Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье (сборник) - Джон Ле Карре

– Мне нужно такси, – сказал он девушке. – Не знаете, как мне найти машину?

Оставалось только молить бога, чтобы он нормально выглядел. Это же надо было столько выпить! Не следовало принимать тот последний стакан, который заказал для него Лансен.

Она покачала головой.

– Все такси заняты на развозе детей. Пришлось посадить по шесть ребят в каждую машину, – сказала она. – А полетов сегодня больше не будет. У нас вообще зимой такси очень мало. Это ведь совсем небольшой аэропорт.

– А что там за старая машина на дороге? Быть может, такси? – у него слегка заплетался язык.

Девушка подошла к двери и выглянула на улицу. У нее была потрясающая походка – совершенно естественная, но в то же время соблазнительная.

– Я что-то не вижу никакой машины, – сказала она.

Тейлор посмотрел ей через плечо.

– Там был старый «ситроен». Еще фары горели. Но наверное, уже уехал. Я просто поинтересовался.

«Допился, – подумал он, – машина проехала мимо, а я даже не слышал шума двигателя».

– У нас все такси марки «вольво», – сказала дежурная. – Может, одно и вернется, когда доставит детей. Почему бы вам не пойти и не выпить чего-нибудь?

– Бар закрыт, – усмехнулся Тейлор. – И бармен уехал домой.

– Вы остановились в отеле при аэропорте?

– Да, в «Регине». И мне нужно как можно скорее вернуться. – Говорить стало заметно легче. – Мне должны позвонить из Лондона.

Она с сомнением посмотрела на его пальтецо. Материал водоотталкивающий, но на подкладке, как говорят, из «рыбьего меха».

– Вы могли бы добраться до отеля пешком, – предложила она. – Это всего десять минут по шоссе. А ваш багаж мы сможем прислать позже.

Тейлор все тем же жестом посмотрел на часы.

– Багаж уже в отеле. Я прилетел сегодня рано утром.

У него было сморщенное, вечно озабоченное лицо, почти как у комика из мюзик-холла, только с вечно грустным выражением. Лицо, на котором глаза казались бледнее своего окружения, а между ртом и крыльями носа пролегли глубокие морщины. Вероятно, осознавая это, Тейлор отпустил самые банальные усики, казавшиеся царапиной на фотографии, но они не только не скрывали дефектов внешности, а лишь подчеркивали их. В результате его облик вызывал недоверие, но не потому, что казался мошенническим, а как раз из-за неуклюжих попыток ввести в заблуждение, которые никого не обманывали. Кроме того, он скопировал с какого-то давно забытого оригинала странные движения тела. Например, многих раздражала его манера неожиданно по-солдатски выгибать спину, как в парадном строю, словно другая поза ему не подобала. А иной раз он начинал трясти локтями и коленями, в чем было нечто карикатурно-лошадиное. Достоинства же ему добавляла только болезненная твердость, с которой он держал свое маленькое тело, как человек, все время преодолевающий сопротивление сильного ветра.

– Быстрым шагом вы доберетесь туда меньше чем за десять минут, – пояснила дежурная.

Тейлор ненавидел ожидание. Он вбил себе в голову, что ждать могут только люди бесхарактерные. Ему не нравилось, когда посторонние видели, как он чего-то дожидается. А потому он недовольно сжал губы, покачал головой и, не слишком ласково попрощавшись с девушкой, снова шагнул в морозную темноту.

Никогда прежде Тейлор не видел такого неба. Казавшееся необъятным, оно дугой изгибалось к горизонту, проходившему среди заснеженных полей, и лишь местами его равномерную черноту нарушали белесые полоски замерзшего тумана, к которым лепились редкие звезды и словно обведенная двойным контуром ущербная луна. Тейлору все это внушило робость, какую внушает человеку сухопутному морской простор. Он ускорил свои не вполне уверенные шаги, чуть пошатываясь из стороны в сторону.

Он двигался в сторону гостиницы уже минут пять, когда его догнала машина. Тротуара для пешеходов предусмотрено не было. Сначала он заметил свет фар, потому что звук мотора заглушал лежавший вокруг снег, но, и увидев светлую полосу впереди себя, не сразу понял, откуда она взялась. Свет сначала по скошенной линии бил в сторону поля, и он решил, что это, должно быть, один из прожекторов аэропорта. Но затем ему бросилось в глаза, как его собственная тень на дороге укоротилась, а свечение сделалось заметно ярче, и он понял, что это может быть только автомобиль. Он шел по правой стороне, неловко переставляя ноги по смерзшемуся гравию, который устилал обочину. Обратив внимание на желтоватый оттенок света, он догадался, что на фарах стояли специальные фильтры, как принято во Франции. Это маленькое умозаключение даже порадовало его, показывая, что мозги все-таки постепенно прояснялись.

