Ты мое Солнце - Екатерина Сергеевна «Лис»
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он отлипает от стекла, обводит взглядом самолет. Черно-белая птица блестит в лучах утреннего солнца. Яркие логотипы его компании пестрят сине-зеленой краской. Вокруг самолета, как муравьи, бегают рабочие в своих серых, мышиных костюмах, как грязные пятна на синем чистом корпусе. Сергей отворачивается, расправляет полы костюма, немного помятого после бессонной ночи. Он садится в одиноко стоящие кресло. События вчерашнего вечера не дают покоя. Чувство стыда начинает потихоньку грызть его душу уже с самого утра, когда он проснулся в квартире Эда. После попойки в кабинете Эд так и не решился отправить друга в холодную и пустую квартиру, которая еще содержала аромат духов его девушки. Сергей открывает бутылку воды и жадно припадает к живительной влаге. Эд опять помог ему, обогрел и приютил. Сергей смотрит на свои пальцы и вспоминает, как душил, и как потом было больно где-то там, в душе. Память выдает самые яркие фрагменты, отчего становится еще противней. Им опять овладели его черти и лишили самого себя. Мужчина вглядывается в бескрайнюю синь через идеально чистое стекло, которое искажается бликами. Он впитывает каждую мимолетную деталь. Полет птицы, блеск луча в холодном стекле и краски раннего утра вперемешку с зелеными пятнами на горизонте. Сергей трет переносицу, пытается унять новый приступ тошноты. Телефон громом звонка обрушивается на него.
— Что? — хрипит он в трубку.
— Я слышу, что тебе нездоровится, — смеется Эд.
— Не издевайся, я сейчас сдохну от головной боли.
— Я тебе таблетки на тумбочке оставил. Ты выпил? — заботливо меняет свой язвительный тон парень.
— Да, но они не черта не помогают, — пересохшими губами произносит Сергей. Трет воспаленные виски.
— Не хрен было столько пить, — возмущается друг. — Ты нормально добрался? Прости, что не проводил тебя. У меня ночью появились срочные дела, да и спать на полу мне не нравится, — ухмыляется Эд, и Сергей чувствует весь его задорный позитив.
— Знаю я твои дела… — многозначительно, немного с обидой произносит Сергей. — Все нормально. Я хорошо выспался на твоей кровати, — издевается он. Сергей встает и прислоняет холодную бутылку ко лбу. Врать Эду плохо, но рассказывать о бессонной ночи другу он не собирается, и так тот настрадался. А его самого и так душит чувство вины.
— Сергей, точно все хорошо? Ты вчера ведь не только пил, — очень тихо и ласково начинает Эд. — Если что, ты сразу звони мне.
— Я тебе сказал, все норм. И еще прости меня, не хотел причинять тебе боль. Ты же знаешь, как мне дорог, — с трудом признается Сергей в своих чувствах.
— После всего, что ты вчера сделал и что я видел… Ты просто обязан на мне жениться, — заливается хохотом Эд и шуткой пытается поднять настроение другу.
— Дурак, держи меня в курсе дел.
— Есть, босс, — продолжает хихикать Эд и кладет трубку.
Эдуард — друг, брат, партнер. Его все. Его совесть, его разум, его свобода. Что он без того, кто стал всем? Сергей прикрывает глаза, вспоминает.
***
— Сережка, ты что тут сидишь? — Эдик присаживается на корточки около друга. Мальчишка подтягивает к себе ободранные колени и склоняет на них голову. Прячет две большие слезинки, которые неаккуратно текут по щекам. — Тебя опять отец избил? — скорее утверждает, чем спрашивает друг, разглядывает порванную байковую рубашку на мальчишке.
Сережа молча протягивает Эду руку, показывая огромные царапины наравне с синяками, которые украшают алые бусины крови. Он всхлипывает и сильнее вжимается в стену сырого подвала, который служит им убежищем.
— Вот зверь, а где мама? — не успокаивается Эд.
— Дома, — еле шепчет Сережа, боится, что их тут кто-нибудь услышит. — Он ее тоже избил, а потом за меня взялся. Я вырвался и убежал. А теперь не знаю, что там с ней, — в сердцах тараторит мальчишка и заглатывает холодный, сырой воздух.
Эд смотрит с болью и сожалением. Каждая клеточка его детской души трепещет от боли за друга. Он готов был разделить все пополам, принять на себя удары или даже закрыть собой этого слабого ребенка. Мальчишка достает из ниши стены коробку, припасённую на такие вот случаи. Уверенно открывает и садится на попу около друга. Холод камня сразу врезается в тонкие и худые ягодицы, а штаны намокают. Эд достает из коробки йод, кусочек ватки и нож-бабочку, который он стащил из тумбочки воспитателя в детдоме. Нож — это все, что осталось ему от настоящего отца.
— Ну, давай подставляй руку, я буду тебя лечить, — смеется друг и щедро смазывает вату коричневой жидкостью.
— Не, не, — отсаживается подальше Сережа, — мне будет больно! — он прячет поцарапанную руку за спину.
— Не больнее твоих побоев. Я тебе подую, и все будет хорошо, — успокаивает его мальчишка и, ерзая на попе, пододвигается ближе.
— Ты, наверное, будешь доктором, раз так любишь меня лечить, — наконец-то улыбается Сережа и доверчиво протягивает руку. Он сильно жмурит глаза и замирает в ожидании. Эд прижимает ватку к воспаленной ране и нежно дует.
— Кем бы я ни стал, я всегда помогу тебе и буду рядом, — мальчишка убирает йод и сильно обнимает друга. Потом протягивает ему свой маленький мизинчик.
— Честно-честно? — лукаво улыбается Сережа, утирает рукавом слезы и переплетает свой палец с его.
— Честно-честно, — очень серьезно. — А сейчас ты посиди, а я сбегаю к тебе и посмотрю, как твоя мама.
— Спасибо.
Эдик убегает, а Сережа прикрывает глаза и проваливается в сон. Гнилой запах подвала убаюкивает, а холод стены становится одеялом.
— Сережа, Сережа, — Эдик расталкивает друга. — Ты что, спишь? Пойдем ко мне, — мальчишка тянет на себя еще не проснувшееся чудо. — с твоей мамой все хорошо, но тебе пока не надо ходить домой. Переночуешь у меня.
— А твои приемные родители не будут против? — спросонья хлопает ресницами Сережа, встает на ноги и поправляет драную рубаху.
— Не, — тянет Эд, — они хорошие. Пойдем.
***
Сергей открывает глаза. Его за рукав тянет телохранитель.
— Сергей Александрович, с вами все хорошо? Ваш самолет уже готов к вылету, — мужчине неловко, и он отводит глаза.
— Все хорошо, я уже иду.
Сергей встает и направляется к выходу из зала. Вся свита следует за ним. Сергей тяжело вздыхает. Детские воспоминания нахлынули на него все разом, прорвав дамбу в его голове. Как долго он хранил все это в самых далеких уголках своей памяти. Мужчина идет медленно. Смотрит на свою руку, он так явно ощутил прикосновение мягкой ваты и легкое спасительное дуновение. Россыпь больших мурашек бесстыдно покрывает
