Менялы - Артур Хейли

– Ну, – повторил Уэйнрайт, – что тебе нужно?

– Я пришел узнать, не сможете ли вы мне помочь?

– А зачем я должен тебе помогать?

Молодой человек поколебался, затем, по-прежнему волнуясь, произнес:

– Я знаю, что вы меня подловили с этим первым признанием. В ночь, когда меня арестовали. Мой адвокат сказал, что это было незаконно и не могло быть использовано в суде. Вы это знали. Но вы мне слова не сказали, что то признание незаконное, и я подписал второе для ФБР, не зная, что они отличаются друг от друга…

Глаза Уэйнрайта подозрительно сузились.

– Перед тем как я на это отвечу, я хочу кое-что знать. У тебя с собой есть записывающее устройство?

– Нет.

– Почему я должен тебе верить?

Майлз пожал плечами, затем сложил руки на затылке, как научился делать во время обысков в тюрьме.

Мгновение казалось, что Уэйнрайт не станет обыскивать, затем он быстро и профессионально все же обшарил его. Майлз опустил руки.

– Я стреляный воробей, – сказал Уэйнрайт. – Такие ребята, как ты, думают, что они умные и могут подловить кого угодно, а потом начать процесс. Так ты что же, тюремный адвокат?

– Нет. Я выяснил только про признание.

– Ну хорошо, раз ты заговорил об этом, я тебе расскажу. Конечно, я знал, что юридической значимости это признание иметь не будет. Конечно, я тебя подловил. И добавлю. При тех же обстоятельствах я снова так поступлю. Ты же был виноват, верно? Ты собирался посадить за решетку девушку, Нуньес. Так кто из нас поступил лучше?

– Я просто думал…

– Я не знаю, что ты думал. Ты думал, что вернешься, моя совесть не выдержит и я помогу тебе осуществить какой-нибудь планчик или что ты там задумал. Ну, так все это не вышло, и я не попался. Майлз Истин промямлил:

– Не было у меня никакого планчика. Я прошу прощения, что пришел.

– Что тебе нужно?

Воцарилось молчание, в течение которого оба пристально смотрели друг на друга. Затем Майлз сказал:

– Работу.

– Здесь? Ты с ума сошел.

– Почему? Я буду самым честным работником в истории банка.

– До тех пор, пока кто-нибудь не надавит на тебя, чтобы ты снова украл.

– Этого не произойдет! – На мгновение вернулся былой Майлз Истин. – Да неужели вы, неужели никто не поверит, что я чему-то научился? Понял, что случается, если воруешь. Понял, что никогда больше не буду этого делать. Неужели вы думаете, что я не стану сопротивляться любому искушению, зная, что за это могу снова попасть в тюрьму?

– Чему я поверю или не поверю, – буркнул Уэйнрайт, – несущественно. У банка есть свои правила. Одно из них – не принимать на работу людей с судимостью. Тут я ничего не мог бы поделать, даже если б захотел.

– Но вы могли бы попробовать. Есть ведь такая работа, где судимость не имеет значения, где невозможно быть нечестным. Не мог бы я получить такую работу?

– Нет. – Но тут вмешалось любопытство. – Почему ты так настойчиво хочешь вернуться?

– Потому что я не могу найти никакой работы, вообще ничего, даже попробовать не дают – нигде. – Голос Майлза задрожал. – И потому что я голоден.

– Ты – что?

– Мистер Уэйнрайт, прошло три недели с тех пор, как меня отпустили на поруки. Больше недели назад у меня кончились деньги. Три дня я не ел. Я, можно сказать, в отчаянии. – Дрожащий голос стал надламываться. – Прийти сюда.., увидеть вас, хотя я и догадывался, что вы скажете.., было последней…

Уэйнрайт слушал, и лицо его постепенно становилось менее жестким.

Он указал на стул в противоположном конце комнаты:

– Сядь.

Он вышел из кабинета и дал секретарше пять долларов.

– Сходите в кафетерий, – велел он. – Купите два сандвича с ростбифом и пинту молока.

Когда он вернулся, Майлз, ссутулясь, с тупым выражением лица сидел там, где ему было сказано.

– Чиновник, оформлявший тебя на поруки, ничем не помог?

– У него, как он сказал мне, целая куча таких, как я, – с горечью произнес Майлз. – Сто семьдесят пять отпущенных на поруки. Ему нужно с каждым раз в месяц встретиться, и чем он может помочь? Работы нет. Он только делает предостережения.

Уэйнрайт по опыту знал, какие бывают предостережения: не общаться с другими уголовниками, с которыми Майлз мог познакомиться в тюрьме; не посещать известных притонов, где встречаются уголовники. И то и другое, если попадешься на глаза властям, означало прямую дорогу назад в тюрьму. Но на практике эти правила были столь же эфемерными, как и архаичными. Все поворачивались спиной к заключенному без средств к существованию, поэтому объединение с такими же, как он, зачастую было единственным способом выживания. Этим же объяснялся и высокий уровень рецидивизма среди бывших уголовников.

