Солнце восходит на западе - Николай Февр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Германо-советская война 1941–1945 г.г. делится на две фазы, резко отличающиеся одна от другой. Первая фаза охватывает, примерно, первые восемнадцать месяцев войны. Вторая фаза — все остальное время ее.
Первая фаза отличается прежде всего тем, что в продолжении ее войну против Германии вела советская власть. Во второй фазе войну против Германии вел русский народ.
Из этого основного различия сами собой вытекают и все остальные отличительные черты этих двух военных периодов. Первый период войны, (ведомый советской властью) ознаменовался неслыханным поражением красной армии, неисчислимым количеством пленных и огромным пространством уступленной врагу территории. Второй период войны (ведомый русским народом) был характерен блестящими победами русского оружия, глубоким героизмом проявленным простым русским человеком и полным разгромом вражеских армий.
Советские граждане хорошо помнят первые дни войны. Они хорошо помнят, то состояние крайней растерянности, которое царило тогда во всех слоях коммунистической партии. Эта растерянность одинаково выражалась и в поразившей всех советских граждан речи Сталина по радио, которую он начал с церковного обращения: — "дорогие братья и сестры", и до нелепых арестов провинциальными партийными сатрапами людей, носящих очки, фетровую шляпу или пиджак заграничного фасона, как немецких шпионов.
Эта растерянность вытекала разумеется, не из-за неожиданности германского удара, ибо трудно предположить, чтобы для советского правительства, обладающего одним из самых крупных осведомительных аппаратов в мире, могла остаться тайной концентрация на советских границах многомиллионной неприятельской армии и целых гор военного материала.
Растерянность эта явилась следствием того, что уже в первые дни войны для партийных кругов стало ясно, что армия и народ не желают воевать с немцами и видят в последних не врагов, а освободителей от коммунистической диктатуры. Именно это обстоятельство и оказалось тем неожиданным элементом в этой войне, который не был достаточно учтен всезнающим аппаратом советской разведки и внес настоящее смятение в ряды большевистской партии.
Создавшаяся, таким образом, критическая обстановка требовала принятия каких-то срочных мер, которые бы заставили армию и народ сражаться с врагом, с которым они сражаться не хотели.
Эти меры были приняты и они наложили свой резкий отпечаток на весь первый период войны.
При изыскании способов и мер, которые бы дали в этом отношении желательные для советской власти результаты, большевистская партия в первой фазе войны оставалась последовательной и верной своим методам. Другими словами, она и в условиях внешней войны решила применить те же методы воздействия на своих граждан, которые ею применялись и в мирное время. А именно: строжайший партийный контроль, беспощадный террор и вытекающий из него страх.
В этом периоде войны командование советскими армиями вручается верным партийным выдвиженцам: Ворошилову, Буденному и Тимошенко, хотя очевидная негодность этих военных неучей для ведения современной войны, должна была быть ясна даже их партийным друзьям. Однако, тут это соображение, несомненно приносилось в жертву их преданности большевистской партии. Полбеды — когда сдавались в плен целые армии красноармейцев. Настоящая беда была бы, если командующий фронтом сознательно открыл бы свой фронт или повернул бы его на сто восемьдесят градусов.
Параллельно с этим власть политических руководителей (политруков) в армии была увеличена до диктаторских полномочий за счет власти боевых командиров частей.
Появились в большом количестве "штрафные батальоны" и были введены расстрелы через десятого в соединениях оказавшихся неблагополучными в смысле боевой морали.
И, наконец, как завершение всего этого, в непосредственной близости боевых линий, впервые в истории Российского государства и его вооруженных сил, появились в большом количестве, так называемые, — "заградительные отряды", составленные из отборных войск НКВД, обязанностью которых было, огнем в спину, заставлять красноармейцев идти вперед и не допускать их отступления.
Ворошилов, Буденный и Тимошенко, политруки, штрафные роты и батальоны, расстрелы через десятого и заградительные отряды — вот все, что дала в эту войну большевистская партия русскому народу и его армии.
Что же касается "несгибаемой воли к победе партии Ленина-Сталина", о которой любят говорить большевики, и которая выразилась в подстрекательстве народа к сопротивлению, широко развернутой пропаганде и усилиях по организации отпора, то надо сказать, что у большевистской партии все это было вызвано отнюдь не заботами о благе страны и народа, а исключительно необходимостью спасать собственную шкуру. Ибо, в эту войну для большевиков было совершенно ясно, что проигрыш ее неминуемо влечет за собой гибель коммунистической диктатуры, в то время как выигрыш дает шансы не только на удержание власти, но и на значительное укрепление ее.
