Вишневый самурай - Дмитрий Самохин

По стенам висели татуировки-репродукции картин — традиционные сюжеты и оригинальные разработки. Вот дракон вцепился в свой хвост, изогнувшись кольцом… Вот портрет государя императора при полном иконостасе государственных и международных орденов… Вот фантастические цветы, сплетающиеся в галлюциногенном сне на феерической полянке… А вот огромный крест на Голгофе с хрупкой фигуркой распятого человека, застывшего в пароксизме боли. Возле креста столпились свинообразные римляне, опиравшиеся на копья. Их взгляды были устремлены на жертву: грубые, преисполненные удовольствия от чужой боли лица, казалось, ловили каждый вздох, каждую судорогу мученика. Картина поражала. В ней чувствовалась рука мастера. В остальном же — типичная студия татуировок.

Я достал сотовый и опять набрал номер. За приоткрытой дверью, ведущей в служебные помещения, заплакал телефон и умолк. Кто-то попытался снять трубку. Я показал Кубинцу направление и, изготовив револьвер, осторожно двинулся вперед.

За тату-студией имелась вторая, где делались особо пикантные татуировки в интимных местах. Хотите обнаженную женщину? Не проблема! Только вам не изобразят ее на открытых участках тела, поскольку это запрещено законом о нравственности, а сделают в таком месте, которое если и обнажается, то лишь на пляже.

Третье помещение больше напоминало операционную. По всей видимости, именно здесь и практиковал Гавриил Роже ибн… Огромный стол. Квадратные шкафы с приспособлениями и со множеством лампочек. Хирургический инструмент в тазике. Халаты, сваленные в угол…

Я аккуратно обогнул стол, стараясь ничего не задеть, и ступил в следующее помещение, служившее комнатой отдыха. Здесь все было перевернуто: скособоченный диван, телевизор с дырой вместо кинескопа, кухонный комбайн на полу… Из стены торчат нож. А вот и телефонный аппарат со сдернутой трубкой. Возле валявшейся на полу трубки — безжизненная рука, принадлежавшая телу, которое скрывал диван.

Я осторожно приблизился и обнаружил человека в легкой летней рубашке с короткими рукавами, в белых хлопчатобумажных брюках и в сверкающих туфлях. Голова его была откинута в сторону. Губы шевелились, а глаза затянула пленка полузабытья. В груди красовалось входное отверстие от пули. Тонкая струйка крови тянулась к полу.

— Осмотри тут все, — попросил я Гонзу.

Кубинец кивнул и двинулся дальше.

Я убрал револьвер в кобуру и встал на колени над телом. Повернул лицо раненого к себе, нащупал диванную подушку и подложил ее под голову. Веки несколько раз судорожно дернулись, и человек пришел в себя.

— Помогите… — прошептал он.

— Мужик, держись, обязательно поможем! — пообещал я, вытаскивая сотовый.

Набрал номер «скорой». Как обычно, было занято. Минут пять я тщетно повторял вызов, все время слыша в ответ короткие гудки. Когда уже стал подумывать о том, что быстрее и надежнее отвезти пострадавшего в больницу самому, трубку подняли. Продиктовав адрес и сообщив об огнестреле, я поторопил врачей. Невежливый женский голос буркнул в ответ что-то невразумительное. Полицию вызывать не стал — об этом позаботятся врачи. Слово «огнестрел» производит на них волшебное действие.

Спрятав трубку, я склонился над раненым. Выглядел он неважнецки. Было ясно: если врачи не поторопятся и не приедут в ближайшие полчаса, человеку вряд ли уже сможет кто-то помочь.

— Вы Гавриил Роже ибн…

Окончание сценического имени я не помнил, поэтому тактично умолк.

Умирающий кивнул. Стало быть, это и есть искомый хирург. Только вот он явно не в состоянии дать показания и нарисовать новое лицо Троя Епифанова. Вариант накрылся. Если Гавриил и выживет, то информацию мы получим с таким опозданием, что вероятность пребывания Троя в Петрополисе сравнится с нулем.

За моей спиной раздались шаги и голос Гонзы Кубинца:

— Пусто, как в раю.

— Я вызвал «скорую», так что с минуты на минуту можно ожидать нашествия, — сообщил я.

— Как он? — поинтересовался Кубинец

— Плохо… — кратко диагностировал я хирурга.

Вытащил бумажник, вынул из него фотографию, которую раздобыла София, и сунул ее под нос Гавриилу Роже.

— Посмотри! — потребовал я. — Тебе знаком этот человек?

Гавриил устало приоткрыл глаза, попытался сфокусировать взгляд на снимке. Губы его задрожали:

— Это… он.

— Кто? — настойчиво спросил я. Но Гавриил больше не мог говорить. Из его горла неслись лишь хрипы.

