. – Давайте без обиняков. Вы желаете продать мне свое молчание и этот ордер? Назовите цену.

– Вы уже предлагали мне деньги в Вене!

– Теперь, насколько я понимаю, вы стоите больше или, во всяком случае, так вам кажется, – мило улыбнулся я, покачивая носком домашней туфли.

Сыщик набрал в свою тощую грудь побольше воздуха, будто собираясь возмутиться, но резко выдохнул и заговорил быстро, точно пугаясь собственной наглости и стараясь уменьшить время пребывания под моим пристальным взглядом.

– Не знаю уж, как вас именовать, милостивый государь, но вы находитесь под защитой людей весьма и весьма значительных. Только благодаря их влиянию я решился пренебречь требованиями службы и потому стою теперь перед вами, а не в кабинете генерал-полицмейстера.

– Трогательно, – смахивая несуществующую слезу, вздохнул я. – Мне следует быть вам за это благодарным?

– Вы, брат Октавиан, должны исполнить то, что обещали в обмен на защиту, вам оказываемую, – почти выкрикнул, точно выстрелил, Протвиц.

– Ах вот вы о чем! – Я досадливо нахмурил лоб. – Ну да, конечно! А скажите, господин сыщик, когда вы стояли там внизу, дожидаясь аудиенции, вам случайно не встретился такой невысокий генерал с вензелем императора на эполетах?

– Мне понятно, к чему вы клоните, – поблескивая недобрым взглядом, медленно проговорил таксоид. – Однако до сих пор ваши беседы с упомянутым лицом ни к чему не привели.

Я пожал плечами:

– Дорога, начатая вами из дома полицай-президента, в конечном итоге привела в мой петербургский особняк, но согласитесь, господин сыщик, это произошло не сразу. Для всего нужно время. Скажу вам как офицер, которым действительно являюсь, для того, чтобы идти в бой на противника, к тому же столь умелого, как интересующее наших друзей лицо, необходимо знать куда больше, чем имя какого-то полковника Ландри. Я делаю все, что от меня зависит.

– Господа, о которых вы только что упомянули, полагают, что порученное ими задание продвигается слишком медленно!

– Понятно, – кивнул я. – Стало быть, вас они прислали, чтобы надзирать за мной. Это опрометчивый шаг.

– Они считают, что вашему сиятельству может пригодиться моя помощь, – стараясь изобразить на лице максимально любезное выражение, кивнул Протвиц.