Взгляд с наветренной стороны - Иэн Бэнкс

Другие протянули чуть дольше, испепеленные радиацией или разорванные на куски взрывами. Третьи умирали медленно, вышвырнутые в космос, кашляя кровью, превращавшейся в розовый лед перед их замерзающими взглядами, или же неожиданно теряли вес, и земля уходила у них из-под ног, а атмосфера уносила их прямо в вакуум, словно тент, сорванный ветром…

Некоторых из них я еще мог спасти; те устройства, с помощью которых я производил бомбардировку, еще могли всосать их и вытянуть их сознание для передачи на надежное хранение даже тогда, когда их тела уже горели или замерзали. Но это было бы впустую потраченным временем.

– И вы оставили их?

– Да.

– И наблюдали за ними?

– Да.

– Ведь они сами решили остаться.

– Именно так.

– А вы спросили у них разрешения на то, чтобы фиксировать их смерть!?

– Нет. Уж если они согласились с тем, что я их убью, то запись, наверное, как-нибудь простили. Я объяснил им все заранее, но это предупреждение спасло лишь нескольких человек. Впрочем, признаю, мои действия вызвали тогда резкую критику. Некоторые считали их жестокими.

– А вы сами как чувствовали? И что?

– Сочувствие. Сострадание. Отчаяние. Восторг. Осознание себя богом. Чувство вины. Ужас. Ничтожность. Удовлетворение. Власть. Ответственность. Горечь. Отвращение.

– Восторг? Удовлетворение?

– Это наиболее подходящие слова. В разрушении, в разрушениях такого масштаба, неизменно присутствует восторг. А что касается удовлетворения, то я действительно ощущал удовольствие от того, что некоторые из осужденных на смерть, умерли по собственной тупости, умерли, потому что имели глупость верить в каких-то богов, в какую-то несуществующую послежизнь. Правда, одновременно я ощущал и ужасную горечь за них, потому что они умирали в неведении, вознося хвалы своим глупым кумирам. Я чувствовал удовлетворение и от того, что поле, оружие и датчики работают именно так, как и предполагалось. Чувствовал удовлетворение, так несмотря на сомнения, я действовал в соответствии с моими обязанностями, принимая на себя полную моральную ответственность за все происходящее в столь неординарных обстоятельствах.

– Так именно это сделало вас достойным управления миром в пятьдесят миллиардов душ?

– Именно. Я попробовал вкус смерти, Циллер. Когда я сражался бок о бок со своим близнецом, и тот погиб от выстрелов, я перечувствовал за эти микросекунды смерти все: саму смерть, каплю за каплей, всю жизнь, мгновение за мгновением, кусок за куском, воспоминание за воспоминанием, и этот ужасный конец, когда затухающая жизнь борется, отступает, пытается спастись, пугается, перегруппировывается, давит и, наконец, уходит, из последних сил стараясь сохранить свое «я». А потом становится уже больше нечем жертвовать, некуда спешить и некого спасать.

В конце концов, все уходит в ничто, в пустоту, распыляется до тех пор, пока не превратится в туман субатомных частиц и энергию хаоса. Мы испытали тогда все, что только можно испытать. Всю путаницу и ужас, гнев и гордость, скорбь и возмущение, каждую их йоту, каждый малейший нюанс. Я действительно, по-настоящему, умирал.

Итак, я уже умирал, и потому могу воспроизвести весь этот опыт в самых точных подробностях в любое время, как только захочу. – Аватар ласково улыбнулся и наклонился к Циллеру с конфиденциальным видом: – Никогда не забывайте, что я вовсе не это серебряное тело, Махрай. Я не физиологический мозг, я даже не попытка искусственного интеллекта, не компьютер. Я Мозг Цивилизации. Мы уже почти боги.

Мы действуем быстрей, мы живем быстрей и более совершенно, чем вы, мы обладаем большим количеством чувств, воспоминаний, подробностей. Мы умираем медленней и тоже более совершенно. Никогда не забывайте, Циллер, что я имел возможность сравнить все способы умереть.

Аватар умолк на мгновение. Орбита мчалась над их головами, и в глазах ничего не оставалось, кроме мерцания и блеска. Впечатление от скорости было колоссальное. Циллер посмотрел вниз – звезды будто остановились.

Он прикинул кое-что в уме еще до того, как они зашли в модуль. Их скорость относительно Орбиты была около ста десяти километров в секунду. Модулю потребовался бы целый день, чтобы обогнуть весь мир, в то время как длительность путешествия Хаба не превышала и двух часов от одного порта до любого другого.

