Последний рассвет - Александра Маринина

– Вы что-нибудь знаете про этого Телескопа? – с надеждой спросил Роман.

– Сейчас посмотрю, что есть в профиле. До того как Пуму убили, я был обычным игроком, не админом, так что Телескопа помню. Он действительно хороший снайпер, и претензий к нему ни у кого никогда не было. Правда, он и не собачился, как некоторые, у него микрофона не было, он только в чате отписывался. Но вежливо, грамотно.

– Как вы думаете, зачем он по пятам ходил за Пумой? У вас вообще такое бывает?

– Конечно! – воскликнул администратор. – Например, есть какой-то очень хороший игрок, и возникают подозрения, что он пользуется читами, то есть играет нечестно. Или просто кто-то хочет изучить его манеру игры. Тогда за ним и ходят с сервака на сервак, смотрят. Но вряд ли Телескоп для этого за Пумой ходил, Пума никогда не был читером, он был честным игроком и уважаемым админом. А что касается возможности поучиться… Знаете, Телескоп играл достаточно хорошо, чтобы еще у кого-то учиться. Хотя, конечно, все может быть.

– А Телескоп может быть женщиной? – на всякий случай уточнил Дзюба.

– Да легко! – рассмеялся Бедуин. – Он может быть кем угодно и даже дамой пенсионного возраста. Есть у нас одна такая, играет, как бог. Вот, смотрю профиль… Настоящее имя не указано, адрес электронки не указан… И ай-пи-адреса нет… Профиль скрыт. У него, похоже, анонимайзер стоит.

– Такое часто случается?

– Не особенно, – задумчиво ответил Бедуин. – Что геймеру скрывать?

– Спасибо. Если что – я еще обращусь?

– Давайте, не стесняйтесь, – подбодрил его администратор.

Действительно: что геймеру скрывать?

Что же получается? Что некто Телескоп, пользующийся анонимайзером – программой, позволяющей скрыть ай-пи-адрес, по которому определяется конкретный компьютер, интересовался игрой только тогда, когда играл Гена. А без Гены ему игра была не интересна? Почему бы это?

Глава 11

Едва дождавшись семи утра, Роман Дзюба помчался к дому, где жил Сергей Кузьмич Зарубин. Для сыщиков нет суббот и воскресений, для них есть выходные дни, которые можно урвать, когда удастся. Поэтому где будет подполковник в субботу: дома или на службе, прогнозировать было невозможно. Заняв в восемь утра позицию напротив подъезда, Дзюба мысленно перекрестился и вытащил телефон. Один бог знает, что ему сейчас придется выслушать! Но он был готов. Привык. Да и дело того стоило.

Зарубин оказался дома, хотя и собирался куда-то убегать.

– Сейчас выйду, – хмуро пообещал он. – Штаны только надену. Имей в виду, у тебя пять минут.

Появился он на улице минут через двадцать, но Роман готов был ждать и дольше. За эти двадцать минут он раз десять проговорил в уме то, что собирался сообщить подполковнику, стараясь с каждым разом сделать свое сообщение более коротким и убедительным, ведь сказано же: всего пять минут.

Сергей Кузьмич вопреки ожиданиям выслушал его довольно внимательно, но потом все равно небрежно махнул рукой.

– Ты хоть раз за то время, что играл, был свидетелем такого уж серьезного конфликта, из-за которого и убить могут?

– Нет, – признался Дзюба. – Не был. То есть конфликты возникают постоянно, но не такие, чтобы убивать.

– Тогда с чего ты взял, что они вообще бывают?

– Мне Гена рассказывал…

– Ну, – пренебрежительно фыркнул Зарубин, – мало ли что тебе Гена рассказывал. Это, как говорят судейские, показания с чужих слов. В Америке они как доказательства не принимаются.

– А у нас не Америка, – огрызнулся Роман.

– И все равно не принимаются, – подполковник почему-то улыбнулся и подмигнул. – Мы уже по шестерым из восьми рабочих, уехавших в ночь убийства на родину, ответы получили, там все в порядке, а вот двоих найти никак не могут. Чует мое сердце, что именно они-то нам и нужны. Ведь что нормальный работяга делает, уезжая с заработков на побывку домой? Отсыпается, отъедается, с женой милуется или там с подругой, с детьми время проводит, и это нормально. А вот если такой гастарбайтер уезжает домой, но дома не появляется, это настораживает. Так что не бзди, Ромашка, скоро мы этих деятелей за жабры возьмем. Иди лучше делом занимайся, у вас с Антохой вон ювелиры плачут – слезами заливаются, а ты все про глупости думаешь.

Да, не на такой ответ рассчитывал Роман… Неужели не найдется никого, кто прислушается к его информации и задумается над выводами? Неужели только он один обречен носиться со своими подозрениями и догадками?

