Гора Дракона - Дуглас Престон

Де Вака напечатала команды, и чипы ПЗС зафиксировали изображение с шестнадцати разных позиций.

— Серия завершена, — доложила ассистентка.

— Давай перепишем данные на центральный компьютер.

Управляющий компьютер начал загружать дифракционные снимки в сеть компании, откуда они переправлялись по защищенной линии со скоростью сто десять тысяч бит в секунду на суперкомпьютер «Джин-Дайн» в Бостоне. Все задачи «Маунт-Дрэгон» имели высокий приоритет, и центральный процессор тут же начал строить трехмерную модель рентгеновской дифракционной решетки молекулы Х-гриппа. В течение одной с лишним минуты те, кто поздно работал в офисе компании, обратили внимание на явное замедление в работе суперкомпьютера, пока тот производил несколько триллионов операций, после чего результат был отправлен в «Маунт-Дрэгон», где изображение появилось на мониторе дифракционной рабочей станции.

Наконец Карсон и де Вака увидели изумительно красивый образ, состоящий из множества ярких разноцветных сфер: сияющая радуга сочного пурпура, красный, оранжевый и желтый цвета — молекула протеина, составляющая оболочку вируса.

— Вот и готово, — сказал Карсон, глядя через плечо де Ваки на монитор.

— Причина ужасных страданий и смерти, — послышался голос де Ваки в его наушниках. — А выглядит так красиво.

Ученый некоторое время продолжал завороженно смотреть на картинку. Потом он выпрямился.

— Давай очистим второй образец при помощи фильтрационного процесса ГЭФ. Приближается время дезинфекции, и мы должны через час или два покинуть отсек. Потом вернемся и посмотрим, изменилась ли молекула.

— Удачи тебе, — проворчала де Вака. — Впрочем, я слишком устала, чтобы спорить. Пойдем.

К тому моменту, когда отфильтрованная молекула Х-гриппа появилась на экране компьютера, в пустыне, находившейся пятьюдесятью футами выше, уже начинался рассвет. И вновь Карсон восхитился красотой модели, хотя за ее сюрреалистической привлекательностью стояла смерть.

— А теперь давай сравним два снимка, — предложил он.

Де Вака разделила экран пополам, вызвала из памяти компьютера образ неизмененной молекулы Х-гриппа и расположила его рядом с изображением молекулы, прошедшей фильтрацию.

— По-моему, они выглядят совершенно одинаково, — заметила ассистентка.

— Поверни обе на девяносто градусов относительно оси X.

— Никакой разницы, — сказала де Вака.

— А теперь на девяносто градусов по оси Y.

Они молча наблюдали за вращающимися на экране изображениями. Неожиданно тишина стала напряженной.

— Madre de Dios, — выдохнула женщина.

— Посмотри, как развернулись третичные складки отфильтрованной молекулы! — возбужденно сказал Карсон. — Слабые связи серы, идущие вдоль края, окончательно отсоединились.

— Та же молекула, тот же химический состав, но разная форма, — ответила ассистентка. — Ты оказался прав.

— Неужели? — сказал ученый, с улыбкой посмотрев на де Ваку.

— Ладно, carbon, на этот раз ты одержал победу.

— Именно форма молекулы протеина все меняет. — Карсон отошел от дифракционной машины. — Теперь мы знаем, почему Х-грипп продолжает давать смертельные мутации. В самом конце, перед реальным тестом, мы неизменно очищали раствор при помощи ГЭФ-процесса — в результате у нас раз за разом получались изменения.

— Во всем виновата исходная схема фильтрации Барта, — ответила ассистентка. — Вся работа была обречена с самого начала.

Карсон кивнул.

— Но никому, в том числе и самому Барту, не пришло в голову, что проблема может заключаться в самом процессе. Прежде он не доставлял никаких проблем. Выяснилось, что все это время мы ломились не в ту дверь. Сплайсинг и все остальное были верными. С тем же успехом можно перебирать осколки двигателя разбившегося самолета, пытаясь найти причину катастрофы, когда на самом деле во всем виноват диспетчер, выдавший неверное направление полета.

Ученый устало оперся на шкаф. Он начал понимать, что означало их сегодняшнее открытие, и его обдало жаром.

— Проклятье, Сюзанна, — выдохнул он. — Наконец-то мы сумели решить проблему! Теперь остается лишь изменить процесс фильтрации. Конечно, это может занять некоторое время, но мы знаем, кто виновник всех неудач. Х-грипп будет как новенький.

Он уже представлял себе выражение лица Скоупса. Ассистентка молчала.

— Ты со мной согласна? — нетерпеливо спросил Карсон.

