Один лишний труп (Хроники брата Кадфаэля - 2) - Эллис Питерс

Приор Роберт захватил с собой свою тень, неизменного прихлебателя брата Жерома. Вот уж кто будет неутомимо и угодливо подавать салфетки, кувшины да чашу для омовения пальцев на протяжении всего вечера. От брата Кадфаэля, мысли которого витали где-то далеко, едва ли приходилось ожидать подобного усердия. Кадфаэль давно терпеть не мог Жерома, разумеется, в той степени, в какой вообще мог позволить себе испытывать недобрые чувства к ближнему, но что поделать - болезненно-бледную тонзуру Жерома Кадфаэль на дух не переносил. Впрочем, неприязнь была обоюдной.

Улицы города выглядели празднично, быть может, не столько в честь короля, сколько оттого, что горожане знали: вскоре высокий гость уберется восвояси. Однако важны, как известно, не мотивы, а результаты. Эдрик Флешер вышел из своей лавки на главную улицу - поглазеть на направлявшихся в замок королевских гостей, и брат Кадфаэль, встретившись с ним взглядом, едва заметно подмигнул ему, как бы давая понять, что им будет о чем поговорить, но это можно сделать попозже, ибо все идет как по маслу и спешить некуда. Ответом была широкая довольная ухмылка и приветственно поднятая столь же широкая ладонь: несомненно, мясник его понял. Петронилла, конечно, поплачет из-за разлуки со своей козочкой, но и она будет рада тому, что девочке уже не угрожает опасность и ее сопровождает надежный друг. "Надо будет зайти к ней не откладывая, - подумал монах, - сразу же, как исполню этот, последний долг".

У городских ворот Кадфаэль заметил слепого старика, сидевшего чуть ли не с горделивым видом - на нем были добротные штаны, некогда принадлежавшие Жилю Сиварду, и даже руку за милостыней он протягивал жестом, исполненным достоинства. На перекрестке монаху попалась маленькая старушонка, державшая за руку своего слабоумного внука с отвисшей губой. Чудесная коричневая туника пришлась ему впору, и вид у него был чрезвычайно довольный. "О Элин, - подумал Кадфаэль, - тебе стоило бы самой заняться раздачей милостыни, чтобы убедиться в том, что это дарит нечто большее, чем возможность утолить голод и прикрыть наготу!"

По краям мощеной дороги, которая вела от главной улицы к воротам замка, расположились нищие, перебравшиеся сюда от королевского лагеря - в надежде на то, что только что прибывший королевский юстициарий - епископ Роберт из Солсбери - привез с собой немало важных и состоятельных клириков, а стало быть, можно рассчитывать на щедрое подаяние.

Под прикрытием надвратной башни притулилась маленькая тележка калеки Осберна. Устроился он удобно и мог просить милостыню, не двигаясь с места. Деревянные башмаки, который увечный надевал на свои мозолистые руки, сейчас покоились на тележке поверх свернутого черного плаща, согревавшего его по ночам. Плащ был сложен так, что бронзовая шейная застежка гордо красовалась на виду. На черном фоне выделялся символ вечности - дракон, кусающий себя за хвост.

Кадфаэль задержался, пока остальные проходили в ворота, и остановился, чтобы перемолвиться с калекой парой слов.

- Как поживаешь? Помню, последний раз я видел тебя у сторожевого поста королевского лагеря. Вижу, ты приглядел себе местечко получше.

- Я тебя тоже помню, - отозвался Осберн, поднимая на монаха чистые, ясные глаза, странно выглядевшие на его изможденном, сморщенном лице. - Ты тот самый брат, что пожертвовал мне этот плащ.

- Сослужил ли он тебе добрую службу?

- Воистину так, и я непрестанно молюсь за добрую леди, как ты просил. Но, брат, кое-что не дает мне покоя. Само собой, что человек, который носил этот плащ, мертв - это верно?

- Да, - ответил Кадфаэль, - но это не должно тебя тревожить. Леди, которая пожертвовала тебе этот плащ, его сестра. Поверь мне, это благословенный дар, пользуйся им спокойно.

Кадфаэль собрался было идти дальше, но рука нищего торопливо ухватилась за полу его рясы, и Осберн воззвал к нему умоляющим голосом:

- Постой, брат, я боюсь, что на мне есть вина, и это тяготит меня. Я видел человека, на котором был этот плащ, я видел его живого, как сейчас вижу тебя...

- Ты видел его? - вырвалось у Кадфаэля на одном дыхании.

- Да, это было ночью, я весь продрог и подумал про себя: вот бы добрый Боженька послал мне такой плащ, чтобы согреться. Брат, мысль - это ведь та же молитва! И вот не прошло и трех дней, как Господь и впрямь послал мне плащ, этот самый плащ. Ты дал мне его. Как могу я носить его спокойно? Тот юноша подал мне серебряную монету и попросил помолиться за него на следующий день. Я так и сделал, но что, если одна моя молитва свела на нет силу другой? Что, если я своей мольбой сгубил человека, чтобы заполучить плащ?

Кадфаэль воззрился на убогого, онемев от изумления, чувствуя, как холодок пробегает по его спине. Он понял, что этот человек в здравом уме и отдает себе отчет в том, что говорит, а его душевная боль искренна и неподдельна.

- Выкинь такие мысли из головы, приятель, - твердо заявил Кадфаэль, сочтя своим долгом утешить калеку, - только дьявол мог нашептать их тебе. Если Господь послал тебе вещь, о которой ты его просил, то сделал это затем, чтобы даже из великого зла, к которому ты никоим образом не причастен, могла проистечь крупица добра. Твои молитвы за прежнего владельца плаща теперь помогают его душе. Этот молодой человек был сподвижником Фиц Аллана, одним из тех защитников замка, которых казнили по приказу короля. Тебе нечего бояться: ты не виноват в его смерти, и никак не мог бы его спасти.

Осберн как будто успокоился и лицо его просветлело, но тем не менее он недоуменно покачал головой:

- Человек Фиц Аллана? Но как же это могло быть - ведь я сам, своими глазами видел, как он заходил в королевский лагерь.

- Ты уверен, что видел именно его? Почему ты думаешь, что это именно тот плащ?

- Да по застежке у горла, вот почему. Я отчетливо разглядел ее в свете костра, когда он подал мне монету.

Сомневаться не приходилось - калека не мог ошибиться. Трудно было предположить, что ему могла случайно встретиться вторая точно такая же застежка, и к тому же пряжку с этим рисунком Кадфаэль сам видел на поясе Жиля Сиварда.

- Расскажи мне, - ласково попросил монах, - когда ты видел его? Как вообще это случилось?

- Это было в ночь перед штурмом, около полуночи. Я пристроился неподалеку от сторожевого поста, поближе к костру, и тут он появился из кустов. Он не открыто пришел, а подобрался крадучись, словно тень. Выпрямился, только когда его стража окликнула, и попросил, чтобы его отвели к офицеру, дескать, ему нужно что-то сообщить, что выгодно для короля. Лица он не открывал, но по голосу было ясно, что он молод и что ему страшновато. А кто бы не боялся на его месте? Стража увела его, а потом я видел, как он вернулся и его выпустили из лагеря. Он еще сказал им, что получил приказ воротиться, чтобы не возникло подозрений. Это все, что я расслышал. Но он уже приободрился и не был так напуган, а когда я попросил у него милостыни, подал монету и велел помолиться за него. "Помолись за меня завтра", - так он сказал, а на следующий день, представь себе, умер! В чем я точно уверен, так это в том, что смерти он не ждал.