Меч обоюдоострый - Архиепископ Никон Рождественский

Вот, если угодно, в каком смысле мы с любовию принимаем положения, высказанные г. Колеминым: «вся Церковь Христова есть Церковь учащая и каждый член ее беспрерывно дает и получает поучение в вере благодатной и живой». Самое учительство ее — есть дело любви, и совершается во имя любви, в духе смирения и все той же любви.

Смирение, как я сказал уже, есть стихия православной жизни. Инославные даже понять этого не могут. Пальмиери отнесся свысока, пренебрежительно к ответу простого грека-иеромонаха на вопрос: признает ли сей грек его, Пальмиери, крещенным? Грек ответил: «Бог разберет!» — Г. Колемин справедливо замечает, что «в этом простом ответе было больше смирения и мудрости, чем во всем человеческом мудровании Рима». Если бы Пальмиери предложил тот же вопрос такому великому подвижнику и ученому богослову, как святитель Феофан-затворник, он и от него услышал бы тот же ответ. По крайней мере, на вопрос: спасутся ли католики, он отвечал в своих письмах: «спасутся ли природные католики — не знаю; знаю только, что если я покину православие и уйду в католицизм, то, несомненно, погибну»...

Это напоминает мне рассказ из древних патериков об одном подвижнике, к которому привели бесноватую девушку и просили его помолиться об ее исцелении. Гонимый молитвою бес сказал подвижнику: «уйду из нее, если ответишь мне на вопрос: кто овцы и кто козлища?» Старец Божий отвечал: «кто овцы — Бог ведает, а козлище — это несомненно я!» И бес оставил девицу, опаленный пламенем смирения праведника...

В наше время, судьбами Божиими, русский народ является хранителем сокровища православия, этого «залога счастия всего человечества; от того, что именно он сделает с этим залогом, зависит и его судьба», говорит г. Колемин в заключение своего труда. «Таково призвание нашего народа, для этого он избран, и если он от этого своего призвания откажется, то будет выброшен за борт, как негодное орудие Божественного Промысла. Сия есть правда твоя, русский народ!» восклицает почтенный автор. «О, если бы это сознание исторического долга проникло до глубины души всякого русского, о, если бы оно укоренилось там и сделалось бы однозначущим чувством русского патриотизма!»

Целым сердцем присоединяемся к этому христианскому пожеланию автора и молим Бога, чтобы Он, имиже весть судьбами, рассеял те мрачные тучи темных, враждебных Церкви сил, что все больше и больше сгущаются над нашею несчастною Русью, чтобы сыны Руси были искренними и любящими сынами и своей родной Церкви православной, чтоб они не гордились своим великим призванием, — и избавит нас Господь Бог от всякой гордости! — но ценили и свято исполняли свой долг, со страхом вспоминая грозный приговор, произнесенный некогда Господом народу-изменнику: се оставляется дом ваш пуст!.. (Мф. 23, 38). Отымется от вас царствие Божие и дастся языку, творящему плоды его (21, 43).

О настроениях современного юношества и доброе слово законоучителям

И гнилой хлеб иногда кажется свежим, но стоит только разломить его, как зеленая плесень покажет его негодность. Многое, — ах, как многое! у нас на Руси теперь напоминает этот гнилой, заплесневелый хлеб! Но если преподобный Сергий, после целонедельного поста с благодарением Богу вкушал такой хлеб, от которого летела пыль, несомненно, он глубоко скорбел бы душою, если бы жил в наше грешное время и был свидетелем того, что творится в дорогой ему родной Русской земле в наши дни. Да, всеконечно, и видит он, видят и все родные нам по духу угодники Божий, и возносят Богу свои теплые, скорбные молитвы о нашем вразумлении...

На сей раз я хочу сказать слова два-три о настроениях юношества в наших школах — не о тех глупых ребячествах, какие оно позволяет себе, например, по поводу Бейлиса, а о той почве, на какой растут все подобные уродливые явления русской школьной жизни.

Понадобился мне рисовальщик для моих народных изданий. В дорогом художнике не было надобности, ибо материал был готов: надо было только его использовать для цинкографа. Думаю: доставлю заработок кому-нибудь из учащихся в художественных школах: с готового рисунка перерисовать — дело не хитрое. Обращаюсь к начальнику одного такого училища. Он говорит, что рисовальщика найти можно: есть способные юноши. Только вопрос: какого содержания будут рисунки?

Отвечаю: рисунки к житиям святых, к евангельской истории и под.

— Ну, на это едва ли найдется охотник, — говорит начальник.

— Почему же? — спрашиваю я.

Он как-то многозначительно пожал плечами и улыбнулся.

— Да в чем дело? — спрашиваю я.

— А в том, говорит, что наша молодежь таких тем недолюбливает, ладаном пахнет.

