Возвращение призраков - Джеймс Герберт

Микки открыл глаза и поднял голову. Черт возьми, он чуть не уснул! Не надо. Не здесь. Нужно идти.

Он раздвинул листву, и она задрожала вместе с его руками. Микки увидел смутные силуэты деревьев и кустарника. Потом еще что-то — что-то большое в отдалении за деревьями. Дом, должно быть. Но какой?..

Он понял, где оказался. По-прежнему в Локвудском лесу. Он убежал как можно дальше от трупа, прячась от всякого звука, от всякого признака жизни, он спал урывками и снова двигался — и все равно оказался на том же месте, в тех же владениях. А сквозь деревья виднелся сгоревший особняк.

Они никогда не найдут его здесь, им и в голову не придет. А если все ясе додумаются, то внутри множество дыр, куда можно спрятаться. Разве не прятался он здесь в детстве, когда с ребятами играл в прятки на этих развалинах? Впрочем, они сюда приходили лишь один раз. Ему не очень нравилось здесь, да и другим ребятам тоже. Все говорили, что в доме водятся привидения. Но кем они были тогда — просто детьми, вот и верили всяким глупостям. А теперь он не ребенок. Эти руины — убежище для него. Он может там немного отдохнуть, а когда почувствует себя в безопасности, то найдет в лесу чего-нибудь поесть — ягод или чего-нибудь еще. В лесу много еды, если знаешь, как ее найти, а Ленни и Ден научили его. У него есть арбалет — он может подстрелить кролика или птицу, разведет костер в подвале поместья и приготовит что удастся добыть. Дыма никто не увидит, снаружи его не видно. Никто сюда не ходит, даже старый болван викарий, владелец этого места. Никто не любит этот уголок Слита. Здесь можно прятаться несколько дней, а потом пробраться домой и чего-нибудь поесть, взять немного денег — полиция наверняка к тому времени уйдет, подумает, что он убежал в Лондон или куда-нибудь на север. Отец не выдаст его, хотя Гровер и Крик могут... О да, они все разболтают! Полиция сразу поймет, что тут замешаны браконьеры, как только найдет стрелу, торчащую из груди Джека Баклера, а определить владельца оружия не займет много времени, если расспросить двух известных прохвостов — Ленни Гровера и Денниса Крика.

— Ублюдки! — пробормотал съежившийся в кустах Микки, поглаживая распухшие нос и губу.

Он встал и, согнувшись чуть ли не вдвое, выбрался из своего укрытия в листве. Листья оставили сырость на куртке и легко скользнули по щеке, отчего Микки вздрогнул и быстро отмахнулся. Выбравшись из кустов, он потянулся, жадно глотнул воздух и грязной пятерней поскреб голову, вычесывая крохотное насекомое, которое заползло в волосы, приняв их за безопасное, роскошное жилище с хранилищем крови под полом Микки прищурился, через просвет между деревьями вглядываясь в огромный силуэт развалин, виднеющихся в отдалении.

Там будет все нормально. Он сможет оставаться там сколько захочет, лучше ничего не придумаешь. Они не будут долго рыскать вокруг, не будут тратить время на поиски убийцы, особенно если решат, что он сбежал.

Согнув плечи и сжимая в руке арбалет, Микки направился к заброшенному строению.

Боже, как он проголодался. Но не стоит рисковать. Нужно спрятаться, хотя бы до вечера К тому времени будет много кроликов. Наверное, он успеет убить штуки три, пока они поймут, что на них охотятся. Глупые твари. Микки занимал себя такими мыслями, поскольку они отгоняли худшие размышления, хотя и ненадолго.

Он подошел к дороге — на самом деле широкой колее в засохшей грязи — и двинулся вдоль нее, держась в тени идущей рядом полосы деревьев и кустов. Вскоре перед ним выросла пустая оболочка, бывшая некогда большим особняком, и он остановился на краю обширной, но заросшей поляны. Микки взглянул на пустые черные окна, и что-то внутри словно отступило, как будто часть его самого — возможно, его бравада — съежилась при виде Локвуд-Холла. Ему никогда не нравилось это место.

Открытый портал наверху лестницы казался темным и неприветливым, как и окна, но Микки знал, что для него это единственное убежище. По крайней мере, внутри он сможет развести огонь, чтобы погреться в ближайшие пару ночей, — стояло лето, однако ночи в последнее время похолодали. Он может на малом огне зажарить кролика или птицу, не заботясь о яркости костра и запахе пищи. Микки еще немного поколебался, потом пожал плечами, поскольку больше ничего не оставалось, и покинул свое укрытие среди деревьев, направляясь к мрачному убежищу.

Его промокшие кеды сделали первый неуверенный шаг, как вдруг послышалась тихая звенящая музыка. Ему показалось, что он слышит ее; Микки остановился и прислушался. Но ничего больше не было слышно, только вдали каркнул ворон. Наверное, просто померещилось. Он ведь по сути дела две ночи не спал, устал, изголодался — и был напуган, еще бы! Сознание могло выделывать что угодно. Наверное, сквозняк внутри пошевелил разбитое стекло или еще что-нибудь. Впрочем, не похоже, чтобы звук был от стекла. Он больше напоминал старое пианино — не настоящий инструмент, а вроде тех маленьких штуковин, что играют в музыкальных шкатулках. Да и ветерка, чтобы вызвать сквозняк, не было. Значит, просто померещилось.

Микки стал взбираться по лестнице, и музыка как будто тут же вернулась. Он остановился перед широким порталом и снова прислушался. Нет, ничего. Неподалеку просыпались в гнездах птицы, вот и все. Он так устал, что уже не различает звуков. Это место пустует более двухсот лет, после того страшного пожара, о котором местные жители говорят до сих пор. Он сам себя пугает. Все равно, даже если в доме водятся привидения — как говорят в деревне, — они не могут причинить вреда. Это все знают. Призраки ничего не могут, кроме как маячить с несчастным видом.

Микки попытался засмеяться, но губы тряслись, и он издал только какое-то гортанное кудахтанье.

Он поднял к груди арбалет, держа его двумя руками и, целясь в темный вход перед собой, стал осторожно приближаться. Когда Микки вошел, его приветствовала только тишина.

Маленькая одинокая фигурка пересекла каменный мостик и направилась по главной улице Слита к лужайке перед гостиницей. Человек шел явно целенаправленно, хотя и не торопясь — он провел ночь, наблюдая за деревней издали, а в его возрасте сырость проникает в кости, как чернила в промокашку. Воротник его твидового пиджака был поднят, а шляпа с узкими полями глубоко надвинута на лоб. В серо-зеленых глазах Симуса Фелана отражался мягкий красный рассвет над размытым горизонтом.

«Впереди еще один прекрасный денек, — думал Фелан, подходя к месту, где короткая главная улица разделялась на две дороги вокруг лужайки и пруда. — Конечно, прекрасный денек, но, возможно, не такой уж прекрасный для людей вокруг».