Кентурион - Валерий Большаков

Вой и пронзительные крики полнили воздух. Уханья и хэканья, лязг и скрежет звучали аккордами, складываясь в кошмарную музыку смерти.

– Сергий! – крикнул Искандер. – А давай через подпол?

Он показал на крышку трюмного лаза.

– На корме такой же!

Роксолан мигом обдумал идею, и кивнул:

– Годится! Акун! Кадмар! Все сюда!

Трюмный лаз никто не запирал, крышка отворилась легко, а видеть их никто не видел – слуги Зухоса выли и кричали за плотно сбитой стенкой маштуляриев, прорубавших себе дорогу мечами. Искандер, как автор идеи, спустился в трюм первым. Груз занимал все место – плотно уложенные щиты, копья, мечи, доспехи. Снопы дротиков, тюки кожаных панцирей, поленницы поножей и налокотников. До палубы, в щели которой сыпалась пыль, вбиваемая десятками ног, и капала пролитая кровь, оставалось чуть больше двух локтей.

– Ползком марш! – скомандовал Эдик, кряхтя. Встал на четвереньки и полез вперед. – Такое впечатление, – донесся его голос, – будто под сценой ползешь в доме культуры, а наверху ансамбль песни и пляски гопака танцует…

– Ползи, давай! – проворчал Гефестай.

Сергий, стараясь не порезаться и не наколоться, обогнул основание мачты и вылез к кормовому люку.

– Гефестай! – подозвал он кушана. – Ты у нас самый длинный, толкнешь крышку!

– Толкнем…

– Искандер! Акун! Регебал! Кадмар! Готовимся!

Гефестай глянул на Сергия, тот кивнул, и сын Ярная, уперевшись в крышку люка, резко распрямился. Крышка с грохотом вылетела. На край шагнул слуга Зухоса, оступился и полетел в трюм. Искандер с Акуном почтительно расступились, а Кадмар чиркнул упавшего острием меча по горлу.

Первым на палубу, как чертик из коробки, выскочил Лобанов. Увидеть его смог один кормчий, который пытался делать два дела одновременно – и за рулевым веслом следить, и топорики метать. Кормчий выкатил глаза и кинул в Лобанова топорик, похожий на индейский томагавк. Сергий поймал его, и бросил обратно – маленькая метательная секирка втемяшилась кормчему в лоб. Тот застыл, как манекен, постоял, качнулся и перевалился через борт в мутные воды реки.

– Все тут? – спросил Роксолан, торопясь использовать эффект внезапности.

– Все! – ответил контуберний вразнобой.

– На врага!

Слуги Зухоса, толпой отражавшие атаку манипуляриев, были так увлечены боем, что даже не оглядывались. И зря!

Сергий подлетел к двум зуховцам, подпрыгивавшим за строем. Ударил кепешем налево наискосок, рубанул направо. «Два – ноль в нашу пользу!..» Гефестай врезался глубже всех – прокалывая спины слугам Зухоса, он отшвыривал труп за спину и вонзал клинок в «очередного». Искандер и вовсе орудовал с обеих рук, но ему достались особо живучие – даже с перерубленной печенкой умудрялись пырнуть мечом. Искандер уворачивался и рубил по второму разу.

Эффект неожиданности сработал – пока зуховцы допетрили, что враг не только спереди, но и сзади, они успели потерять добрый десяток бойцов. А манипулярии, видя такое дело, вдохновились и принялись мочить врага с еще большим энтузиазмом.

Но вот самого главного врага на палубе не было.

Сергий отскочил к борту, и глянул в сторону «Геркулеса» – там шел спектакль на ту же батальную тему. Трирема пробила борт гаулу почти посередине, и манипулярии отжимали слуг Зухоса к носу и корме одновременно. Им пришлось бы туго одним, но на подмогу триреме подошел бау, и добровольцы перескакивали на корму гаула. Зуховцы дрались, не пускали добровольцев, дотягиваясь серпоносными шестами – дорюдрепанами – до снастей бау, раскачивая ассеру – тяжелую деревянную балку с концами, окованными железом. Пару раз ассера задела нос триремы, снесла переднюю мачту-долон и даже проломила «Геркулесу» палубу. Дорюдрепаны доцарапались до штагов и вантов мачты на бау, но та стояла прочно, тогда серпы на шестах пошли терзать человеческие тела – пара добровольцев со страшными ранами тонула, плещась и разбрызгивая мутную розовую воду. Но Зухоса не было видно.

– Может, эта тварь сошла на берег? – предположил Искандер, отступая к борту под натиском троих зуховцев, шустро работавших мечами.

Сергий взмахнул мечом, снося голову ближнему из них, и ответил:

– Да не должен, вроде! Что ему на берегу делать? Ему спешить надо! Буколов строить и на римлян вести! Иначе в Риме догадаются подбросить в Египет подкрепления, и что тогда?

– Орк его знает… – проговорил Тиндарид, уделывая по очереди двух оставшихся вражин.

– Па-аберегись! – послышался веселый бас Гефестая.

