Охотник - Евгений Щепетнов

Бам!

Вместо мечей девушка теперь орудовала двумя дубинами с шарами, усаженными острыми шипами. От ударов этих страшных орудий убийства разлеталась домашняя утварь, так любовно собранная в этой «крепости».

Разлетелся телевизор, вдребезги разбился чайный сервиз, стоявший на полках, сами полки в полированной мебельной стенке были превращены в древесное крошево. В комнате будто порезвился бешеный жеребец, вволю побесившийся на паркетном полу — его стальные подковы разнесли все, до чего смогли достать.

— Получи! Получи, сука! — девица визжала так, что заглушала стоны развратной парочки, невесть как снова оказавшейся в целом, нетронутом телевизоре.

Комната приобрела прежний вид — похоже, девица, сама не осознавая того, поддерживала равновесие придуманной «норки», в которую забралась, прячась от Смерти.

«Вот оно что! Равновесие!» — стукнуло в голову лекарю, и он решился. Отпрыгнув назад, испарил свое оружие и, сделав пасс, метнул в стену комнаты самую мощную огневку, какую мог создать, представив, что и он, и девушка защищены магическими экранами.

Огневка получилась знатная — громадная, в обхват, таких в жизни не бывает, и грохнула она, будто корабельное орудие, выстрелы которого Сергар видел по телевизору. Стену просто вынесло, разнесло в клочья, а комнату заволокло гарью и дымом.

Стена тут же появилась снова, но хозяйка «крепости» была вынуждена замереть, занятая восстановлением прежней структуры, и тогда Сергар напал. Могучий удар сбил девушку с ног, вбив ее в стену, с которой посыпались книги, картинки, какие-то фигурки, любовно расставленные на полочках. Сергар выпустил мощный заряд Силы, представив, что вяжет девицу с ног до головы толстенными путами, больше похожими на корабельные канаты. Теперь — если бы с пленением ничего не вышло, если бы душа девушки смогла порвать путы — участь незадачливого лекаря была бы предрешена. «Сука Смерть» точно осталась бы в этой крепости навсегда. В виде груды «костей».

Девушка рванулась, канаты натянулись, затрещали… и выдержали.

Завыла, зарычала, потом начала плакать, рыдать, жалобно всхлипывая, как маленький ребенок. И тогда Сергар взвалил ее на плечо, подошел к двери, которую создал в стене, и высадил эту дверь ногой, разнеся на мелкие кусочки.

Путь был свободен, и Сергар шагнул за порог.

Девушка вскрикнула, затряслась, кровать заходила ходуном — девицу, зажатую под телом лекаря, били судороги.

Затрясся и Олег — он будто боролся, пытаясь прижать пациентку к постели. Оба рычали, хрипели, завывали, и выглядело это так страшно, что Зоя все-таки не выдержала. Она бросилась к кровати, хотела схватить Олега за плечи и стащить с дочери, но не успела.

Маша перехватила ее руки и отбросила женщину прочь.

— Не трогай! Он сказал, чтобы ему не мешали!

— Она умрет! Она сейчас умрет! Он ее убивает! — взвизгнула Зоя и снова бросилась вперед.

Но Маша была настороже. Схватив безутешную мать за волосы, она рванула ее в сторону, добавив коленом в обтянутый халатом зад с такой силой, что старшая медсестра с грохотом врезалась в дверь туалета.

На пару секунд Зоя застыла на полу, упав на колени, ошеломленная ударом. Лицо женщины скривилось в гримасе, достойной Медузы Горгоны, и через мгновение в ее руке оказалось оружие — эмалированное ведро с отбитым краем. Размахнувшись, Зоя Федотовна метнула этот снаряд в голову Маше, спокойно, с прищуром ожидавшей атаки поверженной соперницы.

Ведро с невероятным грохотом врезалось в стену, покатилось по полу, не причинив увернувшейся Маше ни малейшего вреда — чего-чего, а драться Маша научилась еще в детстве. Тот, кто не умеет дать сдачи, не может выжить в этой жизни. Особенно на их улице.

— Что, что случилось?! — В комнату попытался проникнуть постовой, но швабра, которой была подперта дверь, не дала ему этого сделать. Полицейский лишь заглянул в щель между косяком и дверью и тут же отпрянул, пораженный открывшейся картиной. На кровати лежал голый Олег, из-под которого виднелись конечности и голова голой же девицы, а над ними таскали друг друга за волосы разъяренные медсестры. Блузка на груди Маши была порвана вместе с лифчиком, груди вырвались на свободу, а из носа Зои Федотовны капала кровь, покрывая халат сочными рубиновыми пятнами.

Постовой не успел ничего предпринять — сильный удар девичьей ноги уже захлопнул дверь, отрезав его от сверхинтересного зрелища.

— Назад! Не смотреть! Убью!

В Маше проснулась настоящая валькирия или берсерк в женском обличье. Она поудобнее захватила Зою Федотовну за шею и классическим броском через бедро шваркнула о платяной шкаф, полностью выведя из строя гадкое изделие рук пьяного мебельщика, десять лет ожидавшее, когда кто-то наконец прекратит его уродское существование.

Оглушенная Зоя Федотовна застыла на полу, юбка ее задралась выше пояса, обнажая красивые черные трусики и края черных чулков, по коим уже спустились дыры-стрелки.

— Мам, что тут происходит? — Слабый голос девушки прозвучал, как гром среди внезапно наступившей тишины. — Ой! Я голая! И мужик на мне! Ты кто такой?!

— Дед Пихто! — вдруг заржала Маша, опускаясь на пол у стены и откидывая голову назад. — Суженый-ряженый, вот кто, твою мать! Ой, я не могу! Нет, я тоже как-то так проснулась после дискотеки! Ничо не помню, и мужик голый! Ой, я щас умру со смеху! Ой, я не могу! У меня истерика, вашу мать! Нет, Олежа, с тобой точно не соскучишься!

— Мам, да что тут делается?! — снова плаксивым голосом спросила девушка, зажимая грудь, скрючиваясь в позу зародыша и глядя на то, как слезший с нее мужчина медленно натягивает штаны, шатаясь, держась за спинку кровати одной рукой. — Мам, это что за люди? А чего ты в крови?

— Я тебе все потом объясню, — хрипло ответила Зоя, поднимаясь с пола.

Она не плакала, не радовалась, у нее не осталось ничего, кроме огромного облегчения, а еще — чувства благодарности к этому усталому бледному парню, молча усевшемуся на табурет и прислонившемуся спиной к стене. — Это тот, кто тебя вылечил, дочка. Твой спаситель. Его звать Олег. А мы скоро пойдем домой.

И тут ее вдруг прорвало. Зоя упала на пол, рыдала, била кулаками по полу, села, раскачивалась и только приговаривала:

— Я верила! Я верила! А они говорили — никогда! А я верила! Господи, спасибо тебе! Господи! Ты помог! Ты!

— Не он помог, а Олег! — кривясь, бросила Маша, заправляя груди в изорванный французский лифчик. — А ты мне должна еще два комплекта нового белья! И две блузки! За моральный ущерб! Ну нельзя же быть такой дурой, а? Сказали же — не мешай! Еле справилась с кобылищей! Тьфу! Жалко лифчик… выбирала, выбирала… и-э-эх!