Загадки колдунов и властителей - Виталий Смирнов

Выяснилось, что, прибыв в Хондеклип, Гамильтон сразу же навлек на себя подозрения местных властей, не предъявив каких-либо судовых документов. На вопросы чиновников он отвечал, что забыл документы и их привезут по суше. Потом он попытался получить фрахт на партию руды для перевозки ее в Англию, чем еще более усилил подозрения.

Капитан Олдфилд погрузил арестованных на "Лиру" и отбуксировал "Принца Эдуарда" в Кейптаун. Встречать арестованных собрался чуть ли не весь город.

Вскоре состоялось судебное заседание, но никакой ясности в дело оно не внесло. Факт похищения судна был очевиден, но суд не мог понять, почему Гамильтон действовал столь нелепо. Почему он решил похитить шхуну на глазах ее хозяина? И разве он не знал, что без судовых документов "Принц Эдуард" будет задержан в первом же порту? Более того, судя по всему. Гамильтон вообще не имел никакого плана дальнейших действии.

Сам Гамильтон обвинения в краже корабля и пиратстве отрицал, утверждая, что ему просто "надоело ждать капитана". Всю ответственность он брал на себя, заявив, что матросы выполняли его приказы. Судебное разбирательство зашло в тупик.

Больше всех этой историей был раздражен капитан Олдфилд. Он опасался, что шумиха, поднятая местной прессой, может повредить его офицерской репутации. Он даже отказался принять крупное денежное вознаграждение, которое ему предлагали судовладельцы за возвращение шхуны.

Документы судебного разбирательства отослали генеральному королевскому прокурору для вынесения решения. Гамильтона выпустили из тюрьмы под денежный залог, отпустили и его матросов. Прокурор отказался возбуждать преследование при столь неясных, запутанных обстоятельствах. Тем более действия Гамильтона не нанесли особого материального ущерба владельцам корабля. Гамильтона освободили.

Возможно, странная история "Принца Эдуарда" так и осталась бы морской тайной, если бы все не разъяснилось самым естественным образом… Год спустя после этих событий Гамильтон попал в клинику для душевнобольных с острым психическим расстройством.

В феврале 1893 года железный барк "Алланшоу" вышел из Ливерпуля в Индию с грузом соли. В Калькутте предполагалось набрать рабочих индийцев и доставить их на плантации Маврикия и Наталя. Команда в этом плавании состояла из опытных матросов-парусников, среди которых трое были обладателями капитанских патентов. Но тем не менее "Алланшоу" был обречен: на это явственно указывал целый набор дурных предзнаменований.

Во-первых, оказалось, что пятеро матросов на корабле косые. Старые моряки считали даже одного косоглазого на судне дурной приметой, а пятеро представляли уже смертельную опасность.

Во-вторых, юнга Робертс упомянул, что все суда, на которых он служил до этого, потерпели крушение. Но самым мрачным предзнаменованием был сам капитан барка ирландец Томсон, проявивший себя большим нелюдимом. Целыми днями он сидел, запершись в каюте, появляясь на палубе раз в день с секстантом, чтобы определить местоположение судна. Общался он только со старшим помощником Уотерсом, и то без особой охоты. Если поначалу матросы считали своего капитана просто человеком со странностями, то через тридцать дней его приказы стали вселять в них страх. Он приказал снять со спасательных шлюпок все снаряжение — мачты, паруса, весла, рули, анкерки с водой и продовольствием, сложить все это в трюм, а сами шлюпки перевернуть и крепко принайтовать к палубе.

Утром, 23 марта, когда барк несся по волнам Южной Атлантики, прямо по носу показался пик Тристан. "Алланшоу" на всех парусах устремился к острову. В два часа пополудни барк все еще держал прежний курс. Вся команда понимала, что парусник уже находится в опасной близости от берега.

К штурвалу стал один из матросов, имевший капитанский патент. Время от времени он пытался скорректировать курс, поворачивая судно немного в сторону от острова. Но у капитана в каюте был еще один компас, и он моментально выскакивал на палубу с воплем: "Держать курс, черт вас побери!"

Несколько человек умоляли Уотерса отстранить неадекватно ведущего себя капитана, запереть его в каюте и взять командование барком на себя. Но Уотерс, человек трусоватый, боялся за свою карьеру.