Великан подхватил на руки тяжелую ассеру, и ударил в спину зуховцам, как тараном. С мокрым хрустом изломился чей-то позвоночник. Еще один слуга обернулся, замахиваясь мечом, и лишился левых ребер. Меч он уронил, и рухнул сам – видать, обломки костей проткнули сердце.

– Ух! – выдохнул Гефестай, и повел ассеру в замах. Развернуться на палубе было сложно, мачта мешала, но и малый радиус позволил набрать инерцию – ассера тяжело и мощно ударила по зуховцам, как дубина, сшибая и ломая людские тела. И тут строй слуг прорвали манипулярии.

– Ноги! – крикнул Гефестай, и бросил ассеру на загудевшую палубу.

– Сергий! – крикнул Эдик. – Тут к тебе!

Лобанов удивленно обернулся. Эдик махал ему с левого борта. Сергий подошел, не выпуская кепеша из рук, и перегнулся вниз. У борта гаула качалась тяжелая лодка иму. На веслах сидел десяток крепких парнюг виду самого криминального, а на корме, застланной кипой ковров, восседал старик в черном. Завидев Сергия, он легко поднялся и ухватился за натянутый штаг, удерживающий мачту иму.

– Это ты – Сергий Роксолан? – спросил он звучным голосом.

– Он самый! – кивнул Лобанов. – С кем имею честь?

– Меня зовут Йосеф бар Шимон! Неферит знает… Признаюсь, не утерпел, захотел глянуть, чем тут у вас дело кончится! – он оглядел гаул. – Все уже?

Сергий оглянулся – манипулярии приканчивали последних зуховцев. Пленных не брали – никто не сдавался, зомбированные люди рады были живот за хозяина положить, как самые преданные собаки.

– Все! – сказал Лобанов. – Только Зухоса я что-то не заметил…

– Зухос бежал! – громко проговорил Йосеф. – Отвел всем глаза, и бежал!

– Мне глаза не отведешь! – сказал Сергий с досадой: «Упустил!». – Куда эта сволочь побежала?!

– Думаю, в Лабиринт, – спокойно предположил Йосеф, – там его родные места… И даже знаю, за чем… За оружием! Ведь это он потерял.

Сергий завертел головой, высматривая триерарха.

– Не советую устраивать погоню! – отсоветовал Йосеф.

– Это еще почему? – нахмурился Лобанов.

– Ни к чему! Зухоса вы все равно не догоните, и не сможете поймать. Я ж говорю – там его родина, он знает все каналы и протоки, все тропы. Встречать Зухоса надо не там, куда он ушел, а там, куда он непременно придет.

– А-а… – дошло до Сергия. – В Буколии?!

– Конечно! Тем более что Неферит жила там, и знает дорогу!

– Спасибо за подсказку! – усмехнулся Роксолан. – Так что мне, больше уже не считать вас… тебя соучастником Зухоса?

Йосеф бар Шимон осклабился, блестя белыми зубами.

– Это была сделка, – сказал он, – ничего личного. Теперь у меня нет перед Зухосом обязательств, и я желаю ему скорой, но не быстрой смерти.

Зухос впервые за долгие годы владычества над людьми испытывал страх – противный, липкий, обессиливающий страх. А тогда, на палубе гаула, он и вовсе впал в постыдную панику. Срам-то какой… Появились эти проклятые триремы, уже без мачт, готовые к бою, и он испугался. Но несильно, ибо знал свою мощь. Две триремы? Пустое, пустое… Вот подойдут поближе – узнают силу его гнева!

Триремы приближались, вырастая на глазах, уже каждое весло стало различимо… Тут-то он и почувствовал мгновенный зуд в голове – на борту триремы находился кто-то, обладавший могучей лемой. Зухос тогда растерялся, подумал даже: а не гуру ли это? Но что делать старику на Ниле?! Норбу Римпоче никогда в жизни не покидал своих любимых Гималаев…

Триремы продвинулись еще дальше, и снова кто-то пощекотал у него в голове. И не однажды!

Это Сергий Роксолан, понял Зухос. Обладая зоркими глазами, он разглядел своего врага на верхней площадке туриты. Он!

Было мгновение, когда Зухоса одолело страстное желание сдаться. Но он задавил его в зародыше. Слепая ярость разворачивалась в нем. Как?! Опять все бросать?! И когда! И где! У самой Буколии! Еще немного, и гаулы нырнули бы в лабиринт проток, нарезавших Дельту… Лабиринт!

Эта мысль молнией осветила черный туман отчаяния, и Зухос бросился к иму, что болталась на веревке за кормой гаула «Дагон». За весла сели самые надежные, испытанные – Торнай, Икеда, Небсехт, Хойте… Прочих Зухос сдал – пусть задержат врага.

Шмыгнув мимо стен Мемфиса и поднявшись еще на семь схенов по реке, иму Зухоса свернул в канал Хунт, пересекавший цепь Ливийских гор. Рабы фараона Аменемхета Третьего прорыли Хунт до озера Мер-уэр, которое эллины называли Меридским. Думали, смертные, что «Мер-уэр» – это имя царя!