Парижские могикане - Александр Дюма

— На помощь! На помощь! Спасите!

Броканта была из племени цыган (в Испании их зовут гитанос), у которых похищение детей — в крови, как у хищных птиц — охота на жаворонков и голубей. Она остановила осла, спрыгнула с повозки, подхватила девочку на руки, уселась вместе с ней на прежнее место и принялась нахлестывать осла.

Справедливости ради следует отметить, что в эту минуту она была скорее похожа на волчицу, похищающую ягненка, чем на женщину, спасающую дитя.

Происшествие это, быстрое как мысль, случилось в пяти льё от Парижа, между Жювизи и Фроманто.

Девочка выскочила с левой стороны от дороги.

Занятая одной мыслью — как можно скорее уехать, Броканта решила рассмотреть ребенка только после того, как они проехали около четверти льё.

Малютка была простоволосой. Ее длинные косы расплелись то ли от бега, то ли в борьбе, которую ей пришлось выдержать. Ее лоб покрывала испарина. Одного взгляда на ее ноги оказалось довольно, чтобы понять, как долго ей пришлось бежать по бездорожью. Белое платье было в крови, хлеставшей из раны, к счастью оказавшейся неглубокой; рана была нанесена острым режущим предметом.

Очутившись в повозке, девочка — на вид ей можно было дать не больше пяти-шести лет — воспользовалась тем, что обе руки Броканты были заняты (ей надо было и править, и погонять осла), и змеей соскользнула с колен старухи на дно повозки. Забившись в самый дальний угол, она на все вопросы отвечала только одно:

— Она не гонится за мной, правда? Она не гонится за мной?

Броканта, опасавшаяся погони не меньше беглянки, пугливо выглядывала из-за парусины, которым была накрыта повозка, и, видя, что дорога пустынна, успокаивала малышку, от ужаса почти забывшую и о ране, и о боли, которую эта рана должна была ей причинять.

Уступая ее просьбам, Броканта не переставала подгонять осла, и около полуночи они подъехали к заставе Фонтенбло.

У ворот ее остановили сборщики октруа. Броканте достаточно было высунуть голову и сказать: «Это я, Броканта!» — и ее пропустили: сборщики привыкли к тому, что раз в месяц цыганка проезжала с грузом тряпок, а на следующий день возвращалась в пустой повозке. Так осел, повозка, старая цыганка и девочка въехали в город.

Они проехали по улицам Муфтар и Кле и выбрались на улицу Трипре (название которой, судя по старой, существующей еще и сегодня табличке, должно было бы писаться через два «п»).

Девочка, лежавшая или, вернее, забившаяся в самый дальний угол повозки, как мы уже сказали, не подавала других признаков жизни, кроме как время от времени с непередаваемым ужасом спрашивала Броканту:

— Она не гонится за мной, правда? Она не гонится за мной?..

Едва выйдя из повозки, она бросилась в коридор и, будто обладая способностью видеть в темноте, с проворством самой ловкой кошки вскарабкалась по ступеням наверх.

Броканта поднялась следом за ней, открыла дверь в свое логово и сказала:

— Входи, малышка! Никто не знает, что ты здесь. Не бойся!

— Она за мной сюда не придет? — спросила девочка.

— Можешь не бояться.

Малышка, словно ласка, проскользнула в приотворенную дверь.

Броканта захлопнула дверь и заперла ее на ключ. Потом она спустилась и поставила повозку под навес, а осла отвела в конюшню.

С теми же предосторожностями она вернулась, вновь закрыла за собой дверь, заперла ее на засов, зажгла огарок, прикрепленный к осколку бутылки, и стала при этом слабом свете искать маленькую беглянку.

Та добралась ощупью до самого дальнего угла чердака и там, стоя на коленях, читала все молитвы, какие только знала.

Броканта позвала ее.

Но та в ответ отрицательно покачала головой.

Броканта подошла ближе, взяла ее за руку и привлекла к себе. Девочка приблизилась с нескрываемым отвращением.

Старуха хотела ее порасспросить.

Но на все вопросы беглянка отвечала одно:

— Нет, она меня убьет!

Так Броканта и не узнала, откуда девочка, кто ее родители, как ее зовут, почему ее хотят убить, кто ее ранил в грудь.

Около года малышка не сказала о своем прошлом ни слова. Только однажды во сне, в страшном кошмаре она закричала:

— Смилуйтесь, смилуйтесь, госпожа Жерар! Я не сделала вам ничего дурного, не убивайте меня!

Таким образом стало известно имя той, что хотела ее убить, — г-жа Жерар.

Беглянку надо было как-то называть. Она была бледна, как роза, что цветет посреди зимы, и Броканта, не подозревая, какое поэтичное имя она выбрала, стала звать ее Рождественской Розой.

Так это имя за ней и осталось.

В первый вечер, видя, что девочка словно в рот воды набрала, Броканта подумала, что, может быть, на другой день она разговорится. Цыганка указала ей на убогое ложе, где спал мальчик чуть старше ее, и велела лечь с ним рядом.

Но та наотрез отказалась: засаленный матрац, грязные простыни вызывали у нее отвращение. Видимо, ее родители были богаты: на ней было тонкое белье и изящное платьице.

Она взяла стул, приставила его к стене, села и сказала, что ей вполне удобно.

Так она и провела всю ночь.

Только на рассвете она задремала.

Около шести часов утра, пока беглянка спала, Броканта поднялась и вышла.

Она отправилась на улицу Нёв-Сен-Медар за одеждой для девочки.

Улица Нёв-Сен-Медар — это Тампль квартала Сен-Жак.

Старуха купила хлопчатобумажное синее платье в белый горошек, желтую косынку с красными цветами, чепчик, две пары шерстяных чулок и пару башмаков.

Все обошлось в семь франков.

Броканта рассчитывала продать прежнее платьице малышки вчетверо дороже.

Спустя час она возвратилась с покупками и застала беглянку по-прежнему сидящей на плетеном стуле. Она упорно отказывалась играть с Баболеном, как ласково он ее ни уговаривал.

При звуке отпираемой двери девочка задрожала всем телом; когда дверь распахнулась, она смертельно побледнела.

Видя, что малышка вот-вот потеряет сознание, Броканта спросила, что с ней такое.

— Я думала, что это она! — ответила та.

«Она»!.. Значит, девочка сбежала все-таки от какой-то женщины!

Броканта разложила на скамейке синее платье, желтую косынку, чепец, чулки и башмаки.

Девочка с беспокойством следила за ней.

— Ну, подойди сюда! — пригласила Броканта.

Та, не двинувшись, показала пальцем на одежду.

— Уж не для меня ли все это? — презрительно спросила она.

— А для кого же еще? — удивилась Броканта.

— Я не стану это надевать.

— Ты, стало быть, хочешь, чтобы она тебя нашла?

— Нет, нет, нет, не хочу!

— В таком случае, надо переодеться.