– Я видел, как умирают люди в самых чудовищных и невообразимых деталях, – продолжил аватар. – И я чувствовал за них. А вы знаете, что на самом деле длительность субъективного времени измеряется минимальной продолжительностью отдельных мыслей. За секунду умирания человек – или челгрианец – может испытать от двадцати до тридцати чувств и мыслей. – Глаза аватара блеснули, и он приблизил свое лицо к лицу Циллера на ширину ладони. – Тогда как у меня за то же время – миллиарды! – прошептал он и улыбнулся, и от этой улыбки Циллер стиснул зубы. – Я видел умирание этих идиотов миг за мигом, долгие миги, и в то же время следил за собой, убивающим и полностью занятым этим процессом. Для такого существа, как я, убить человека или вас, Циллер, дело примитивное и, как я обнаружил, отвратительное. Поскольку мне не надо представлять себе, что такое умирать, точно так же не надо представлять себе и убийство, Циллер – потому что я уже делал это, и могу вам сказать, что это самое гнусное, бесчестное и всеми ненавидимое на свете дело.

Поэтому, и вы можете теперь понять меня, я решил, что давно заслужил вполне достойную отставку. И я проживу остаток моего существования здесь, на Мэйсаке, и буду длить его до тех пор, пока я нужен и пока могу смотреть с подветренной стороны, предупреждая приближающиеся штормы и защищая, как могу, этот гигантский диск с его хрупкими маленькими телами и маленькими мозгами от любой злой силы, которая захочет обрушиться на них, – буду защищать хотя бы потому, что знаю, как легко их уничтожить. И я отдам жизнь, чтобы спасти их, если понадобится. И отдам спокойно и с радостью, особенно зная, что этим заплачу свой долг за то, что случилось восемьсот лет назад на Шестипалой Руке. – Аватар отступил на шаг, широко улыбнулся и склонил голову набок. Вид у него был такой, будто он только что обсуждал меню какого-то банкета или проект новой подземной трубы. – У вас еще есть вопросы, Циллер?

– Да, – ответил челгрианец, помолчав несколько мгновений и вытаскивая трубку. – Можно я подымлю здесь?

Аватар подошел к нему, обнял одной рукой за плечи и щелкнул пальцами. Из них тотчас вырвалось маленькое сине-желтое пламя.

– Будьте моим гостем, Циллер.

И Орбита на миг остановилась над их головами, а под ногами бешено закрутились звезды.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ВОЗВРАЩЕНИЕ К ИСХОДНОЙ ТОЧКЕ

– И сколько должно умереть?

– Возможно, процентов десять. Таков примерный расчет.

– Значит, получается… пять миллиардов?

– Хм… да. Приблизительно столько мы и потеряли.

– Это вполне подходящее количество душ, погибших после этого визита Цивилизации.

– Это большая ответственность, ваша честь.

– Это массовая бойня, майор. – И на губах Висквила появилась жесткая улыбка. – Вы тоже так думаете?

– Я думаю, что это месть, призванная уравновесить ситуацию.

– И все-таки это массовое убийство, майор. Давайте смотреть правде в глаза и не играть словами. Не будем прятаться за эвфемизмы. Это массовое убийство мирного населения, что, по всем соглашениям галактики, является абсолютно незаконным. Тем не менее мы верим, что этот акт необходим. Мы не варвары и не безумцы, мы не намерены творить зло просто так, немотивированно – в отличие от некоторых, мы творим его во имя добра, во имя освобождения наших людей из чистилища. Цивилизация похитила их у нас, и сожалеет о том, что должно свершиться, но их сожаление бессмысленно. – Висквил положил руку на плечо Квилана: – Майор Квилан! Если в вас закрались сомнения, если вы передумали, скажите нам об этом откровенно сейчас же. По-прежнему ли вы готовы?

Квилан посмотрел в блеклые глаза старика:

– Сожалеть можно лишь об одной жизни, ваша честь.

– Разумеется. Пять миллиардов кажутся просто нереальным числом, так?

– Да. Нереальным.

– Но не забывайте одно: ушедшие прочли вас, Квилан. Они заглянули в ваше сознание и знают о вас гораздо больше, чем вы сам. Они признали вас абсолютно чистым. И они должны быть уверены, что вы сделаете все необходимое, даже если сомневаетесь в себе.

– Это успокаивает, ваша честь, – опустил глаза Квилан.

– Я бы сказал наоборот – беспокоит.

– Возможно, и беспокоит немного. И, возможно, гражданское лицо действительно было бы более обеспокоено этим, чем успокоено, ваша честь. Но я солдат. Солдат, прекрасно знающий свои обязанности и то, что эти обязанности не самые плохие.

– Отлично. – Висквил убрал руку и откинулся. – Что ж. Начинаем. Мы снова начинаем. Еще раз. Пойдемте со мной.