— Да, — ответила де Вака.

— Так в чем же дело? Почему у тебя такое мрачное лицо?

Она пристально посмотрела на Карсона.

— Мы выяснили, что процесс фильтрации привел к мутации протеиновой оболочки Х-гриппа. Черт возьми, мне бы очень хотелось знать, какое влияние он мог оказать на неокровь?

Карсон с недоумением посмотрел на нее.

— Сюзанна, а кого это интересует?

— И ты еще спрашиваешь? — вспыхнула де Вака. — Неокровь может быть дьявольски опасной!

— Но у нас нет никаких оснований так думать. Нам известно лишь, что процесс фильтрации привел к изменению молекулы вируса. И мы не знаем, нужна ли такая же степень чистоты для гемоглобина, как для Х-гриппа.

— Тебе легко так говорить, саrbon. В твои вены не попала неокровь.

Карсон постарался сдержать гнев. Эта женщина намерена испортить величайший триумф его жизни.

— Сюзанна, задумайся хотя бы на минуту. Барт тестировал неокровь на себе и выжил. У КК проверяет препарат уже несколько месяцев. Если бы кто-то заболел, мы бы об этом услышали. И у Тиса была бы информация на этот счет. Можешь не сомневаться, власти тут же наложили бы на неокровь запрет.

— Никто не заболел? Тогда скажи мне, где сейчас Барт? В проклятой больнице, вот где он теперь!

— Нервный срыв случился с ним намного позже того, как он ввел себе неокровь.

— Возможно, какая-то связь существует. Может быть, препарат расщепляется после долгого пребывания в теле человека или есть какие-то другие причины. — Она с вызовом посмотрела на него. — Я хочу знать, какое влияние оказывает фильтрация на неокровь.

Ученый тяжело вздохнул.

— Послушай, сейчас семь тридцать утра. Мы только что совершили один из величайших прорывов в истории «Джин-Дайн». И я едва держусь на ногах. Сначала я намерен сообщить о нашем открытии Сингеру. Затем я приму горячий душ и отправлюсь на заслуженный отдых.

— Отправляйся за своей золотой звездой, — резко ответила ассистентка. — А я останусь здесь и завершу начатое.

Она выключила машину, резким движением отсоединила кислородный шланг защитного костюма, повернулась к мужчине спиной и решительно вышла в коридор. Карсон посмотрел ей вслед и услышал в интеркоме голоса коллег, сообщавших о своем появлении в лаборатории. Начинался рабочий день. Ученый чувствовал страшную усталость. Пусть де Вака возится с неокровью, сколько пожелает. А он намерен принести хорошую новость.

Карсон вышел наружу, с наслаждением вдыхая прохладный утренний воздух. Он ощущал не только усталость, но и возбуждение. Ученый знал, что впереди его ждут новые препятствия. Тем не менее он вышел на финишную прямую.

Он вернулся в административное здание и легко взбежал по лестнице. В дальнем конце коридора он видел распахнутую дверь кабинета Сингера; яркий свет отражался от белых поверхностей.

Карсон вошел и увидел, что директор сидит возле камина. Перед Сингером, спиной к Карсону, стоял мужчина с волосами, собранными в хвост, и в шляпе для сафари.

Директор поднял голову.

— А, Ги. У нас с мистером Наем срочное совещание.

Карсон шагнул вперед.

— Джон, есть нечто, о чем вы…

Начальник охраны резко повернулся к нему и нетерпеливо взмахнул рукой.

Сингер наклонился над кофейным столиком и поправил журнал.

— Пожалуйста, Ги, лучше в другой раз.

— Доктор Сингер, это очень важно.

Директор вновь посмотрел на Карсона, и на его лице появилось недоуменное выражение. Ученый с удивлением обнаружил, что глаза Сингера покраснели и вообще он выглядит плохо. Казалось, директор его не услышал; он молча взял со стола малахитовое яйцо и начал вертеть его в руках.

Най скрестил руки на груди и мрачно посмотрел на Карсона.

— Ну и что же, черт подери, такого важного произошло? — спросил он.

Карсон смотрел, как Сингер тщательно устанавливает яйцо на прежнее место. Затем его руки стали методично поправлять все стоящие на столе предметы.

— Карсон? — резко сказал Най.

Директор посмотрел на посетителя так, словно только сейчас вспомнил о его присутствии. Его глаза слезились.

И в памяти Карсона вдруг возникли другие образы. Привычка Брэндон-Смит постоянно потирать ладонями бедра. Всегда аккуратно расставленные безделушки у нее на столе. И Вандервэгон, методично поправлявший приборы на скатерти в тот вечер, перед тем как он выколол себе глаз.