Подробности войны - Максим Коробейников

Когда она лежала убитая в траншее летом, то мы вдруг увидели ее оголенные ноги (юбка была коротка, чтобы закрыть их) и втайне подумали: какие они сильные и красивые. Все удивились, как это мы ни разу не заметили, когда она живая была.

Вот такую несчастную женщину нужно и можно было пожалеть. А Зина красивая. На чем она надорвется? Кто пройдет мимо нее?!

Приходя к нам и усаживаясь на самом почетном месте, Зина укладывала на колени снайперскую винтовку и говорила кому-нибудь:

- Ну-ка, дай ножик.

Каждый рад был услужить. Мы вытаскивали на выбор сразу несколько ножей. Она брала у кого-нибудь и, мило прикусив нижнюю губу, забавно и сосредоточенно делала на прикладе очередную зарубку. Мы смотрели, затаив дыхание, и думали: бывают же такие красавицы. Она в нашем представлении была недоступна, величава, даже изящна.

Конечно, кругом ни одной женщины, а мы только входили в зрелость.

Надо сказать, она тоже старалась нам понравиться, это я сейчас хорошо понимаю. Когда она была нежна и любезна с нами, Иван Васильевич, конечно, хмурился, если с кем-нибудь вступала в разговор, то краснел, что пугало нас.

Но известно, что святые на нашей земле встречаются редко. Как-то во время разговора втроем (Зина, комбат и я) я заметил, что они сидят так, что их колени соприкасаются, а он рукой тайно гладил ее по коленкам.

Наконец стало известно, что Зина ночевала у Ивана Васильевича. Это все в наших отношениях расставило по своим местам. Зина приходила к комбату и часто оставалась у него. Комбат, конечно, гордился ею. Однажды сказал мне:

- Скоро приглашу вас на свадьбу.

Я был рад: добрее, чище и смелее капитана Логунова я никого не знал. О Зине не говорю: мне казалось, перед ее непобедимым очарованием распахиваются любые ворота и смягчаются любые сердца.

Так продолжалось долго, пока не пришла беда.

Однажды во время наступления мы прорвали передний край противника и начали преследование. Немцы отходили по проселкам, уносили с собой убитых и раненых. То и дело на тропинках, пробитых в снегу отступающими, мы видели многочисленные следы кровавой схватки: коричневые пятна на снегу, вытоптанном людьми, кровавые бинты, разбитые предметы солдатского снаряжения.

Однажды вот так, двигаясь по просеке - он впереди, я сзади, - Иван Васильевич остановился и, когда я приблизился, сказал:

- Вот эта чертова Зина, до чего она меня довела!

- А в чем дело, Иван Васильевич? - испуганно

спросил я.

- Понимаешь, бояться начинаю.

- Чего?

- Чего-чего, - передразнил меня комбат, - смерти, вот чего. Боюсь, что убьют. Никогда не боялся.

- А с чего это убьют?

- Вот возьмут и убьют. Прилетит шальная, и все. Прощай любовь в начале мая.

- Да вы что?!

- Люблю я ее. Вот и боюсь: жалко оставлять такую.

Я еще не испытал любви, потому мне казался смешным его разговор.

- Любите, так радоваться надо, - сказал я, - чего бояться-то?!

Мы ночевали в немецких блиндажах. Утром Анатолий сказал мне:

- Товарищ капитан, что делается-то?!

- Что случилось? - спросил я.

- Да утром я выбежал в траншею, а Зина от комбата выходит.

- Ну и что? спокойно рассудил

- А то, что грех большой. Разве можно в такое время?

- Суеверие это, Анатолий, я, - выбрось из головы.

- Ну дай бог.

Он вообще часто обращался к богу, когда начинались бои, а когда они заканчивались, бог для него будто переставал существовать.

Весь день мы шли по пятам отходящего противника. Вечером немцы закрепились на полотне железной дороги. Мы вынуждены были устроиться на ночлег в осушительной канаве, удаленной от насыпи метров на двести и идущей параллельно ей. Поужинали. Заяц и Михеев устроили нам что-то вроде убежища: вкопались в снег, выстлали лапником дно канавы, постелили полушубки, и, усталые, мы расположились на ночевку. Уже засыпая, услышали, как часовой окликнул кого-то:

- Стой, кто идет?

Кто-то ответил. Вскоре плащ-палатку откинули, и Заяц тихо сказал:

- Товарищ капитан, замполит полка.

- Черт его принес, - произнес Иван Васильевич, поднимаясь и громко зевая.

- Что это вы так рано на насест, как куры? - спросил замполит.

- Устали.

- А посты проверили?

- Конечно.

Капитан Власов был недоволен, что мы улеглись перед немцами как в своем доме:

- Беспечность проявляете!

Нам не понравились эти слова. Замполит понял, что перехватил, начал объяснять и оправдываться:

- Я тут Ухина послал проверить второй батальон. Жду не дождусь, когда он доложит. Посылаю за ним ординарца, а Ухин, оказывается, спит в своей землянке и никуда не выходил.

- Судить надо, - сказал комбат.

- Так вы тоже спите, а на левом фланге у вас разрыв с двенадцатым полком. - - Ну и что?

- Все может быть, вот что.

- Если я сам, как пеший посыльный, не бегаю, значит, уже беспечность? спросил комбат.

- Все-таки пойдем посмотрим.

- Ну сходите, я вам офицера в сопровождающие дам. Я устал как черт... Измотаешься, а утром- опять вперед.

- Все так!

- Все, да не все...

- А кто не так?

- Что мы, дети, что ли? - вскипел Иван Васильевич. - Вы завтра на лошадку и поскакали, а мы пешком. Есть разница?

- Ну тогда я пойду один, раз уж так устали. Не могу допустить, чтобы немцы ваших пулеметчиков в плащ-палатке спящих к себе унесли.

- Попробуйте их унести. - С этими словами комбат поднялся, вылез из убежища, лихо надвинул кубанку набок.

- Я готов.

Замполит начал снова оправдываться:

- Надо же показаться, воодушевить.

Комбат не соглашался:

- Каждый должен за свое отвечать, а то лезем в любую дыру, солдат как ребенок стал. Не скажи - не умоется, не дай команды - не окопается. Людей разложили совсем.

- Ну-ну, ты не в царской армии.

Я тоже вылез из убежища, и мы вчетвером пошли на левый фланг. Прошли метров триста. Часовые окриками "Стой, кто идет?" - не раз останавливали нас. Подошли к мостику через канаву, под которым солдаты соорудили спальню: тихо, уютно и надежно. Они копошились, устраиваясь на ночлег. Мы не стали их тревожить, а вылезли из канавы и, обойдя сверху, снова запрыгнули в траншею.

Наконец подошли к тупику. Там два солдата лежали в канаве, третий стоял у пулемета.

- Ну как дела? - спросил замполит полка.

- Нормально, товарищ капитан.

- Ты меня знаешь?

- А как же, на формировке вы выступали у нас.

- Ну, молодец!

Комбат спросил:

- Ужинали?

- Принесли. Нам все доставили.

- Не холодно?

- А мы тулупом разжидись, так спим в нем по очереди.

- Молодцы!

- Товарищ капитан, - обратился пулеметчик.

- Ну?

- А вот мы насыпь возьмем, так куда дальше пойдем?

- Тосно будем брать.

- Я до войны в нем бывал.