Сокровище алхимиков - Жак Садуль

Здесь мы вновь сталкиваемся с привычной запутанностью герметических текстов. Фюльканелли допускает существование двух путей, но объявляет сухой более легким тогда как все другие писавшие о нем философы, напротив, подчеркивают, что он гораздо труднее; сверх того, указанный срок в четыре дня ровным счетом ничего не означает, поскольку нет надежной основы для сравнения.

Я тщательно изучил все тексты, как древние, так и современные, в которых затрагивается данный вопрос, и обнаружил следующее: существует не один и не два, а три пути реализации магистерии Влажный путь был только что описан нами: для проведения необходимых операций требуется примерно три года — при условии, что все опыты завершаются удачно с первого же захода. Сухой путь отнимает всего лишь несколько недель, все операции совершаются в открытом тигле, и тайный огонь играет здесь гораздо более важную роль, чем в предыдущем способе. Для философа, полностью владеющего тайнами герметического искусства, этот путь является более легким, чем и можно объяснить утверждение Фюльканелли; неофиту, напротив, очень сложно и, скорее, даже невозможно использовать такой метод. Наконец имеется еще короткий путь, который продолжается всего три или четыре дня, причем операции совершаются в открытом тигле и с применением очень высоких температур. Этот последний способ выглядит чрезвычайно рискованным ввиду опасности взрывов поэтому доступен он только адептам высшего ранга. Считаю полезным еще раз подчеркнуть, что химические тела, обозначенные терминами «тайный огонь», «молоко Богородицы» и «философская ртуть», не являются одинаковыми для каждого из трех путей.

Итак, для реализации философской магистерии три года — минимальный срок; но не будем забывать, что Дени Зашер, Бернардо из Тревизо, Никола Фламель и многие другие потратили более двадцати лет на ошибки и заблуждения, прежде чем им удалось добиться успеха. Сейчас, во второй половине XX века, Арману Барбо понадобилось более двенадцати лет, чтобы создать свои первые растворы питьевого золота, затем еще шесть лет — чтобы получить снадобье низшего порядка. И никто не знает, сколько времени отнимет у него создание философского камня, если он вообще сумеет это сделать. Итак, нужно исходить из двадцати лет, причем пять из них будет посвящена учению, а остальные пятнадцать — практической работе в лаборатории. Как в былые времена, так и сегодня это — необходимый минимум для осуществления философского Деяния. С другой стороны, мы убедилисъ, какие постоянные усилия необходимы — особенно в ходе Третьего Деяния. Не следует также забывать, что лабораторное оборудование в наши дни обходится дорого, а минералы, из которых извлекается первичная материя, ныне совсем не так дешевы, как в средние века. Итак, к большому нашему сожалению, очевидно, что лишь очень богатый человек может поставить перед собой цель реализации магистерии, посвятив этому двадцать или тридцать лет жизни.

Великие адепты, которым удалось получить философский камень, были людьми богатыми — сейчас мы назвали бы их миллионерами. Раймунд Луллий, Дени Зашер, Бернардо из Тревизо обладали громадным семейным наследством. Альберт Великий имел крупное личное состояние и получил от своего ордена разрешение пользоваться своим богатством до конца жизни. Арнальдо де Виланова стал чрезвычайно модным врачом, и его услуги оплачивались очень щедро. Напротив, Никола Фламель, который жил в честном достатке, с большим трудом сумел реализовать магистерию, а Парацельс, будучи бедняком, так ничего и не достиг. Я сознательно заостряю на этом внимание, поскольку книга моя может пробудить у многих охоту к алхимической деятельности. Пусть знают те, кого соблазнит мечта о магистерии, что им понадобится по крайней мере двадцать лет полной финансовой независимости… (Я должен предупредить будущих алхимиков еще об одном обстоятельстве, о котором не упоминал прежде, так как большинству читателей это не слишком интересно: для работы в лаборатории необходимо досконально знать неорганическую химию. Разумеется, я имею в виду отнюдь не современную хи-мию, утерявшую с алхимией всякую связь. Речь идет о науке, скажем так, XVIII века, которая непосредственно восходит к опытам суфлеров, пытавшихся подражать герметическому искусству. Тогда были прекрасно описаны все операции по сублимации (возгонке), кальцинации (прокаливанию), растворению и т. д., производимые по ходу трех Деяний.)

