Рудимент - Виталий Сертаков

— Я подобрал неверное слово, пропаганда тут ни при чем, — исправился я. — Винченто изучает рефлексы идентификации, а я хорошо говорю по-русски.

— Что такое «иден…»? Как там дальше?

— Это когда подростки смотрят кино и невольно начинают подражать экранным образам.

— Словечки всякие, тряпки, да? Ну и что с того? Это же клево! Я тоже раньше хотела быть похожей на Памелу, а потом мне понравилась Куртни Лав, а потом…

— Я говорю не о тряпках, хотя одежда тоже играет роль.

— Хорошо, я все поняла. Я, как всегда, сказала глупость.

— Ты не глупая, ты всего лишь…

— Все, молчу!—Дженна двумя ладошками комично зажала себе рот. — Расскажи мне! — Она уселась напротив, на влажный край ракушки, подставив спину брызгам.

Я мысленно сложил фигу и вкратце передал ей содержание моего файла. Я постарался не слишком запугивать Куколку научными терминами, особенно касательно моих «аномальных речевых искажений». Еще не хватало, чтобы девушка начала меня бояться и поставила нас с апостолом на одну доску. Главное, я ей не признался, каким образом добыл информацию. Я слишком хорошо знаю, как люди реагируют на слово «гипноз». Куколка, с ее впечатлительностью, вполне могла вообразить, что я и ее захочу подвергнуть внушению.

Как мне ее потом убедить, что мои скромные способности к суггестии всплывают лишь в отношении врагов? Прочих людей я мог в лучшем случае усыпить…

— Насчет Пэна я поверю чему угодно, — Дженна покусала губу. — Но моя мама даже толком не знает, где находится ваша Москва. Для нее Россия — нечто вроде другой галактики…

— В документах Пэна обзывают начальником третьего отдела. Он тут главный координатор разных проектов. Твоя мама не имеет отношения к «русскому отделу».

— А я, Питер? — наклонилась Куколка. — К чему я имею отношение?

— Всего четыре отдела, — размышлял я. — Сикорски главный в Крепости, но Крепость — это не весь третий отдел. Я прочел много их бумаг и кое-что сопоставил… Четвертый отдел выделяет деньги на выборы удобной им власти, подкупает чиновников; второй отдел, под видом благотворительных медицинских структур, отслеживает результаты массовой психической обработки и тут же подтасовывает статистику… Про первый отдел — ни слова, скорее всего, это аппаратные средства, техническая поддержка.

— А третий?..

— Это Крепость, и не только. Как я это понимаю, третий ведает биологическими объектами, годными для участия в информационной войне. Все мы как солдаты.

— Питер, я не могу быть солдатом, — криво усмехнулась Дженна. — Я иногда по месяцу не встаю. Какой из меня солдат?

— Ты меня больше всего и беспокоишь. Тебя нет в списках корпуса «С»… — Мне было непросто выдавить из себя следующую фразу. — Ты живешь с нами по одной из двух причин. Либо в закрытой зоне есть нечто, что тебе не следует видеть, либо там вообще нет людей, способных к общению.

— Но там есть люди. Там… Там иногда кричат,..

— Ты тоже слышала?

— Я не хотела тебя пугать. Мама говорит, там буйные больные.

— А я не хотел пугать тебя.

Несколько секунд мы молча глазели в фонтан. Тысячи солнечных зайчиков плясали в струях водопада, каменный дельфин подмигивал мне мокрым блестящим глазом. Сквозь воду я видел шахматные заросли карликового можжевельника, уютные дорожки, двух рыжехвостых белочек, которых с рук кормила полная черная женщина, очевидно, медсестра или нянечка. Возле женщины, в таких же, как мое, креслах, кривили лицами двое парализованных детишек, лет шести. Санитарка им что-то весело говорила, белочки грызли угощение…

Чудесная южная страна, где даже зимой не опадают листья и распускаются цветы, где последнего урода окружают вниманием и заботой…

И Питер, точно злобный гном, разрушающий сказку!

— Ты упомянул моего отца! — чуть слышно произнесла Дженна. — Как мы это можем проделать?

— Очень непросто, — отозвался я. — Крайне непросто. Мы это осуществим, если ты проникнешь в компьютеры административного крыла. Но повезет нам, если сделаешь все в точности, как я скажу.

— А если я что-то перепутаю? — Она перевела на меня свои умопомрачительно роскошные глаза.

— Тогда нам конец.

21. АМЕРИКАНСКАЯ ЖИВОПИСЬ

Питер, я набиралась смелости, чтобы поведать тебе насчет Дэвида и малыша Роби. Ты прости, что я постоянно сбиваюсь в сторону, я плачу и впадаю в истерику, только успокоить меня некому. Заперлась тут в четырех стенах, занавесила окно и выглядываю в щелку, не проедет ли машина. Пока все тихо. Передо мной на столике, возле компьютера, лежат нож и револьвер. Да, представь себе, я обзавелась настоящим оружием. Так что какое-то время смогу держать оборону. Но они не отстанут.

Пока все тихо, и я в состоянии соображать, я доведу начатое до конца. Теперь виски трещат непрерывно, точно закрутили вокруг головы железный трос и медленно затягивают все уже. На голову я почти не обращаю внимания, это ерунда по сравнению с тем, что творится в животе. Но мне необходимо потерпеть совсем немного, и все образуется как нельзя лучше. Тебе пока знать ни к чему, боюсь сглазить.

Обидно только, что я тебя обманула и не отвезла на карнавал. И на водопады мы не попали, и на парад Роз. Не думай, пожалуйста, что все женщины обманщицы, ладно? Помнишь твой День рождения, ведь мы его отпраздновали, как я тебе обещала!

Роби тогда нарисовал для тебя картину, и ее разрешили оставить. По-моему, это была единственная картина Роби, которую Сикорски не отобрал, правда, повесить на стенку все равно запретили. Помнишь, как мы жалели Роби, что картины отнимают, и что за ним все время следят, как бы он не намазюкал чего-нибудь на дорожке или в туалете? А он лишь смеялся, сестра вытирала за ним слюни и меняла подгузник. Ужасно, Питер, да? Ты еще сказал как-то — уж лучше ездить, как ты, в кресле с аккумулятором и управлять одной рукой, чем в двадцать два года носить подгузники. Я всегда хотела спросить тебя: ты знал о его картинах? Ты же такой умный, Питер, неужели ты не догадался?

Мамочка сказала мне полгода назад. Она плакала, я тогда ударила ее. Я ударила свою мать, Питер, и хочу, чтоб ты об этом знал. Она плакала и пыталась меня приласкать, а я ударила ее. Потому что она, косвенно, была виновата. Твой санитар Дэвид, огромный такой, он работал раньше в корпусе «В». Малыша Роби у нас тоже не было, его перевели в «С» год назад, наверное, признали безобидным. В сущности, так и было, он безобиднее, чем Таня. Чего не скажешь о его творчестве. О его кошмарной мазне.

Дэвиду поручили работать с тобой, он был очень исполнительным и приветливым парнем, а к Роби прикрепили кого-то другого. Не знаю, кому из докторов пришло в голову забрать Дэвида и поручить уход за тобой этому ублюдку Томми. Хоть ты его и защищал, все равно он ублюдок. Я тебе попозже расскажу, какими гадостями он занимался. О, я про них многое знаю, но приходилось держать язычок за зубами. Ведь Дженна обязана была оставаться для всех миленькой девочкой!