До последнего момента команда надеялась, что капитан отдаст приказ изменить курс, но он этого не сделал. В 2 часа 45 минут Томсон спустился в каюту, и Уотерс приказал рулевому изменить курс. "Алланшоу" еще можно было спасти, но капитан тут же вернулся на палубу, отослал старшего помощника на бак и вернул судно на прежний курс. В следующее мгновение парусник врезался во что-то твердое, корпус его заскрежетал и завибрировал.

С огромным трудом морякам удалось спустить на воду при-найтованные к палубе шлюпки. Весел по сумасшедшей прихоти капитана в них не было, пришлось грести оторванными досками слани. Сам капитан Томсон корабль покинуть отказался. Последний раз его видели на палубе сидящим верхом на перевернутой шлюпке со скрещенными на груди руками. Накрывшая палубу волна смыла его, и он исчез.

Морякам удалось добраться до берега и при помощи местных жителей выбраться на сушу. Погибли два матроса, в том числе и "невезучий" юнга Робертс. Они прицепились к бизань-мачте разломившегося и затонувшего барка, которая торчала над водой. Сперва их товарищи решили, что они утонули; и только через несколько часов снова заметили их на мачте среди волн. Сразу организовать спасение не удалось, поскольку бушевал шторм, затихший только к утру. Утром мачты уже не было. Судя по всему, волны обломили ее, и вместе с обломком несчастных унесло в море.

Потерпевших кораблекрушение приютили жители острова. Несмотря на то что Тристан довольно часто посещали корабли, покинуть остров им удалось нескоро. Моряки были столь обтрепаны, что капитаны кораблей не решались взять их на борт, принимая то ли за пиратов, то ли за шайку беглых уголовников. Только через три месяца немецкий барк "Теодор" забрал потерпевших кораблекрушение и доставил в Кейптаун.

Там-то и состоялось судебное заседание по поводу гибели "Алланшоу". Суд признал виновником гибели барка капитана Томсона, совершившего грубейшую ошибку и приблизившегося к берегу на опасное расстояние. Суд не признал Томсона сумасшедшим, и дело было закрыто. Впрочем, моряки с "Алланшоу" не сомневались, что Томсон был свихнувшимся человеком.

Позже один из матросов, Пэдди Сондерс, пролил свет на эти мрачные события. Он рассказал, что через несколько дней после катастрофы он нашел на берегу бумажник капитана. В бумажнике были фотография молодой женщины и письмо, написанное ею Томсону. В письме она в резкой форме сообщала о разрыве помолвки с ним. Сондерс был убежден, что капитан свихнулся на почве несчастной любви. Ценой этой любви стала смерть двух моряков и гибель прекрасного судна.

Летним утром 1900 года в западной части залива Гуаякиль навстречу друг другу двигались два корабля под эквадорскими флагами. Один — баркентина "Хосе Альмедо", следовавшая из Гуаякиля в Лиму, другой — небольшой пароход "Монтувио", совершавший каботажный рейс. Ничто не предвещало беды. Погода была хорошая, видимость отличная, скорость судов очень небольшая. Они должны были спокойно разойтись встречными параллельными курсами. И вдруг произошло непонятное.

"Монтувио" увеличил ход и резко повернул влево на пересечение курса парусника, будто собираясь таранить его. На баркентине заметили рискованный маневр и, пытаясь избежать столкновения, начали правый поворот, но не успели. На полных парах, пыхтя, как локомотив, "Монтувио" врезался в левую сторону кормы баркентины и, круша железным носом деревянную обшивку, буквально снес ее. Парусник начал быстро погружаться под воду.

Удивительно, но для "Хосе Альмедо" столкновение обошлось без жертв. Все члены команды в момент аварии находились на палубе и успели попрыгать в воду, а поскольку море было очень спокойным, всех их благополучно подняли на борт "Монтувио". На "Монтувио" же погиб капитан Христиан Бьорк, а несколько матросов получили легкие травмы из-за падения в момент столкновения.

Спустя несколько дней в Гуаякиле начала работать следственная комиссия. Выяснилось, что буквально за несколько минут до катастрофы на мостик "Монтувио" поднялся сам капитан Бьорк. Он был абсолютно спокоен и уверен в себе. Осведомившись у рулевого о курсе судна, он подал по машинному телеграфу команду "полный ход". Далее, отстранив рулевого, сам стал к штурвалу и лично изменил курс, совершив роковой поворот. Он никак не реагировал ни на предупреждения рулевого, ни на крики матросов на палубе, видящих неизбежность столкновения. В момент столкновения Бьорка бросило на штурвальное колесо, он ударился виском о медную рукоятку штурвала и через двадцать минут скончался, не приходя в сознание.