Наилучшей концовкой для этого практического руководства по осуществлению философского деяния представляются мне слова, которыми завершается трактат Василия Валентина «Раскрытие тайн тинктуры семи металлов» («Revelation des mysteres des teintures des sept metaux»): «Видел я это собственными глазами, прикасался к этому собственными руками, осмыслил это силой своего разума, а посему ничто не может помешать мне в это верить и использовать на протяжении жизни сей, пока не явится смерть, которая всему кладет предел.

…Помимо любви к Господу, подвигнула меня на это привязанность к ближнему моему,[81] коему хотелось мне доказать, что желаю я ему таких же благ, как самому себе. Равно как недругам и злобным преследователям сед божественной науки доказал я, что могу осыпать главу их горящими угольями.

В-третьих же, пусть противники и хулители узнают о человеке, который изведал больше всех других заблуждений и открыл больше всех других тайн природы, дабы поняли они, кто достоин осуждения, а кто хвалы; м еще: да не будет сей великий секрет погребен во мраке или затоплен могучим потоком времени, но воссияет лучами истинного света, избегнув крушения и оказавшись вне досягаемости тупой толпы. Что до публикации сей правдивой и неложной исповеди моей, то много было знающих и безупречных людей, которые могли бы подтвердить истинность всего мною написанного».

Заключение

Королевское искусство

Полагаю, на предыдущих страницах мне удалось убедительно доказать реальность алхимии, так что согласиться с этим должен и самый недоверчивый человек. Однако я знаю, что псевдонаучное мышление, унаследованное от XIX века, никогда не согласится признать неприятную для себя истину. Это присуще многим ученым, не желающим отказаться от привычного образа мыслей, и еще в 1758 году таким людям дал великолепное определение Дом Жозеф Пернети в предисловии к своему «Мифо-герметическому словарю»: «Напрасно герметических философов почитают безумцами; поистине смехотворным выглядит другое: когда дерзко называют объект научного исследования химерой те, кто не сумел проникнуть в науку сию или же ничего о ней не ведает. Так слепой мог бы судить о цветах. Могут ли разумные люди относиться серьезно к подобным критическим замечаниям, если за холодными сарказмом хулителей скрывается обыкновенное невежество? Они вводят в заблуждение тупых читателей, всегда готовых аплодировать им. Следует ли отвечать на их нападки? Нет: их нужно попросту отправить в школу мудрецов. Соломон, не столь напыщенный и самодовольный, как эти су дьи, раздувающиеся от гордости и ослепленные предрассудками, считал достойными всяческого внимания иероглифы, поговорки, загадки и философские притчи, которые должны стать объектом изучения для человека мудрого и осмотрительного».

Впрочем, мне могут возразить, что представленные мной доказательства основаны на свидетельствах тех или иных людей, а на человеческое суждение полностью полагаться нельзя. Это верно, но здесь нам на помощь приходит статистика: если бы я представил два-три сообщения о трансмутации, их можно было бы не принимать в расчет; однако речь идет о множестве таких фактов и еще большем количестве очевидцев. Нужно ли добавлять, что в этой книге я, привел едва лишь половину случаев проекции, следы которых сохранились в истории? Полагаю, здесь уместно будет напомнить слова великого ученого современности Камиля Фламмариона:[82] «Количество подобных свидетельств — за вычетом тех, что были основаны на иллюзии, ошибке или даже розыгрыше — внушает тем большее почтение, что мы по справедливости должны учитывать, средний умственный уровень людей, их рабскую зависимость от чужого — мнения и трусливое; нежелание признавать даже очевидные факты «Дома с привидениями».[83]

Камиль Фламмарион, сам столкнувшийся с отсутствием подлинно научного духа у собственных коллег, великолепно обосновал правоту своего подхода на примере метеоритов — этих упавших с неба камней, существование которых наука долго отрицала, Его аргументация представляет для нас двойной интерес: во-первых, она вполне приложима к трансмутации металлов, во-вторых, она выводит на сцену французского химика Лавуазье[84] — главного виновника того, что алхимия была отторгнута официальной наукой.