Ничто не случайно - Ричард Бах

Солнце желтое, свежее и совсем не палящее, какого я никогда доселе не видел. Трава такая зеленая, что искрится под колесами. Голубое чистое небо, какими и бывают обычно небеса, облака - белее, чем снег на Рождество.

И самое главное - свобода.

ГЛАВА 20

ЗАТЕМ НАСТАЛ ДЕНЬ, когда мы взлетели, мой биплан и я, и направились в Айову.

Жужжа в сторону севера, поглядывая вниз. В одном городке подвернулся неплохой скошенный луг, и мы, покружив над ним, приземлились. Но там не было гладкого, плоского участка. Стоит двигателю выйти из строя на взлете, и впереди ждет лишь грубая, неровная поверхность земли. Находятся люди, утверждающие, что вероятность поломки двигателя при взлете столь незначительна, что не стоит по этому поводу сушить голову, но эти люди, похоже, не летают на старых самолетах.

Мы опять взлетели и устремились дальше на север, в холодный воздух осени. Города здесь выглядели островами деревьев, разделенных морями кукурузных полей, с готовностью ожидающих страды. Кукуруза вплотную примыкала к городу справа, а там больше не предвиделось подходящих мест, чтобы заняться делом. Но я не суетился. Вопрос о выживании уже давно был решен. Некоторые удачные места всегда прорисовываются с приходом заката.

Как только я отказался еще от одного городишки, двигатель кашлянул один раз, и клуб белого дыма, уносимый потоком ветра, остался позади. Я выпрямился в кресле, напрягся, как струна.

Дым - это не к добру. "Райт" никогда не вел себя подобным странным образом, пока не пытался сообщить: что-то не так. Что он хотел сказать? "Дым... дым", - размышлял я. Откуда бы взяться облаку белого дыма? Двигатель опять заработал ровно. Или нет? Очень внимательно прислушиваясь, я решил, что он все же работал самую малость неровно. И я чувствовал, что запах выхлопа интенсивнее, чем обычно.

Но все приборы регистрировали свои обычные данные: давление масла, температура масла, тахометр... в точности как надо.

Я нажал на газ, и мы стали набирать высоту. Мне хотелось лететь повыше, чтобы в случае чего, когда все развалится на куски, спланировать и приземлиться посреди мягких холмов, расстилавшихся внизу.

Мы выровнялись на высоте 2500 футов, в ледяном воздушном пространстве. Лето закончилось.

Был ли под капотом огонь? Я высунулся из кабины, окунувшись в ветер, но впереди не было никаких признаков огня.

Что-то неладное стряслось с двигателем. Да! Теперь он работал неровно. Если бы двигатель попросту заглох - это одно дело, и ясно, как поступать в таких случаях. Но эта неровность, и запах выхлопного газа, и это облако дыма. Все это что-то да значило, но что именно - сложно было сказать.

В то же мгновение огромный клуб белого дыма, возникнув в районе двигателя, ринулся на нас, и сзади плотным шлейфом потянулась сплошная река. Я выглянул из кабины справа и не увидел ничего, кроме дыма, как будто бы нас сбили в настоящем сражении.

Масло брызнуло на лобовое стекло и очки. Мы в беде, самолет.

Я опять подумал, что мы горим, а это совершенно некстати, когда самолет, собранный из дерева и ткани, находится на высоте в полмили. Я заглушил двигатель и перекрыл топливо, но дым все еще валил наружу, длинная полоса рассекала небо, и с ней ничего нельзя было поделать. О Боже. Мы горим.

Накренив биплан, я до упора нажал педаль, и мы, завалившись на одно крыло, резко понеслись к земле.

Внизу было открытое поле, и если бы мы исполнили все как следует...

Дым стал выглядывать тонкой струйкой, и наконец совсем исчез; слышались только приглушенный свист ветра, пронизывающего расчалки самолета, и робкое трепетание пропеллера, который походил на вентилятор, обдувавший окрестности.

На другой стороне наклонного поля виднелся трактор, косивший сено. Я не мог бы утверждать, заметил он нас или нет; в тот момент мне было вовсе не до того.

Выровняться; пересечь забор; скользнуть на небольшой скорости; поднимаясь вверх, сесть на холм...

Самолет коснулся земли, и я что было сил потянул на себя ручку управления, опуская хвостовой костыль глубоко в землю. С треском и грохотом мы прокатились через вершину холма, затормозили и остановились.

Еще мгновение я оставался в кабине, исполненный благодарности за то, что самолет ни на секунду не вышел из-под контроля. Возможно, случилась какая-то незначительная неполадка. Может быть, через клапан или через дырку, возникшую в поршне, масло попало в цилиндр.

Я вышел из кабины и направился к двигателю. Из каждого выхлопного отверстия вытекало масло, и, когда я крутанул пропеллер, масло забулькало внутри цилиндра. Ничего утешительного в этом не было.

Я разобрал карбюратор и припомнил, как Поп Рэйд рассказывал об одном из своих приключений. "Перекрытие масляного насоса, - констатировал он несколько лет назад. - Ровно за две минуты просочилось три галлона масла. Этого было достаточно, чтобы развалить целый двигатель".

В течение нескольких минут вопрос прояснился. Подшипник, находившийся по центру двигателя, разлетелся вдребезги, и масло вместе с топливом проникло во все цилиндры. Вот откуда взялся дым и появилось масло на моих очках.

На исходе лета "Ураган" скончался.

Я принял предложение фермера смотаться на его тракторе в Лорэл, что в штате Айова. Оттуда я позвонил Дику Виллеттсу, и он вылетел ко мне на своем Кабе. Я снова благодарил Бога за то, что он придумал друзей.

Я возвратился к биплану и на ночь накрыл его чехлом. Запасного двигателя не было. Я мог бы приехать сюда на грузовике, взять этот двигатель с собой, чтобы отремонтировать, или же утащить отсюда на трейлере весь самолет. И в том, и в другом случае, прежде чем он снова взлетит, прошло бы время.

Маленький желтый Каб замечательно смотрелся в небе, и Дик посадил его на вершину холма с такой легкостью, словно доставил перышко на подушечную фабрику. Мы улетали, оставляя Парке посреди поля. Я забрался в Каб, устроился на заднем сиденье, и мы, поднявшись над лугом, направились домой. Уменьшаясь в размерах, биплан выглядел все более заброшенным и одиноким.

Весь полет продолжительностью в час я ломал голову над тем, что же означала эта неисправность двигателя, почему он заглох именно так, именно там и именно тогда. Нет такого понятия, как неудача. Все имеет причину и таит в себе урок. Однако подчас вовсе не просто увидеть этот урок, и к моменту посадки в Оттамуа я все еще не разглядел его. Только один вопрос о происшедшем с двигателем беспокоил меня:

- Почему?

Единственное, что нужно было проделать, - это доставить биплан домой. Первая же буря навредила бы ему, первый же ливень убил бы его. Он не был рассчитан на погоду, уготовленную приближавшейся зимой.

Я занял грузовой пикап и длинный трейлер у Мэрлина Винна, человека, продававшего самолеты Сессна в аэропорту Оттамуа, и мы втроем - мой друг по колледжу Майк Клойд, Бетт и я - отправились на север, в путь длиной 80 миль. Нам предстояло каким-то образом разобрать самолет на части и взгромоздить их на трейлер, уложившись в пять часов, отпущенных нам до наступления темноты. Было не до развлечений.