— Вы меняли этому человеку лицо? — спросил я с нажимом.

Гавриил кивнул.

— Он стрелял в вас? Опять утвердительный кивок. Я оставил умирающего в покое. Спрятал фотографию и поднялся с колен.

— Будем ждать полицию? — спросил Гонза.

— Зачем? — удивился я. — Ты мечтаешь провести остаток дня в полицейском участке? Надо отступить, пока не замели.

Я направился к разбитой витрине. Однако мы опоздали. Над Комендантским каналом выли полицейские сирены. Катера высадили группу захвата и следователей. «Скорую помощь» представлял наряд медиков с носилками.

— Здесь должен быть черный ход! — напомнил мне Кубинец.

Мы бросились обратно, миновали хирургическую, комнату отдыха с Гавриилом Роже, попали в короткий коридор, закончившийся запертой на металлический засов дверью. За ней был глухой подъезд. Вместо того чтобы броситься на улицу, мы побежали на чердак. Миновав без приключений несколько лестничных клеток, вышли из другого крыла здания.

Полиция была внутри тату-студии, когда мы с деловым видом, оживленно разговаривая, приблизились к «Икару» и поднялись без проблем на борт (стоявший возле полицейских катеров дежурный с автоматом Калашникова на плече никак не отреагировал на наше появление). Я завел мотор и плавно отчалил.

Выбрал в бортовом компьютере проложенный для автопилота курс на канал Беринга, запустил его и оторвался от штурвала. Прошествовал к бару, достал чистый бокал, нацедил себе пива из бутылки и жадно пригубил.

— Его Трои убрал? — уточнил Кубинец. Я кивнул.

— Он всегда на полшага опережает нас! — с досадой покачал головой Гонза.

— Ничего. Мы ему ловушку устроим. Обязательно вляпается! — пообещал я.

— Он теперь настороже. Ловушку нюхом учует! — засомневался Кубинец.

— Нашу не учует, — сказал я, припадая к бокалу.

ГЛАВА 52

По возвращении домой первым делом я позвонил Григорию Леснику. В полицейском управлении его не оказалось. Закинул удочку к нему домой — безрезультатно. Тогда попробовал дотянуться до мобильника.

Сначала никто не отвечал, но терпение мое было вознаграждено, и я услышал инспектора. Он был чем-то недоволен, разговаривал на два фронта и явно куда-то торопился. Слышался уличный шум. Я пригласил его на семь часов вечера к себе в гости. Он коротко произнес: «Буду!» — и отключился.

Второй звонок я сделал в особняк Епифановых. Трубку подняла София. Разговаривать с ней было куда удобнее и приятней, чем с дворецким или с кем-то из слуг. Попросил ее привезти к семи вечера Хлою Епифанову на канал Беринга. София сомневалась в результате. Сказала, что попытаться-то она попытается, но положительный исход не обещает.

Тогда я подкинул Софии приманку, на которую Хлоя должна была среагировать: мое обещание открыть имя убийцы, повинного в разрушении ее семьи. Химера оживилась и согласилась, что при таком условии Хлоя приедет наверняка. Заручившись поддержкой своей подруги, я повесил трубку и отправился на кухню, где застал Гонзу Кубинца за дегустацией творога и молока. Гонза ухмыльнулся, завидев меня, и поднял приветственно бокал.

Я сообщил Табачнику, что вечером на наш особняк ожидается нападение голодных гостей. Он нахмурился и поинтересовался, чем их подкормить. Пожав плечами, я предложил что-нибудь легкое, ненавязчивое… Табачник пообещал подумать.

Остаток дня Ян усиленно колдовал на кухне, никого не допуская в свое царство. Кубинец пару раз пытался сунуться, но его с позором изгнали, пообещав лишить ужина. Гонза присмирел и более не рисковал.

Без двенадцати минут семь во входную дверь позвонили. Я отправился открывать. Взглянув в глазок, обнаружил Григория Лесника. Инспектор был облачен в штатское: кто в такую жару выдюжит фирменный китель?

— Что, Туровский, стряслось? — спросил он с порога.

— Собираюсь устроить военный совет с раскрытием некоторых тайн! — доложил я, проводя Лесника в гостевой кабинет, где мы и расположились в ожидании Хлои Епифановой. Как ни пытал меня Лесник, я не сообщил ему, зачем устроил званый ужин.

Хлоя и София опоздали на двадцать минут. В жизни своей не встречал еще ни одной пунктуальной женщины! Наверное, таких просто не производит природа…

Кубинец сходил на кухню и, возвратившись, возвестил, что Табачник приглашает всех откушать.

Гости долго отказывались, но все же последовали за мной и Кубинцем, когда мы оба дезертировали из гостевого кабинета.