Казанова - Иен Келли

Воспользовавшись советом другого знакомого Мартинелли, Герберта Генри, графа Пемброка, Казанова сначала обратился к профессиональным услугам различных дам из Ковент-Гарден и Сент-Джеймс. Пемброк порекомендовал ему ряд куртизанок и даже предложил предоставить Казанове некоторые маленькие верхние комнаты в своем доме, чтобы тот жил в них с любовницей, объяснив, что подобное вполне приемлемо для холостяков Лондона. Граф затащил Казанову в веселое заведение «Голова Шекспира» — паб с отдельными номерами: там говорили по-французски, а девочек и частные номера можно было заказать вместе с пивом» Казанова счел пиво и девочек скверными. В конце концов тоже через Пемброка, он вышел на куртизанку по имени мисс Кеннеди, проводницу в мир шлюх Вест-Энда по цене ниже рекомендованных аристократом шести гиней. Согласно мемуарам, Казанова не занимался сексом в течение нескольких недель и снова стал делать это в том стиле, что предлагал город. Хотя он оставил известное описание секс-торговли в Лондоне как самой развитой в Европе («кровать, ванная комната и женщина; великолепный разврат!»), через некоторое время это ему наскучило, и, он захотел завести более полноценный роман. Не раньше, однако, чем он с Пемброком проверил в номерах действительные прелести сестер Гаррик, оценил публичный дом миссис Уэлч на Кливленд-роуд и даже предложил быстрый секс Кити Фишер, самой прославленной куртизанке Лондона, «усыпанной бриллиантами стоимостью в 500 000 франков» и находившейся в ожидании королевского герцога. Она отказала Джакомо, но не из-за своей цены (она сказала, что он мог бы иметь с ней секс за десять гиней, предположив, что герцог уже не явится), а потому, что они говорили на разных языках. «Любовь, не умеющая объясняться, — отвратительное занятие». Может быть, он должен был чувствовать себя польщенным предложенной сделкой: ему дали понять, что Кити тем утром получила банкноту в тысячу гиней (или, как осмотрительно выразился Джакомо, «так она утверждала»). Очевидным свидетельством богатства Казановы и его положения в этот период является то, что круг его знакомых в Лондоне не ограничивался традиционными дамами полусвета, оперными звездами, каббалистами и масонами, но включал в себя знать, с которой он чувствовал себя стремительно прожигающим жизнь аристократом, — Пемброка, Бедфорда, а позднее и различных членов семей Херви и Фитцрой-Стэнхоуп, грат фов Бристоля и Харрингтона. Леди Харрингтон, урожденная Фитцрой, была адресатом рекомендательного письма, которое для Казановы написал венецианец Франческо Морози- ни. Леди Харрингтон представила Джакомо графине Нортумберленд, которой он передал миниатюру ее сына, Хью Перси, лорда Уоркворта, встреченного им в Турине в начале того же года. Знакомства погрузили Казанову в гущу событий. Леди Херви, давняя тайная жена графа, с которым Казанова общался наиболее плотно, была пресловутая мисс Чодяей» бывшая фрейлина принцессы Уэльской, затем разрушившая себе жизнь своим ранним браком с Херви и ставшая в 1763 году любовницей герцога Кингстона и фавориткой короля. Леди Херви и Тереза Корнелис были давними Подругами. Леди Харрингтон прославилась в молодости своими любовными интригами, по словам Казановы, она была столь ненасытна и демократична в связях, что прозывалась в Лондоне «Мессалиной со Стейбл-Ярд». Дочери последовали ее примеру, переспав с Казановой, а в доме Нортумберленд он почти сразу же попал в приятную компанию леди Рошфор, «чьи многочисленные [связи]», как он вспоминал, «обеспечивали свежую тему для разговора каждый день». Казанова сблизился с практически каждым участником впоследствии «самого грандиозного [британского] матримониального скандала» восемнадцатого века, когда Елизавету Чодлей обвинили в двоемужестве за брак с герцогом Кингстоном, поскольку одновременно она состояла в законном браке с Августом Херви, позднее графом Бристолем, который, в свою очередь, делил свою любовницу, Кигги Хантер, с приятелем Казановы, графом Генри Пемброком. Джакомо нашел себе подобающую среду: сексуально развращенное, ленивое и приобщенное к культуре лондонское высшее общество середины восемнадцатого века — или так могло показаться.