Из дальнейшей беседы мне стало ясно, что большинство молодежи заражено неверием и стыдится Христа, что их наставники — конечно, за некоторыми исключениями — не только не дают примера веры своим ученикам, но в своем поведении дают печальный пример, а те, в коих еще не погасла вера, боятся и стыдятся напомнить о ней ученикам, чтоб те не считали их отсталыми, ретроградами, мракобесами... И это в так называемых «христианских» школах! Чувствуется, что если бы кто из учащихся или начальствующих потребовал от учащихся исполнения христианских обязанностей, то, если не последовала бы немедленно вспышка протеста, то такой «ханжа» был бы подвергнут жестокому бойкоту...

Я представить себе не могу, если бы, например, в университете начальство потребовало бы формально, чтобы православные студенты университета или другого высшего учебного заведения ходили в церковь по праздникам — что бы произошло тогда. А за университетами потянутся и все средние учебные заведения... «Нет, уж лучше предоставим-де это совести самих учащихся! Ведь, религия есть дело совести: зачем в это дело вмешиваться?»..

Так, прикрывая себя выдуманным иудеями софизмом, руководители нашего юношества уклоняются от исполнения своего прямого и первейшего долга — воспитывать добрых христиан в лице вверенных им юношей и закрывают глаза, чтобы не видеть того, как на их глазах отравляется целое поколение будущих русских граждан неверием, как растут плевелы и заглушают последние ростки веры в юных душах...

Не правда ли: это похоже на то, если бы кто, зная, что хлеб заплесневел, не решался бы разломить его, чтобы гнилая пыль не полетела ему в нос или глаза? А, ведь, скоро или долго, а этого не избежать... Мы закрываем глаза на то, как растет наше молодое поколение; мы видим, чем и как его отравляют духовно, мы знаем, что оно идет на смену нам, а нам будто и горя мало! «После нас — хоть потоп!» Страшно, непростительно!

Я представляю себе положение добросовестного законоучителя в среде таких учителей и воспитателей. На него смотрят как на какого-то юродивого, как на полуидиота: на его счет сыплются всякие остроты и шутки, ему приходится слышать нередко кощунства, разумеется — лишь бы не вывести человека из терпения, лишь бы он не поднял дела формально. А за учителями туда же идут и мальчишки. Да, мальчишки, даже не юноши! Говорил мне один законоучитель гимназии, как один мальчуган низшего класса, на уроке по священной истории, спросил его: «а правда ли, батюшка, что человек произошел от обезьяны?» Вопрос был сделан с несвойственной ребенку усмешечкой. Батюшка ответил ему: «поздравляю вас с такой бабушкой». Общий смех товарищей пристыдил вольнодумца, который хотел поставить законоучителя в тупик. А число таких вольнодумцев, с переходом в высшие классы, растет все больше и больше. Знал я доброго юношу-семинариста; учился он хорошо, был назначен в академию, но увлеченный примером ветреных товарищей, захотел в университет. Чтобы не обижать отца-священника резким отказом от академии, он нарочито на приемном экзамене провалился по церковной истории, получил чуть ли не единицу, и не был принят. А в университет, конечно, поступил беспрепятственно. Прошел год. Встречаюсь с ним. Мой малый начинает говорить не то, что было раньше. Спрашиваю: скажи откровенно: да в Бога-то ты веруешь? — Как же, верую, верую, только не по-казенному... — Что это значит? — Да там, в семинариях, многое от нас скрывали... И понес такую чепуху, что я отказался слушать его бредни. Еще через год он был уже обработан совсем по-современному: в Бога не веровал, «режим» разносил, словом — готов молодец для иудейских услуг. И это, ведь, не исключение, это — тип современных, ветром гонимых юношей. То же и среди девиц, если они, несчастные, тянутся на разные курсы, начиная с зубоврачебных и кончая философскими. Каких-каких мудростей не наслушаются они там! А основной тон всех этих лекций не новый: их записал, еще задолго до Рождества Христова, мудрый творец книги Премудрости Соломона: «Случайно мы рождены и после будем как небывшие... тело наше обратится в прах и дух рассеется, как жидкий воздух; и имя наше забудется со временем, и никто не вспомнит о делах наших... Будем же наслаждаться настоящими благами и спешить пользоваться миром, как юностию... и да не пройдет мимо нас весенний цвет жизни» и т.д. (Прем. Сол. 2, 2–7). И грустно бывает, когда встретишься с таким юношей или с такою девушкой: холодом веет от них, смотрят они на тебя как-то свысока, как на «отсталого», забрасывают мудреными, иностранными словами, а того и не подозревают, что эти слова давным-давно людьми умными изношены и брошены, как ни на что не годные. Но эти несчастные, ведь, веруют в них, как в аксиомы!