Лондонские тайны - Джулия Куинн

– Мы услышали грохот, – сказал Владимир, держа наготове пистолет и заглядывая за угол. – Вышло очень удачно. Хотя и безрассудно, конечно. Но хорошо, что вы это сделали.

Оливия кивнула и обратилась к Гарри:

– Почему он говорит по–английски?

– Он не простой телохранитель, – сказал Гарри, надеясь, что на данный момент такого ответа достаточно. Время для пространных объяснений явно неудачное.

– Пошли, – скомандовал Владимир и жестом приказал следовать за собой.

– Кто он? – прошептала Оливия.

– Честное слово, я не могу об этом говорить, – ответил Гарри.

– Вы никогда больше меня не увидите, – грубовато вставил Владимир.

Гарри искренне надеялся, что это правда, несмотря на то, что начал уважать этого человека и даже испытывать к нему симпатию. С него довольно. Когда они выкарабкаются из этой передряги, он немедленно подаст в отставку. Женится на Оливии, переедет в Гемпшир, заведет целый выводок многоязычных ребятишек и самым экзотическим его занятием станет сложение цифр в столбик.

Ему нравится скука. Он просто жить без нее не может.

Увы, слово «скука» явно не обещало стать девизом сегодняшнего вечера…

______________________

[1] Мария–Антуанетта — имя, данное при рождении, Мария Антония Йозефа Иоганна Габсбургско–Лотарингская нем. Maria Antonia Josepha Johanna von Habsburg–Lothringen, во Франции фр. Marie Antoinette Josèphe Jeanne de Habsbourg–Lorraine; (2 ноября 1755, Вена, Австрия — 16 октября 1793, Париж, Франция).

Королева Франции, младшая дочь императора Франца I и Марии–Терезии. Супруга короля Франции Людовика XVI . Первое время молодая королева пользовалась популярностью, но вскоре отношение народа к ней изменилось. Роскошный образ жизни ее двора в Трианоне (один из дворцов в Версальском парке) на фоне растущей нужды вызывал возмущение. Легкомысленная беспечная королева своим поведением порождала различные слухи. Ее обвиняли в любовной связи с младшим братом короля графом д'Артуа, со шведским авантюристом графом Ферзеном, в растрате королевской казны. Народ все больше ненавидел королеву, особенно после ее слов о народе: «если у них нет хлеба, пусть едят пирожные». Впоследствии историки доказали, что это был вымысел, но ненависть к «Австриячке», которая держит под своим каблуком короля, продолжала расти. Действительно, она поддерживала реакционную политику, под ее влиянием король уволил сторонников реформ Тюрго и Неккера. После начала революции королева стремилась сплотить вокруг двора гвардейцев, через тайных агентов посылала своему брату, австрийскому императору, письма с призывом выступить против Франции и подавить революцию. Мария–Антуанетта была одним из инициаторов неудачного бегства королевской семьи из Франции. После задержания беглецов в г. Варенне королевская семья жила в парижском дворце под домашним арестом. 10 августа 1792 в Париже вооруженные граждане захватили дворец Тюильри и арестовали королевскую семью. Король был предан суду и казнен 21 января 1793. Королева в течение нескольких месяцев находилась в тюрьме. Против Марии–Антуанетты начали обвинительный процесс. Многие, присутствующие на суде, впоследствии отмечали, что, несмотря на враждебное поведение судей и зрителей, арестованная проявила выдержку и спокойствие, ни разу не пытаясь вызвать к себе сожаление присяжных. Прокурор обвинил королеву в государственной измене и в заговоре против государства, присяжные поддержали обвинение. Бывшая королева была приговорена к смертной казни. Казнь состоялась в Париже 16 октября 1793 и превратилась во всенародное зрелище. Но попытка унизить бывшую королеву провалилась. Она до последней секунды держалась с достоинством. На пути к гильотине художник Давид встретил телегу, на которой везли узницу на казнь и несколькими штрихами создал последний набросок последнего портрета королевы, навеки показав ее спокойствие, высокомерие и величие.

Глава 24

Пока они шли до первого этажа, ноги Оливии обрели чувствительность, и ей уже не нужно было так тяжело опираться на Гарри.

Но руку его она не отпустила.

Паника все еще не оставляла Оливию, сердце у нее колотилось, кровь стучала в висках, она совершенно не понимала, почему Гарри говорит по–русски и держит пистолет, она не была уверена, что может ему доверять, поскольку боялась, что влюбилась в мираж – в мужчину, которого нет.

Но она продолжала за него держаться. В эти ужасные минуты его рука была единственной непреложной вещью в ее жизни

– Сюда, – коротко произнес Владимир, показывая дорогу. Они шли к кабинету посла, туда, где ждали родители Оливии. Путь предстоял длинный, так, во всяком случае, Оливия заключила по тишине в коридорах. Она поймет, что цель близка, услышав шум бала.

