Альберт Эйнштейн. Теория всего - Максим Гуреев

«Не допускайте, чтобы дом превратился в музей». Согласно преданию, эти слова были сказаны Эйнштейном накануне своей кончины, и следует заметить, что его бывший секретарь Элен Дюкас, а также душеприказчик Отто Натан приложили все усилия, чтобы личность ученого так и осталась тайной, биография – почти житийным повествованием, а репутация – безупречной.

Биографы Эйнштейна Пол Картер и Роджер Хайфилд замечали в этой связи: «Биографы и исследователи творчества Альберта Эйнштейна, желавшие получить дополнительную информацию о его жизни или воспользоваться тем, что он написал, неизменно обнаруживали, что их попытки наталкиваются на неожиданные препятствия. Основные источники информации либо скрывали, либо подвергали цензуре».

Чего же так боялись Дюкас и Натан?

Разглашения неких подробностей личной жизни нобелевского лауреата? Проявления в частной переписке образа совсем другого Эйнштейна – не столь симпатичного в общении, вовсе не столь либерального, а порой и просто жестко авторитарного? Вполне возможно.

Конечно, это была борьба за сохранение мифа, глухая защита перед открытой обществу информацией, перед возникновением многочисленных и порой очень острых неудобных вопросов к человеку, кардинально изменившему научное сознание в ХХ веке.

Однако было бы ошибкой винить во всем этих двух преданных Эйнштейну и его памяти людей, которые, по сути, до конца восьмидесятых годов ХХ столетия перекрыли все пути к постижению биографии и личности великого ученого. Просто они были уверены, что, свято соблюдая требование Альберта оградить его память после смерти от всеобщей истерии, точно исполняют поставленную перед ними задачу.

Элен Дюкас скончалась в 1982 году в возрасте восьмидесяти пяти лет.

Отто Натан умер в 1987 году в возрасте девяноста трех лет.

Но, как известно, всякий запрет (всякая несвобода) рождает «чудовищ» – домыслы, предположения, слухи, сплетни, догадки, большинство из которых не соответствуют действительности, но зато с успехом прививаются в массовом сознании.

Следовательно, правильней было бы задать вопрос – чего же так боялся сам Альберт Эйнштейн?

Ответить на этот вопрос мы и пытаемся на протяжении всего нашего повествования.

Попытка совместить воображаемое и обыденное, мифологическое и реальное, можно утверждать, была своего рода основным мотором, двигателем жизненной философии Эйнштейна-человека и Эйнштейна-ученого.

Он был глубоко уверен в своей непогрешимости в плане вечных ценностей, данных самой природой (слова «Бог» ученый старательно избегал), но невыносимо страдал от несовершенства реального мира, в котором и сам был несовершенен, слаб и порой просто беспомощен. Таким Эйнштейн себя не любил, а потому всячески скрывал от окружающих свое второе «я» – обычного человека, доброго и злого, благородного и коварного, мудрого и безнадежно глупого, скромного и гордого одновременно.

Отпечатки ладоней Альберта Эйнштейна. 1930 г.

Ученый чувствовал парадоксальность одновременного существования этих двух непохожих «я», но относился ко всякой иррациональности как к злу и опасности, уводящим «сильную личность» (исследователя, в частности) от достижения поставленной цели.

«Сильная личность призвана разрушить существующие ценности <…> кто должен быть творцом в добре и зле: поистине тот должен быть разрушителем, развивающим ценности <…> сверхчеловек как новый человек должен сотворить новый земной смысл».

Вне всякого сомнения, Альберт Эйнштейн был человеком своего времени. Его мироощущение и жизненная философия сложились на рубеже веков, когда поиск сверхчеловеческого шел по всем направлениям. Будучи идеологом этого поиска, Ницше утверждал, что формирование так называемой «сильной личности» возможно лишь в момент смерти Бога. Человек, обладающий незаурядными духовно-нравственными и умственными способностями, сильной волей, человек чувственный является носителем новой духовности, именно новой, всячески отметающей ветхие ценности, что давно устарели, так как человечество движется только вперед. Воля к освобождению своего «я» от оков традиций, правил и законов, по мысли философа из Веймара, делает человека достойным уважения.

Не являясь формально поклонником Ницше, Эйнштейн подсознательно разделял именно такой взгляд на окружающий его мир, ибо видел себя человеком, выстраивающим свое существование соответственно только своим представлениям о своей собственной ценности. Всем ходом жизненного и научного пути он как бы вторил размышлениям Фридриха Ницше о том, что личность (сильная личность) на пути к достижению поставленной высшей цели не должна сковывать себя искусственно созданными культурно-нравственными и моральными установками. Свобода личности есть высший самооправданный ориентир, вполне допускающий нигилизм и атеизм (порой и богоборчество) как необходимые инструменты в борьбе с моралью.

Выбирая между моралью и свободой, Ницше, а вслед за ним и Эйнштейн, безусловно, выбирает свободу.

Представления о морали как своде общепринятых традиций и негласных правил, как совокупности представлений о добре и зле, о правильном и неправильном, на рубеже XIX – ХХ веков подверглись жесточайшей ревизии. Причиной тому стало категорическое отвержение религиозной морали как посягающей на свободу отдельно взятого индивида. Суммируя коллективный опыт и общественное мнение, Ницше пришел к выводу, что традиционная мораль (основанная на несвободе) безнадежно устарела.

Ровно к такому же выводу пришел Эйнштейн еще в юности, сочтя собственную свободу выше семейных, религиозных и прочих (научных в том числе) догм.

Быть свободным от морали во имя морали. Весьма показательный для индивидуума, уверовавшего в смерть Бога, парадокс. Быть против цивилизации с ее повседневным безумием, ратовать за возврат к природе (у Эйнштейна это обращение к вечному Космосу), спасать культуру от многовековых наслоений, давно убивших изначально светлые идеалы, идущие из мифической древности, формировать «новую» духовность «сверхчеловечества» – таковы основные постулаты ницшеанского миропонимания, которые Альберт Эйнштейн воспринял, глубоко осмыслил и воплотил в своем жизненном опыте.

Более того, если говорить о деструктивной деятельности «сильной личности», которая разрушает во имя создания нового, то ученый пошел дальше. Ведь он, по сути, разрушил классическую науку, создав новую платформу для знания ХХ, а может быть, и XXI века.