В тени кремлевских стен. Племянница генсека - Любовь Брежнева

В 1965 году он предложил мне поехать в польское посольство, где в торжественной обстановке ему должны были вручить орден за участие в строительстве металлургического комбината в Новой Гуте. На обратном пути, сидя на заднем сиденье чёрной «Волги», он поминутно открывал коробочку, в которой на бархатной подкладке лежал польский орден.

– Вот заслужил, Любка, – сказал он.

– Европейские социалисты готовы вам такие медяшки пачками раздавать. Всё дешевле, чем заводы и фабрики, которые мы им строим бесплатно, – сказала я.

– Как была дурой, так ею и осталась, – разозлился отец. – Что ты понимаешь в политике?

– Ничего не понимаю, – согласилась я, – поэтому туда не лезу.

– И правильно делаешь, – огрызнулся он, – тебя только там не хватало.

– Дай Бог, чтобы ты дожил до того дня, когда эти «друзья» при первом же случае повернутся к нам задницами. Ждать, думаю, недолго, – ответила я, как оказалось, пророчески.

Я хотела бы прокомментировать два важных политических события, участником которых волею судьбы стал мой дядя – «Пражскую весну» и войну в Афганистане.

В 1968 году Леонид Ильич был категорически против ввода советских войск в Чехословакию.

Помню, он сказал: «Да это просто Дубчек умом повредился». Но большинство членов Политбюро, а также КГБ и военная верхушка настаивали на вмешательстве. Бушевал секретарь ЦК Украины Пётр Шелест. Размахивая руками, кричал: «Чешская зараза перекинется в мою республику». И только когда Леонид Ильич узнал, что бунтари начали осквернять могилы и памятники советским воинам и убивать наших солдат, отдал приказ ввести войска.

Для него, освобождавшего Чехословакию от фашизма и похоронившего там своих товарищей, это было невыносимым моральным испытанием. Он, как и другие члены Политбюро, понимал, что этим переворотом чехи пытаются «перекроить историю войны, сделав советский народ не освободителем, а захватчиком».

– Если бы мы не ввели войска в Чехословакию, там перерезали бы всех русских, – сказал как-то Леонид Ильич.

И неожиданно добавил:

– Отныне я на этот соцлагерь накину железный намордник и буду его держать крепко, пока хватит моих сил, чтобы впредь не кусались!

И сделал выразительный жест рукой.

* * *

Не могу не остановиться и на другом событии, нанёсшем тяжёлый урон стране и репутации моего дяди, – афганской войне.

Когда я прилетела в Москву летом 1980-го из Алжира, где мы с мужем работали по контракту, при первой же встрече с отцом спросила, как Леонид Ильич мог это допустить. Оправдывая брата, он сказал, что тот трижды отказывался ставить подпись под документами, но настояли товарищи Устинов, Суслов, Громыко и Андропов.

Министр обороны обещал закончить войну за два месяца. Слышала сама, как дядя, краснея и злясь, кричал в трубку Устинову:

– Дима, когда эта бл-кая война кончится? Ты мне обещал, что ненадолго. Там же наши дети погибают. Насрать мне на этих мудаков талибов!

Даже с учётом того факта, что война в Афганистане продолжалась два года при Леониде Брежневе и восемь лет при остальных правителях, причём пять из них при Горбачёве, ответственность до сих пор лежит на плечах человека, который ненавидел войну всей душой и кто противился ей изо всех сил. Такова судьба любого политика, сделавшего неверный шаг.

Леонид Брежнев так и не попросил прощения у своих граждан за бессмысленную войну. Я сделаю это за него – низко кланяюсь матерям, потерявшим сыновей, тем, кто был в этой войне покалечен физически и душевно. По-христиански прошу простить моего дядю, если это возможно.

* * *

Чтобы полнее показать негативные стороны власти и ту жертвенность, которую эта ненасытная леди требует от своих поклонников, мне придётся коснуться личной жизни генерального секретаря. Нет уже в живых Виктории Петровны, умерла дочь Леонида Ильича – Галина. Замолкли скандалы. Все успокоились, время подвести итоги.

Читатель может меня спросить, имею ли я моральное право раскрывать секреты частной жизни моего дяди. Известно, что выдающиеся личности, к которым я причисляю Леонида Ильича, рано или поздно становятся объектом гласности.

В неподвластной цензуре хронике конца 80-х годов феномен «брежневщины» и «застоя» описывался весьма тенденциозно. Освещённые в недоброжелательном и злобном, часто карикатурном виде подробности личной и политической жизни Леонида Брежнева и его окружения подчас не соответствовали реалиям и, отличаясь вопиющей бестактностью, чрезмерной категоричностью, в большинстве своём не могут составлять достойный для изучения материал.

Некоторые советские политологи и историки, комплементарная литература которых в своё время была направлена в адрес «дорогого Леонида Ильича», выполняя очередной социальный заказ, проявляли склонность к неточностям, переходящим в откровенную фальсификацию, притом что высказывания их о личности генерального секретаря стали догмой, а оценки – эталонными.

Считая себя обязанной рассказать об изнанке советской жизни, политических интригах, моральном и нравственном уровне людей, в руках которых находилась не только судьба государства, но судьба каждого из нас, я понимала, как трудно будет подавить в себе личное и подойти к событиям, времени, людям с исторической точки зрения, как нелегко будет раскрывать подноготную семьи Брежневых, моих родственников по крови, по предкам, но не по убеждениям и общим интересам.

С другой стороны, прочувствовав в какой-то степени систему «народ – власть» и понимая, что образ жизни советских вождей, их личные качества, убеждения, семейные отношения могут давать пагубные выбросы на всю общественную атмосферу, неоспоримо влияя на нравственность народа, я не считала себя вправе замалчивать то, что знала, что постигла своим жизненным опытом, заплатив за него непомерную цену.

Много разговоров с подачи близких ходило в прессе о взаимной привязанности Леонида Ильича и его жены Виктории Петровны. Глупо было бы утверждать, что в конце жизни, когда дядя утихомирился, его не устраивали ни жена, ни порядок в доме, ни ощущение семьи. Со многим пришлось в конце концов смириться. Но и в последний период жизни он не чувствовал себя уютно в своём доме. Охота для него была не только удовольствием, но и поводом уехать от семьи. Вечные склоки, проблемы с детьми и внуками загнали Леонида Ильича в какой-то степени раньше времени в могилу.

С самого раннего детства мне неоднократно приходилось слышать, что дядя несчастлив в браке. Ещё перед войной он признавался моему отцу, что жену не любит, но терпит из-за детей.

Леонид Ильич женился рано, когда ему не было двадцати двух. Виктория Петровна никогда не отличалась красотой и по молодости очень комплексовала рядом с ярким, жизнерадостным мужем. У многих складывалось впечатление, что, уступая по всем статьям Леониду, она задвинула себя на второй план, ни во что не вмешивалась, ни во что не вникала. В политическую жизнь мужа Виктория Петровна действительно не лезла. Во-первых, она ничего в ней не понимала, а во-вторых, Леонид Ильич, будучи по натуре мягким и