– Ты правда искал работу? – поинтересовался Уэйнрайт.

– Всюду, где мне только приходило в голову. И я не был привередлив.

После трех недель поисков Майлз наконец нашел место подсобного рабочего на кухне в третьесортном, набитом народом итальянском ресторане. Место было свободным, и владелец, печальный, хилый человек, намеревался нанять его. Но когда Майлз рассказал ему о судимости, а он знал, что обязан это сделать, он заметил, как тот бросил взгляд на стоявшую рядом кассу. Но и тогда владелец ресторана не сразу отказал, зато его жена, солдат в юбке, заявила:

– Нет! Мы не можем рисковать.

Никакие уговоры ни к чему не привели. Повсюду, как только становилось известно, что он вышел из тюрьмы, работодатели немедленно отказывались от его услуг.

– Если бы я мог что-то для тебя сделать, возможно, я попробовал бы. – Голос Уэйнрайта звучал сейчас гораздо мягче, чем в начале разговора. – Но я ничего не могу. У нас тут ничего нет. Поверь мне.

Майлз мрачно кивнул:

– Да я, пожалуй, знал это.

– Ну и куда же ты теперь пойдешь?

Прежде чем он успел ответить, вернулась секретарша и протянула Уэйнрайту бумажный пакет и сдачу. Когда девушка вышла, он достал оттуда молоко и сандвичи и разложил их на столе, а Майлз смотрел и облизывался.

– Можешь съесть это здесь, если хочешь.

Майлз трясущимися пальцами быстро снял обертку с первого сандвича. Уэйнрайт смотрел, как он молча уплетает за обе щеки еду, и все сомнения о правдивости того, что Майлз голоден, исчезли. Постепенно в голове начальника охраны начала созревать идея.

Наконец Майлз допил молоко из бумажного стакана и вытер губы. От сандвичей и крошки не осталось.

– Ты не ответил на мой вопрос, – сказал Уэйнрайт. – Куда ты теперь пойдешь?

Майлз явно растерялся, затем безжизненным тоном произнес:

– Я не знаю.

– Думаю, знаешь. И думаю, ты лжешь – впервые после того, как пришел сюда. Майлз пожал плечами:

– Какое это имеет значение?

– Вот что я думаю, – сказал Уэйнрайт, не обращая внимания на вопрос Майлза. – До сих пор ты держался подальше от своих тюремных знакомых. Но, ничего не добившись здесь, ты решил отправиться к ним. Решил пойти на риск, а ведь если тебя увидят с кем-нибудь из них, ты снова можешь оказаться за решеткой.

– А что мне ещё остается делать? И если вы все это знаете, зачем же спрашиваете?

– Значит, у тебя все же есть эти контакты.

– Если я скажу «да», – презрительно произнес Истин, – вы, как только я уйду, первым делом позвоните в совет по поруке.

– Нет, – покачал головой Уэйнрайт. – О чем бы мы ни договорились, я обещаю, что не сделаю этого.

– Что значит: «О чем бы мы ни договорились»?

– Кое-что мы могли бы придумать. Если ты готов пойти на риск.

– Какой именно?

– Оставим это на потом. Если понадобится, мы к этому вернемся. Расскажи мне сначала о людях, с которыми ты познакомился в тюрьме и с которыми можешь связаться сейчас. – Чувствуя его настороженность, Уэйнрайт добавил:

– Я даю тебе слово, что не буду использовать – без твоего согласия – ничего из того, что ты мне скажешь.

– Откуда мне знать, что это не уловка, – вы однажды ведь уже подловили меня.

– Тебе этого, конечно, не узнать. Попробуй просто поверить мне. Либо так, либо валяй отсюда и не возвращайся.

Майлз сидел молча и думал, время от времени нервно облизывая губы, как уже делал раньше. Затем вдруг, ничем не показывая, что принял решение, – начал говорить.

Он рассказал о том, как к нему был сделан первый подход в тюрьме Драммонбург из Мафиозного яруса. Сообщение Майлзу Истину, рассказывал он Уэйнрайту, пришло с воли, от ростовщика-акулы Игоря Оминского по прозвищу Русский; в нем говорилось, что он, Истин, «клевый парень», поскольку он не раскрыл ни ростовщика, ни букмекера во время ареста, да и потом тоже. В качестве вознаграждения проценты по долгу Майлза не будут начисляться, пока он сидит в тюрьме.

– Посыльный с Мафиозного яруса сказал, что Оминский остановил счетчик на время моей отсидки.

– Но теперь ты на воле, – заметил Уэйнрайт. – Так что счетчик снова включен.

Майлз заволновался.

– Да, я знаю. – Он понимал это и пытался не думать, пока занимался поисками работы. Он также держался подальше от того места, где, как ему сказали, он мог связаться с ростовщиком-акулой Оминским и остальными. Это оздоровительный клуб «Две семерки», неподалеку от центра города. Ему сообщили об этом за несколько дней до выхода из тюрьмы.