Дым - Катя Саммер

— Она скоро спустится, — тут же передает Дымову, который и без того все слышит.

Но я не останавливаюсь, даже когда Лиса здоровается с Асей и начинает с ходу рассказывать все подряд. Я забегаю в комнату и плотно прикрываю за собой дверь.

Белье, колготки, серебряные серьги. Поправить бюстгальтер без бретелек, чтобы тот не впивался в кожу, и чуть брызнуть духами на шею — больше ничем не хочу ее скрывать, хотя Ася настаивала на бижутерии. С платьем выходит заминка, потому что его не так просто застегнуть сзади — приходится изловчиться. Но когда я подхожу к зеркалу и поправляю парочку прядей, то понимаю, что выгляжу так… так… в общем, отлично.

Я медленно спускаюсь по лестнице, чтобы не наступить на подол и не полететь кубарем вниз. Иду тихо, но меня сразу ловят с поличным. Девчата уже приготовились к просмотру мультика про драконов — эти у нас тоже с недавних пор в любимцах наряду с крокодилами, но, заметив меня, восторженно ахают, из-за чего я смущенно улыбаюсь.

— Мамоська, ты такая класивая! — вздыхает Лисенок и хватается за голову. Актриса моя!

Я успеваю бросить лишь короткое «спасибо, малыш», когда встречаю другой взгляд. Тот, из-за которого я спотыкаюсь на последней ступеньке и уже через мгновение оказываюсь в плотном кольце рук.

— Согласен с тобой, Лисенок, — говорит вроде бы малышке, но смотрит, не отрываясь, на меня. — Мама и правда очень красивая.

Мне хочется возразить, что это он, он невероятно красив! Стоит тут посреди комнаты весь в черном — в черном костюме и черной рубашке с бабочкой — и улыбается так, что сводит с ума. Он ведь и правда очень сексуально выглядит сейчас. Даже сексуальнее, чем если бы был полностью обнажен. До сих пор приходится напоминать себе, что этот невероятный мужчина со мной, что он мой, потому как… мне все еще тяжело поверить.

Оставив на щеках Лисы одинаковые отпечатки помады, я выхожу за Дымом, который тут же ловит меня и прижимает к себе. И накрашенные губы его не останавливают, потому что он знает много других чувствительных мест на моем теле.

К ресторану мы подъезжаем, опоздав всего-то на полчаса, и, судя по очереди из автомобилей на повороте, далеко не одни такие.

— Я думала, будет немного людей, — бормочу, нервно кусаю губу, но, вспомнив про помаду, тут же прекращаю.

— Часть у нас большая, — спокойно отвечает Дым, — человек пятьдесят наберется.

— Пятьдесят? — судорожно выдыхаю я.

— Может, и больше. Все же с парами будут.

Черт, руки начинают дрожать, хоть и стараюсь скрыть это — сжимаю похолодевшие ладони бедрами. Замираю, глядя через морозные узоры в сторону входа, где собирается все больше народа.

— Эй, — вздрагиваю от шепота, который обжигает щеку, — ты боишься?

Лицо Феда так близко, что он без подсказок видит страх в моих глазах.

— В первую ночь с тобой так страшно не было, — честно признаюсь, чем заслуживаю яркую улыбку Дыма.

Он запускает пальцы в уложенные стараниями Аси волосы и съедает сантиметры до моих губ. Я забываюсь на секунду, даже две, пока…

— Помаду размажешь, — возмущаюсь вроде бы и скромно, но из крепкой пожарной хватки все же освобождаюсь.

— Недолго эта отговорка тебя спасать будет, — ухмыляется Дымов, а затем проезжает дальше и паркует машину на стоянке.

Когда я отстегиваю ремень, он командным тоном, который то и дело прорезается у него, говорит мне сидеть на месте. Обходит вокруг капота и открывает дверь, чтобы помочь выйти. В юбке я, к счастью, не путаюсь, зато тут же поскальзываюсь на замерзшей луже и намертво впиваюсь пальцами в его плечо. Он улыбается, я злюсь, а в ресторан мы так и идем — я до побелевших костяшек цепляюсь за Дыма, пока тот вертит головой по сторонам и здоровается со всеми.

Оставив верхнюю одежду в гардеробе, мы попадаем в еще больший поток знакомых Дыма. Все его с радостью приветствуют, все смотрят с уважением, чему я ни капли не удивлена. И заинтересованно косятся на меня. Под изучающими взглядами, которые так и норовят соскользнуть в мое декольте, мне даже удается чуточку выше задрать нос.

Правда, по-настоящему расслабиться получается лишь тогда, когда в толпе банкетного зала я наконец различаю знакомые лица ребят из Фединого караула.

— Дым! Давай сюда! — зовут, указывая на пустые места рядом с ними, которые явно берегли для нас.

Мы едва успеваем приблизиться, как Федю тотчас похищают товарищи, а передо мной возникает Варя, готовая задушить меня в объятиях. Она без конца спрашивает, как прошел утренник Лисы, про который Дым успел разболтать, и, не дождавшись ответа, сразу рассказывает про ее сорванцов — жалуется, что те умудрились перед праздниками разбить в школе окно и остались без новогодних подарков.

Чуть позже я по очереди здороваюсь со всеми парнями. Алан уже спешит налить мне бокал сладкого шампанского, пока Мишаня обхаживает Дыма и старается всучить ему стопку водки, которую тот незаметно возвращает обратно на стол — он же за рулем.

Через пару секунд все так лихо закручивается: я слышу тост за отличный вечер и крики «до дна». А уже буквально через минуту с места поднимается Макс и с широкой улыбкой заявляет, что между первой и второй перерыв-то небольшой. Кажется, все желают хорошенько напиться сегодня. И, конечно, имеют полное право.

Я не замечаю, как летит время за громкими разговорами и смешными историями из жизни пожарной части. Уже точно не знаю, второй или третий бокал игристого у меня в руках, но хохочу в голос. Мне так хорошо и легко, что я теряюсь в моменте и счастливых лицах. Лишь почувствовав горячую ладонь на спине, резко оборачиваюсь, чтобы быть пойманной Дымом.

— Я с парнями отойду в курилку, хорошо? — предупреждает после сладкого, как напиток в бокале, поцелуя и конечно же оставляет еще один на щеке. Не спешит разорвать контакт, запуская новые и новые полчища мурашек по всему телу.

Киваю и провожаю его взглядом. Тяну шампанское, пока Варя и другие девушки, работающие в части диспетчерами, спорят о детском воспитании. Вокруг играет веселая музыка, под потолком мерцает диско-шар, правда, пока никто не танцует. В зале на самом деле больше пятидесяти человек, только сейчас все заняты алкоголем, едой и разговорами.

— Дым-то мой начальник, но я не побоюсь сказать, что он дурак, раз посмел оставить такую красавицу одну! — это тот самый Петр Ильич, который Чайковский, шутит, приземлившись рядом.

Он с ходу начинает травить байки, а я смеюсь