Голубые дороги - Виктор Митрошенков

 — Помощь не нужна.

 — Как не нужна? Он ведь болен. Может быть, можно что‑то взять из моего организма?

 — Спасибо, Алексей Архипович. Я все хорошо понимаю, но мы мужчины и должны смотреть правде в глаза — помочь невозможно. Надо ждать худшего. Медицина не всесильна.

 — Разрешите побывать у него.

 — Пожалуйста.

Павел Иванович лежал в палате один. Леонов приоткрыл дверь, нарочно громко, чтобы и разбудить Беляева и заодно продемонстрировать оптимизм, выкрикнул:

 — Можно, товарищ командир.

Павел Иванович повернул голову, увидел Леонова, улыбнулся.

 — Можно, все можно второму пилоту.

Говорили о деле.

 — Американцы все более открыто говорят о совместных полетах в космосе…

Павел Иванович говорил тихо, но достаточно внятно, размышлял над каждым фактом, вникал в его суть:

 — Помнишь, об этом мечтал Константин Эдуардович. В повести «Вне земли» он составил интернациональный экипаж — русский, американец, француз, англичанин, немец и итальянец.

Алексей Архипович, давая больному передышку, перебил его:

 — А Фрэнк Борман ведь так и сказал в Звездном городке: «Ныне достижения в космосе американских и советских космонавтов стали достояниями народов, они вышли за национальные границы…» — Леонов говорил и. говорил, стараясь развлечь Павла Ивановича, а сам думал: «Как жаль, что человек еще не совершенен. Сколько бы он успел сделать, если бы не…»

 — Леша! — Беляев неожиданно перебил Леонова. — Пока нет Тани, я хочу тебе сказать кое‑что.

 — Слушаю, командир, — с готовностью согласился Алексей Архипович, наклонился к голове Павла Ивановича и подумал о телепатии.

 — Леша, мои дни сочтены. Болезнь прогрессирует. Видимо, я встречаю последний Новый год в своей жизни…

 — Паша! — В энергичном порыве, так присущем Леонову, он встал и, размахивая руками: замолчи, дескать, не хочу слушать, — сказал: — Паша, как можно об этом говорить! В тебе болезненно заиграло госпитальное уединение. Мы еще с тобой полетим… — Какой был смысл так грубо врать! Он сделал вдох и услышал скрип двери: на пороге стояла улыбающаяся, порозовевшая на морозе Татьяна Филипповна, жена Беляева. Спасительное вторжение.

 — Мне пора уходить? — спросил Леонов.

 — Нет, это, наверное, я рано пришла.

Леонов знал Татьяну Филипповну не один год: умная, тактичная, обходительная, добрая, щедро несшая тепло и радость и в свой дом и дом друзей. Она являла собой истинный идеал женского обаяния, освещала скудное офицерское жилье семьи на дальневосточной службе, не потерялась она и в великолепном убранстве космической квартиры.

Татьяна Филипповна была наградой Павлу Ивановичу за его жизненное бескорыстие.

…Печальный, неотвратимый конец приближался. 10 января 1970 года Павел Иванович скончался. Ушел из жизни наставник и командир, свидетель и участник дерзновенного эксперимента — выхода в космос, — выдающийся летчик, душевный и умный человек. «…Образцом для подражания был для меня и Павел Беляев. У него я многому научился», — скажет Алексей Архипович.

Эти годы были тяжелыми для Леонова по эмоциональному и душевному напряжению, по степени возрастающей служебной нагрузки. Расширилась и общественная активность.

Именно в этот период Леонов обращается к журналистике, в поисках путей поведать о пережитом, рассказать о товарищах, о неутомимых поисках в науке. Он выступает со статьями и публицистикой, пишет научные исследования. Продолжал заниматься он и другим, любимым искусством: живописью. Правда, космонавтика по–прежнему забирала все основное время. Профессия владела им сильно и всецело.

«За последние два с половиной года, — писал Леонов, — я сделал не так много: четыре картины маслом, несколько пастельных и десятка полтора живописных работ, что называется, «для души». У меня просто нет времени». Но… «Я знал, — скажет Леонов, — чего хотел в жизни».

…Как‑то в Звездный городок приехали однополчане Алексея Архиповича. Говорили о новостях, о бывших сослуживцах, о тех, кто больше всего оставался в памяти: людях со счастливыми и неудачными судьбами. Ребята держали себя скованно.

Алексей Архипович расстроился, сказал им об этом.

