Иван-царевича не надо (СИ) - Шах Ольга

Часам к одиннадцати мы расторговались полностью, крестьяне наши со своей репой тоже. Мы торопливо уложили свои телеги, купили немудрящей снеди для перекуса в дороге, и двинулись в обратный путь. Мы могли бы ехать и быстрее, но нас задерживали телеги. И груз был на них, и крестьянские лошадки были как их хозяева - неторопливы и основательны. На жизнь они смотрели философски и без большого оптимизма, на понукания практически не реагировали или смотрели с искренним недоумением: «Куда спешим-то? Все равно ж приедем»!

После краткой остановки для отдыха и перекуса, меня начали мучить тревожные мысли и нехорошие предчувствия. О чем-то ведь волновался Хася перед отъездом? А у него интуиция и нюх получше моих будут! Вот ей-Богу, хоть совсем едва держусь в седле, но будь здесь и сейчас моя Ласточка, я бы взгромоздилась на нее и помчалась бы домой, обгоняя свой обоз!

Но коняшки не было, и мне оставалось только подпрыгивать от нетерпения на подушке дивана в карете, да высовывать голову в окно, проверяя, где мы сейчас едем, далеко ли ещё до дома? Мы переезжали мост через Пчёлку, разделяющий мое поместье и имение Пешковых, когда я увидела впереди на дороге быстро двигающийся комок пыли. Когда проехали ещё немного, стало понятно, что это несётся со всех лап Хаська. Он мчался изо всех сил и на бегу пытался мне что-то сообщить. Вероятно, из-за этого получалось уловить лишь некоторые обрывки его мыслей. Он мысленно кричал мне:

"Тревога!! Алярм!! Данджер!! Опасность!"

Верный волк пытался меня предупредить о чем-то.

Я закричала кучеру:

- Стой! Стой, останови!

Пока он осознавал мои дикие вопли, пока натягивал вожжи, останавливая разогнавшихся лошадей, я уже открыла дверцу кареты и, как только карета замедлила ход, я кубарем вылетела из нее, прямо в дорожную пыль. Но даже не поняла, ушиблась я или нет. Так и стояла на коленях на дороге, а ко мне несся Хася. Подлетев, он уткнулся мордой мне в подставленные руки.

Весь наш обоз тоже начал тормозить, не понимая, что случилось. Но все увидели мои странные выходки. Спешившись, к нам бежал и Яков Семёнович. Волк тем временем сообщал мне.

-Беда, Кать! Гаврила, гад, напоил мужиков самогонкой и уговорил эту пьянь пойти громить поместье, мол, ведьмино отродье ты, и зачтется это, как богоугодное дело! Но он звал в поместье, поживиться, видно, чем хотел. А мужики по-пьяни уперлись - надо вначале поле с чертовыми яблоками перепахать, все ростки выдрать! Вот нахватали всякого дреколья, на поле бредут, быстро не могут, пьяные шибко. А кто и по дороге падает, да спать ложиться. В деревне бабы воют со страху, как бы всех ихних дураков на каторгу не заслали за такое! Гаврила ругается, а сделать ничего не может, не шибко его пьяные слушаются. Вот далась им эта картошка! Ежли тут повернете, как раз на поле успеете ровно с ними! Трофим ещё с утра послал за урядником, он за Федоткиным в бору порубщиков заарестовал. Скоро к нам должны прибыть. Все ворота в имение заперли, даже коров на пастбище не выгнали. Я убегом, под забором ушел. И подкопался я под сарай Гаврилы! Там бутыли с самогоном стоят, в сарае! А сам аппарат он прячет в подвале, под сараем. Здоровый такой, медный, с бляхами. Верно, украдом он уволок его из поместья! Гавриле теперь каторга верная! И за воровство, и за винокурение! Он, видно, и хотел, пока вас нет, пограбить в имении да уйти в побег, можа и документ какой купит. А мужики вот не хотят пока в имение идти! Кстати, крестнички мои, Пров, Федул да Силантий по домам сидят и бражничать-ни-ни!