Ну ничего, сегодня Антон собирался навестить дочь Горбатовского Карину, любовницу Курмышова. Сташис сказал, что Дзюба ему для этого визита не нужен, он один прекрасно справится. Вот и хорошо, есть возможность заняться «своим» делом и попытаться выяснить, кто же такой этот загадочный «Телескоп».

Карина Горбатовская не производила впечатления убитой горем, и это сразу насторожило Антона Сташиса. Он начал задавать обычные в таких случаях вопросы о врагах и недоброжелателях убитого Курмышова, а сам исподтишка присматривался к любовнице потерпевшего: да, она, безусловно, расстроена, даже, пожалуй, горюет, но она… как бы это сказать… не раздавлена. Не исходит от нее, как во многих других случаях, немое, но отчаянное послание: «Жизнь кончена». Более того, по некоторым жестам и фразам Антону показалось, что Карина впервые за долгие годы расправила плечи и вздохнула свободно. Во всяком случае, движений, направленных вниз и являющихся признаками печали и подавленности, он видел с ее стороны куда меньше, чем движений, направленных вверх.

Ничего нового о личности возможного подозреваемого Горбатовская не рассказала. В принципе можно было и уходить, осталось только прояснить вопрос с ожерельем, найденным в сейфе убитого ювелира. И, пока суд да дело, еще понаблюдать за Кариной. Могла она убить своего любовника? А почему нет? Сплошь и рядом такое случается. Другое дело, что крупный широкоплечий тяжеловесный Курмышов был задушен, а физические данные Карины не очень-то позволяли предполагать в ней убийцу-душителя, но ведь убийц по найму никто, к сожалению, пока не отменил…

– Вы не знаете, что за ожерелье лежало в сейфе у Леонида Константиновича? Для кого он его делал?

Карина пожала плечами.

– Понятия не имею. Лёня вообще при мне сейф почти никогда не открывал.

– Почти? – переспросил Антон.

– Почти, – повторила Карина. – Потому что открывал, конечно, когда делал для меня изделие в подарок. Тогда приглашал меня к себе, открывал сейф, доставал и дарил. Подарки делать Лёня любил и радовался, как ребенок, когда я примеряла украшения или рассматривала какую-нибудь вещицу и восхищалась.

Что вообще лежит в сейфе у Курмышова, она не знает и никогда не знала. Но теоретически, исходя из опыта собственного отца, предполагает, что там должны быть камни, материалы, эскизы, лицензии, документы из Пробирного надзора, какие-то наличные деньги, клейма, заготовки и готовые изделия, которые еще не забрали или которые ждут, когда их подарят.

«Да, – вспоминал Антон, – именно это все и было в описи, которую я читал».

– Посмотрите, пожалуйста, эту фотографию.

Он положил перед Кариной снимок. Та бросила сперва незаинтересованный короткий взгляд, потом поднесла к глазам и побледнела.

– Значит, Лёня все-таки сделал его…

– Кого – его?

– Погодите. – Карина сжала голову ладонями, зажмурилась, потом снова долго рассматривала ожерелье на фотографии.

– Да, это оно. «Рассвет на Эгейском море», никаких сомнений. Господи, Лёня, Лёня…

Антону показалось, что она сейчас заплачет. Но Карина Горбатовская не заплакала, только еще сильнее выпрямила спину. И начала рассказывать.

Когда-то, в 2008 году, известный певец Виктор Волько обратился к частному ювелиру Курмышову с просьбой свести его с Сотниковым: на свое сорокалетие Волько хотел подарить самому себе что-нибудь особенное, а ему говорили, что Сотников – потомок известного ювелирного дома и делает очень интересные вещи. Сам Волько не знал, какое именно изделие хочет иметь, но оно должно было быть со значением «на творческое долголетие». И назвал сумму, которой он располагал на этот подарок. Сумма очень внушительная, заказ хороший, деньги Леониду Курмышову всегда нужны, и упускать заказ он не хотел. Поэтому заявил певцу, что сам может придумать и изготовить такую вещь. Более того, он может сделать такую имитацию под девятнадцатый век, что ни один эксперт не отличит от работы Дома Сотникова девятнадцатого века.

– Так уж и ни один?.. – засомневался Волько.

И Курмышова понесло:

– Да я сам эксперт по Дому Сотникова, нас всего двое таких, которые могут со стопроцентной гарантией установить подлинность вещи Дома Сотникова, потому что есть секретный кодекс Алексея Сотникова Второго. В этом кодексе перечислены те признаки, по которым можно точно установить подлинность изделия. И кодекс этот на сегодняшний день доверен только двум людям: Алексею Сотникову Четвертому, к которому вы так стремитесь попасть, и мне. Вы, конечно, можете пойти к самому Сотникову, но тогда работа вам обойдется намного дороже, у вас ведь нет своих камней, значит, их надо будет приобретать, и вы должны иметь в виду, что за работу в среднем мастер берет двадцать процентов от стоимости камней, Сотников берет тридцать, потому что это имя и репутация, а я возьму по-божески. Так что решайтесь.