 — Вы такой известный космонавт…

 — Вы! Да что я, чужой вам? Ведь я летчик и всему хорошему, что у меня есть, обязан полку, друзьям. А вы передо мной…

 — Не обижайся, Леша, но мы все‑таки робеем. Космонавты выше летчиков, и вовсе не потому, что их, то есть вас, мало, а потому, что от вас большего ждут. Вы не имеете права обмануть надежды людей.

Для музея части летчики попросили кое‑что.

 — Берите все, что надо, — сказал Леонов и показал на обилие сувениров в доме.

 — Нам бы фотографии…

 — Пожалуйста.

 — Нам бы…

 — Пожалуйста.

Загруженные и навьюченные подарками и «экспозиционным материалом», однополчане возвращались домой.

…Уже шла. активная работа по подготовке совместного эксперимента. Разрабатывалась программа, баллистики высчитывали орбиту, радио- и тележурналисты брали интервью.

Наука была ведущей силой в намечаемом мероприятии.

Движение аппаратов по орбите очень чувствительно к влиянию даже малейших отклонений. Например, если при выведении скорость превысит расчетную всего на! метр в секунду, то в противоположной точке орбиты высота полета будет больше расчетной примерно на 3,5 километра. Кроме того, увеличится на 2 секунды период обращения по орбите, так что положение корабля через один виток будет отличаться от расчетного на 15 с лишним километров. Это отклонение будет нарастать пропорционально времени полета. В итоге к назначенному моменту встречи аппараты в действительности окажутся на очень большом удалении.

Стыковка кораблей должна состояться на круговой орбите. По соглашению между советскими и американскими специалистами решено считать Землю правильной сферой с радиусом 6.378.16 километра. Так удобнее для расчетов.

Алексей Леонов в своих интервью говорил:

 — Последние годы были направлены на дальнейшее изучение космической техники, ее разработку, на модификацию корабля «Союз»… Я — заместитель начальника Центра подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина. Значит, моя задача — готовить космонавтов, проверять их и давать им заключения на полет. Для того чтобы иметь моральное право это делать, надо самому уметь все, по крайней мере быть не хуже тех, кого проверяешь. Я был инструктором на кораблях «Восток», «Восход», «Союз». Как это ни грустно, я уже стал космическим ветераном и за годы, отданные профессии космонавта, участвовал в работе практически по всем советским программам.

В другом интервью (а их было много, ибо интерес журналистов, а стало быть, и читателей к полету нарастал) будущие его участники заявляли:

A. Леонов: Наш полет должен оказаться полезным не только для двух стран — СССР и США, но и для всех, кто выйдет со временем на космическую дорогу. Мы рассматриваем полет как начало объединения усилий народов в изучении и освоении космоса при помощи пилотируемых аппаратов.

B. Кубасов: В известном соглашении между СССР и США о космосе в числе одной из главных целей — гуманная идея: поиск путей для оказания помощи кораблю или экипажу, попавшим в бедственное положение. Наш полет — это интернациональный полет, так как в нем участвуют представители двух государств. И надо думать, что в будущем международные экипажи станут обычным делом.

А. Леонов: На борту корабля «Союз» находится флаг Организации Объединенных Наций. ООН приняла ряд важных документов, определяющих космический правопорядок. Вручением этого флага ей мы еще раз продемонстрируем всему миру, что космос — это великая сфера деятельности землян, принадлежащая всем. Космос будет служить только высоким идеалам человечества.

В. Кубасов: ООН называют «инструментом мира». По окончании полета вместе с американскими коллегами флаг, пронесенный над Землей первым международным экипажем, мы передадим этой авторитетной организации.

Для космонавтов был установлен четкий график тренировок, посещений КБ и заводов, изучения языка. Экипажи восемь часов были на службе и восемь часов работали дома.

В один из вечеров жена Алексея Архиповича Светлана, прервав занятия мужа, нежно сказала:

 — Ты устал, Алеша. Сделаем сегодня перерыв.

Леонов улыбнулся, устало раскинул руки, смежил веки. Да, хорошо бы сейчас в лес, побродить с ружьем, порыбалить, посидеть у костра до синего утра, но…

 — Мы обязательно погуляем, — сказал Алексей, — но не сейчас, потом… ну, скажем…

 — После полета, — вкрадчиво сказала Светлана.

Алексей Архипович, уловив иронию, сказал:

 — Может быть, и до полета.

Как‑то в руках Леонова оказалось интересное сообщение.