Долго я не раздумывала, подскочила на ноги, коротко пересказала управляющему все, что сообщил мне волк, велела телеги с грузом спрятать тут в кустах, а самим мужикам сидеть тихонько и не питюкать. Туда же, в прибрежные кусты, запихнули и карету с Веркой, только Семку забрали с собой. Яков Семёнович не задавал лишних вопросов, он верхом, всех остальных, в том числе и себя, погрузила в две пустые телеги.

Перед этим из кареты я достала оба пистолета, деловито зарядила их. Протянула один управляющему, но тот виновато покачал головой. Ясно, не умеет! Но неожиданно один из мужиков, что ездил с нами продавать репу, протянул руку и сказал:

-Давайте мне, барышня! Хоть с войны ружжо не держал, но помню ишшо маненько, не сробею. Давно я говорил, что Гаврила гад, ишь чё удумал, бузить да греховодничать! Дак и людей сомущает! Живём ведь хорошо, не голодуем, никого на конюшне вожжами не дерут, чё надо-то?

Подумав, я отдала пистоль крестьянину. Опытный человек, да и разумный, трезвый всегда нужен.

Мы влезли в обе телеги, управляющий нетерпеливо гарцевал вокруг, Хаська тоже суетился вокруг. Кто-то из мужчин предложил взять его в телегу, мол, маленький, лапки устали, бежал, спешил… я отмахнулась, ещё не хватало, лошади и так беспокоятся, чуя волка, совсем с ума сойдут. Но этого я говорить не стала, сказав лишь, что и так добежит. Вроде, все, готовы выдвигаться к месту предполагаемого столкновения.

Крестьянин, управлявший лошадью, запряженной в нашу телегу, так вытянул вожжами животное по крупу, что та от изумления взяла с места в галоп. Телега вместе с нами моталась из стороны в сторону, подпрыгивала на каких-то ухабах… поскольку рессоры в конструкции русской телеги отродясь не были предусмотрены и до моих современных времён тоже, то зад... ээ… пятую точку отбила я себе знатно. А на одном, особо отъявленном, ухабе, так клацнула зубами, что всерьёз обеспокоилась их целостностью.

Но, так или иначе, чучелом или тушкой, но ехать было надо, и ехать быстро. Не могла я допустить, чтобы деревенская пьянь погубила результаты моих трудов и забот. Потом, когда протрезвятся, хоть запори их насмерть на конюшне - будущий урожай не вернёшь. Поэтому я молчала и терпела такую езду. Но пыталась осмыслить мотивы поведения Гаврилы. Не мог такой хитро выделанный мужик не продумать последствия своего поступка, не мог всерьез думать, что его роль в этом бунте останется неизвестной.

Значит, у него были продуманы пути отхода. Скорее всего, Хаська прав, он намерен податься в бега. Вероятно, и деньги для покупки фальшивой вольной у него есть. Как мне рассказал Трофим, его жена была изначально вольной, она из свободной деревни, там до сих пор живёт ее отец и прочая родня. Но, по нынешним законам крепостного права, если крепостной женился на вольной, она автоматически становится крепостной, так же как и их дети. То ли и семью Гаврила собирался забрать с собой, то ли бросить их тут был намерен. Его сыновей, трёх здоровых парней, от двадцати до двадцати пяти лет возраста, я видела мельком, на барщине.

Короче, вся семейка ещё та. Думаю, звал Гаврила мужиков в имение неспроста, явно рассчитывал чем-то там поживиться во время погрома. Я даже догадываюсь, чем именно. Наши с управляющим лампы вызвали нешуточный интерес в нашей округе, далее просто ещё их не видали. Яркий, не коптящий свет, относительная безопасность, удобство в эксплуатации - все это вызвало ажиотаж и желание приобрести такие лампы.

Кроме своего дома и подаренных на благо храма в Вестинках ламп, я парочку таких же предназначила и для своей часовни. Так что во время служб их могли видеть многие прихожане. Ещё одну лампу я подарила Заварзиным, но честно предупредила, что спирт и скипидар они будут покупать сами. В наших краях, богатых в основном лиственными лесами, скипидар был привозной и по цене кусался.