Он прибыл на бал в «Карлайл-Хаус» не как репетитор сына Терезы, но как новый элегантный спутник леди Харрингтон. Тереза играла роль хозяйки и представила Джакомо как человека, который присматривал за ее сыном в Париже. Леди Харрингтон сразу подметила нервное напряжение между знаменитой миссис Корнелис и Казановой и подшутила над его внешним сходством с Софи, когда та подошла пожелать доброй ночи гостям. Казанова и дочь станцевали в зале менуэт (это, безусловно, было странным зрелищем — высокий брюнет и застенчивая десятилетняя девочка). Джузеппе, теперь известный как Джозеф Корнелис, представлял собой фигуру еще более чудаковатую, он не умел говорить по-английски, тосковал по Парижу и особняку маркизы д’Юрфе, а потому провел вечер в углу комнаты.

Казанова воспользовался советом Пемброка и дал объявление о поиске «жилицы» в комнаты в доме графа (Джакомо запомнил их расположенными на третьем этаже, но на самом деле они были на первом). Для любого прочитавшего текст было ясно, что речь в нем идет совершенно о другой вакансии в доме. Женщина, которая откликнулась на его рекламу, выпадала из рядов уважаемых в обществе дам по двум причинам: она была брошенной невестой и католичкой-португалкой. Тем не менее она прибыла в паланкине, говорила на нескольких языках, включая итальянский, и вскоре веет лилась в маленькие комнаты дома на Пэлл-Мэлл, распорядившись отсылать прочь всех спрашивающих про нее. Роман начался в стиле, знакомом читателям «Истории моей жизни»: как сложная связь, в которой одна сторона — Казанова — убеждает себя в собственной влюбленности. Он обращался с Полиной, как называл «жилицу», будто отец семейства из Пэлл-Мэлл, а к маленькой Софи стал относиться как к нежеланной дочери, как только она попыталась попросить у него денег для своей увязшей в долгах матери, Терезы. Софи проводила ночи в доме с Полиной и отцом, все трое разыгрывали роли дочки, матери и отца.

Полина была благородного происхождения, образованной, красивой, но так же уязвимой, как и Анриетта, — она сбежала из своеобразной домашней тюрьмы. Представляется маловероятным, чтобы она была влюблена в своего хозяина. Она не извлекала большого дохода из их отношений, покуда своевременный несчастный случай в поездке не уложил Казанову на несколько дней в постель, возле которой, Полина, как его няня, понемножку читала ему из его коллекции «философской» — или эротической — литературы.

Сомнения вызывают рассказы Казановы о черноволосой женщине, которая жила с ним на Пэлл-Мэлл, и, хотя он утверждает, что ее история была знакома всем, кто знавал общество Лиссабона, исследователям ее личность установить не удалось. Несмотря на то что отдельные моменты ее истории почти наверняка были плодом вымысла ее самой или Казановы (например, ее связи с маркизой де Помбаль и бразильской принцессой), но неожиданно Казанова вплетает в свою историю поддающиеся проверке факты. Часовня, куда она и сообщество португальцев приходили на мессу к Голден-Сквэр, существует и по сей день, а в ночь, когда он говорит, что в первый раз увидел ее обнаженной через кисейный полог в Пэлл-Мелл — 24 июля 1763 года, — луна действительно была полной.

Связь продолжалась до начала августа, когда она вернулась в Португалию через Францию. В мемуарах ее история перемежается замечаниями Казановы, примерившего роль отца Софи. Это был несчастливый эпизод в странной траектории жизни Софи — ее использовали в качестве пешки в различных уловках матери и в конечном итоге сдали на попечение в королевский приют в Челтенхэме. В 1763 году она пережила некую болезнь или депрессию, вследствие чего сильно похудела — у нее подозревали анорексию. Казанова вмешался и попытался помочь, жестко поговорив с Терезой, которая согласились с ним в том, что они направят «их ребенка» в Хаммерсмит, школу-интернат для юных леди.

Казанова и Тереза больше никогда не видели друг друга после 1763 года, хотя в Италии, шесть лет спустя, Джакомо встретился с сыном, Джузеппе. Жизнь Терезы была садом наслаждений в духе восемнадцатого века — полной веселья и зрелищ, долгов и нарушений норм. Ненадолго она стала одной из самых богатых простолюдинок в Лондоне, но потом закончила дни, продавая ослиное молоко, побывав в Долговой тюрьме «Флит». Похоронил и ее в общей могиле для бедняков. История Софи еще всплывет годы спустя через ее школьную подругу, но с дочерью Казанова тоже больше никогда не встретится.

Итальянская опера, еврейские художники, африканские слуги-полиглоты, венецианка хозяйка клуба — Казанова рисует нам пестрый, космополитичный Лондон, поэтому неудивительно, что в этом городе он нашел других приехавших с целью разбогатеть, с которыми уже был знаком; раньше. Одной, из них оказалась Мари Анна Женевьева Шарли йога, франко-швейцарская куртизанка, едва не стоившая ему жизни и, безусловно, изменившая ее навсегда. Если Лондон стал для Джакомо местом кризиса среднего возраста жизни, то Мари Шарпийон — его катализатором.