Они продвигались довольно медленно: на каждом углу, в начале и в конце каждого лестничного пролета, Владимир останавливался, подносил палец к губам, прижимался к стене и тихонько заглядывал за угол. И всякий раз Гарри толкал ее за себя, прикрывая своим телом.

Оливия понимала, осторожность необходима, но все время чувствовала, как внутри нее что–то готово вот–вот взорваться, ей хотелось вырваться и помчаться по коридору так, чтобы в ушах засвистел ветер.

Она хотела домой.

Она хотела к маме.

Хотела стащить с себя это платье и сжечь его, хотела хорошенько помыться и выпить чего–нибудь кислого… или сладкого, или ментолового – чего угодно, лишь бы исчез этот невыносимый вкус страха во рту.

Она хотела свернуться калачиком на своей кровати, накрыть голову подушкой – и перестать думать о том, что произошло. Хоть раз в своей жизни она хотела стать нелюбопытной. Возможно, завтра она снова захочет узнать ответы на все свои «почему» и «зачем», но сейчас ей просто нужно закрыть глаза.

И держать Гарри за руку.

– Оливия.

Она поглядела на него и только тогда поняла, что и в самом деле закрыла глаза. И чуть не упала.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

Она кивнула, хотя «все» вовсе не было в порядке. Оливия лишь посчитала, что все в относительном порядке. Достаточном для сегодняшней ночи, для того, что ей еще предстоит сделать.

– Ты можешь идти? – спросил он.

– Я должна. – Разве у нее есть выбор?

Он сжал ее руку.

Она сглотнула, глядя туда, где его кожа соприкасалась с ее. Его ладонь была теплой, почти горячей, а ее пальцы, должно быть, лежали в ней маленькими острыми льдинками.

– Уже недалеко, – пообещал он.

Почему ты говорил по–русски?

Слова вертелись у нее на языке, она почти произнесла их. Но остановилась, задержала их где–то внутри себя. Сейчас не время для вопросов. Ей необходимо сосредоточиться на том, что она делает, и на том, что он делает для нее. Резиденция посла огромна, а она не помнит, как ее несли наверх. Поэтому сама она не смогла бы найти дорогу к бальному залу и обязательно заблудилась бы.

Ей ничего не остается — только поверить, что Гарри доставит ее в безопасное место. У нее нет выбора.

Она должна ему доверять.

Должна.

И тут она посмотрела на него. Действительно посмотрела, впервые с того момента, как они с Владимиром спасли ее. Странный туман, в котором она пребывала, начал рассеиваться, и Оливия вдруг поняла, что может, наконец, мыслить ясно. Или, скорее, – подумала она с жалкой улыбкой – относительно ясно.

Достаточно для того, чтобы понять – она ему доверяет.

И вовсе не потому, что «должна». Просто доверяет, и все. Потому что любит его. Может, она и не знает, почему он не рассказал ей, что говорит по–русски, зато она знает его. Она взглянула ему в лицо, и словно снова увидела, как он читает «Мисс Баттеруорт» и возмущается, когда она перебивает. Она увидела как он сидит в ее гостиной и настаивает, что ему необходимо защищать ее от принца.

Увидела его улыбающимся.

Смеющимся.

Оливия вспомнила глаза Гарри, распахнувшиеся до самой глубины его души в тот миг, когда он признавался ей в любви.

– Я тебе доверяю, – прошептала она.

Он ее не услышал, но разве в этом дело? Она говорила это не ему.

Она сказала это самой себе.

***

Гарри успел забыть, насколько он все это ненавидит. Он прошел достаточно сражений и знал, что некоторые мужчины буквально наслаждаются опасностью. И тогда же понял, что сам к подобным мужчинам не относится.

Гарри мог сохранять ясность мысли, действовать спокойно и целеустремленно, но позже, в безопасности, его начинало колотить. Дыхание его учащалось, и несколько раз с ним даже случались истерики.

Он ненавидел бояться.

И никогда в жизни ему еще не было так страшно.

Люди, похитившие Оливию, не знают жалости, так, во всяком случае, заявил Владимир, пока они ее искали. Они служат послу долгие годы, и их злодеяния щедро оплачиваются. Они верны и жестоки – ужасающее сочетание. Единственное утешение – вряд ли они причинят вред самой Оливии, поскольку думают, что она представляет интерес для принца Алексея. Но теперь, когда она сбежала, кто знает, во что оценят ее безопасность? А вдруг они решат, что она – подпорченный товар, и ее можно пустить в расход?