Он шел не оглядываясь, потому что был в известной степени человеком стеснительным и не хотел своим видом показать, что напрашивается в попутчики. Но потом с некоторым опозданием его посетила мысль, что в континентальной Европе везде принято правостороннее движение, а в таком случае, строго говоря, он нарушал правила, предписывавшие пешеходам идти навстречу транспортному потоку, и, вероятно, ему следовало пересечь шоссе.

Машина ударила его сзади, переломив позвоночник. Всего лишь на один ужасный момент Тейлор являл собой классическую позу отчаяния, когда его голову и плечи резко швырнуло вперед, а руки с растопыренными пальцами он вытянул перед собой. При ударе он не издал ни стона, ни крика. Словно и его тело, и душа оказались настолько поражены этой внезапной болью, что передать ее не смог бы ни один звук, на который способно еще живое человеческое тело. Вполне вероятно, водитель даже не заметил, что натворил, – до такой степени мягким оказалось столкновение бампера с плотью. Его можно было принять, наверное, за наезд на случайно скопившийся на обочине сугроб.

Машина протащила тело пару ярдов, а потом отбросила в сторону, оставив безжизненную фигуру на краю пустынной дороги. Шляпа упала рядом, но порыв ветра тут же подхватил ее и повлек по снегу в поле. Из кармана пальто, полы которого тоже трепетали на ветру, мягко выкатилась цинковая кассета, попала в небольшую ложбинку у края шоссе и задержалась в ней на секунду, прежде чем скатиться дальше по склону.

Часть II

Попытка Эвери

Есть вопросы, которые никто не имеет права задавать ни одному белому человеку.

Было три часа утра.

Эвери положил трубку телефона, разбудил Сэру и сказал:

– Тейлор погиб.

Ему, разумеется, не следовало сообщать ей об этом.

– Кто такой Тейлор?

«Зануда», – подумал он. И вообще он помнил его достаточно смутно. Жуткий английский педант, прямой, как пирс в Брайтоне.

– Наш коллега из общей курьерской службы, – ответил он. – Работал там со времен войны. Надежный сотрудник.

– Ты обо всех говоришь одно и то же. Хороший товарищ, надежный сотрудник. Как же он погиб? Почему? – Она села в постели.

– Леклерк как раз ждет доклада. – Ему не нравилось одеваться у нее на глазах.

– И он хочет, чтобы ты помог ему ждать?

– Он хочет, чтобы я приехал в контору. Я ему нужен. Ты же не думаешь, что я сейчас вернусь в кровать и снова засну, верно?

– Мне уж и спросить нельзя? – обиделась Сэра. – Ты всегда так услужлив с Леклерком.

– Тейлор был нашим ветераном. Леклерк очень обеспокоен. – У него в ушах до сих пор стоял возбужденный и чуть ли не радостный голос Леклерка: «Приезжай немедленно. Возьми такси. Мы заново просмотрим все досье».

– И часто это у вас случается? Я имею в виду, когда люди гибнут. – В ее тоне звучали нотки недовольства, словно ей никто и никогда ни о чем не рассказывал, как будто ей одной смерть Тейлора представлялась чем-то страшным.

– Вот только ты помалкивай. Никому ни слова, – предупредил ее Эвери. Это был проверенный способ избежать дальнейших расспросов. – И даже не заикайся, что мне пришлось уехать из дома посреди ночи. Тейлор совершал поездку под чужим именем, – добавил он. – Кому-то придется поставить в известность его жену.

Он искал свои очки.

Она тоже встала и надела халат.

– Ради бога, оставь эти свои ковбойские замашки. Если каждая секретарша знает, почему не может знать жена? Или им сообщают, только если их мужья погибают? – Сэра подошла к двери.

Она была среднего роста, с длинными волосами, что не совсем подходило к форме ее лица. Сейчас на нем читались тревога и нараставшее напряжение, словно она предвидела, что будущее не сулит ничего хорошего. Они познакомились в Оксфорде, где она училась гораздо лучше и получила более перспективный диплом. Но постепенно замужняя жизнь выработала в ней детские черты характера, она попала в зависимость от него и приняла ее, но порой напоминала, что пожертвовала ради мужа чем-то очень ценным и могла в любой момент потребовать компенсации. Их сын стал для нее не столько источником радости и ожиданий, сколько оправданием зависимости, стеной от внешнего мира, а не способом связи с ним.