А если бы и на этот раз, как и в войне 1914–1918 г.г. спасение большевистской шкуры зависело не от выигрыша войны, а от ее немедленного окончания, то нет никакого сомнения в том, что "партия Ленина-Сталина" поспешила бы навязать русскому народу еще один мир "без аннексий и контрибуций", вроде позорного Брест-Литовского мира, навязанного большевиками нашему народу в 1918 году и ставшему безусловно одной из предпосылок для войны 1941 года.
Однако, на этот раз для спасения большевистской шкуры нужна была только победа. И не видя другого способа заставить русский народ сопротивляться врагу, большевики в первой фазе войны применили, указанные выше, старые и испытанные средства партийного контроля и беспощадного террора.
Надо ли говорить о том, что методы, которые были эффективны в мирное время, оказались совершенно несостоятельными в условиях войны.
Абсолютные военные нули: Ворошилов, Буденный и Тимошенко, знакомые до некоторой степени с полу-партизанским видом гражданской войны и ничего не смыслившие в современной войне крупного масштаба, очень скоро сделались посмешищем всего мира и, бросая свои армии на произвол судьбы, едва успевали спасать собственные головы из окружений и мешков.
Политруков никто не слушал, штрафные батальоны целиком переходили на сторону врага, а на расстрелы через десятого, красноармейцы отвечали расправами с энкаведистами продолжившимися и в лагерях военнопленных.
Ничего не могли сделать и заградительные отряды Они только увеличили процент сдающихся, ибо красноармейцы от огня, открываемого им в спину, правда, охотно шли вперед, но не в атаку, а в плен.
Таким образом, несмотря на все меры принятые советской властью, положение на фронте не только не улучшалось, а наоборот — ухудшалось во все возрастающей прогрессии. Число сдающихся в плен увеличивалось, территория занимаемая врагом росла изо дня в день, все более расстраивалась жизнь тыла. Партийные пропагандисты двадцать три года подряд занимавшиеся выливанием грязи на старую императорскую армию, с недоумением и ужасом констатировали, что в первую мировую войну старая русская армия за три года войны не пустила немцев дальше Ковеля, а теперь тот же враг после года войны выходит на среднее течение Волги. Никогда еще судьба кремлевских диктаторов, метавшихся в смертельном отчаянии между Москвой и Самарой, не была столь близка к своему логическому концу, как именно в этой первой фазе войны с Германией. Все их истерические вопли, обращенные к советским гражданам, о решительном отпоре врагу, оставались без ответа. В то время русский народ еще не имел стимула для борьбы. Советское прошлое всем надоело. За "торжество марксизма во всем мире" и за "дело Ленина-Сталина" не собирался умирать ни один русский человек. Огромная страна, с ужасом и ненавистью вспоминая советское прошлое, напряженно и терпеливо ждала, что принесет ей будущее.
Трудно сказать точно, когда именно произошел коренной перелом в настроениях русского народа в этой войне. В разных частях страны, под влиянием различного рода причин, этот перелом происходил в разное время. Однако, я не ошибусь, если скажу, что начался он к истечению первого года войны, прошел через весь второй год и окончательно завершился к началу третьего года войны. В переводе на язык календарных дат, перелом этот начался летом 1942 года и окончательно выкристаллизовался к лету 1943 года.
Таким образом, примерно два года предоставил русский народ Германии для размышлений по русскому вопросу и для выполнения обещаний, которые сулила немецкая пропаганда в начале войны. Два года — срок более чем достаточный для того, чтобы каждая сторона могла сделать конкретные выводы из происходящего. Немцы этих выводов не сделали. Русский народ их сделал. И только тогда, когда русский народ воочию убедился в том, что немец пришел не затем, чтобы помочь ему освободиться от большевистской диктатуры, а для того, чтобы снова закабалить его, только тогда он, стряхнув с себя нерешительность и сомнения, сжав зубы от боли и злобы пошел бить немца, пытавшегося сыграть на долголетнем несчастии русских людей для того, чтобы навязать им унизительное чужеземное рабство.